Аромат рябины - Страница 3
– Ты слышал много раз, что браки заключаются на небесах.
– И что? – с легкой угрозой в голосе поинтересовался Алексей.
– Она, якобы твоя любимая – твой обман. Ты заслуживаешь лучшего. Зачем тебе ложь и предательство? Когда я в этом окончательно убедился, я развел вас.
– Но это ты убедился! Ты! Понимаешь? А я за что должен так страдать? Ведь это моя девушка!
– Ты уверен? А может, чужая?
Фигура приподнялась с кровати.
– Куда? – вскрикнул Алексей. – Мы еще не договорили.
– Чего тебе еще? – раздался тихий голос.
И фигура вновь опустилась на место.
– Правду!
– С ней тебе было бы трудно писать свою музыку.
– Ах, вот, значит, как! – закричал Алексей, соскакивая с кровати и угрожающе нависая над сидящей неподвижно фигурой. – И что? Не хочу жить без нее! Не могу писать без любви!
– С ней ты бы в скором времени умер как художник, как творец.
– Ты-то откуда знаешь? – начал он. – Ах, да…
Алексей замолчал, обхватив пальцами бритую голову. Слезы заструились по щекам. Горькие складки исказили красивый рисунок губ.
– Это пройдет, – мягко проговорил голос. – Надо переждать, и твоя психика восстановится. Ты вновь будешь слышать меня и сможешь записывать.
– Зачем мне это без любви? – Он упал на кровать. – Я писал для нее, а вовсе не для тебя, как ты думаешь.
– Хорошо. Ответь мне тогда: что такое гармония?
– О! Я знаю это, – радостно проговорил Алексей и сел прямо, глядя на фигуру. – Это – моя единственная радость. Я слышу ее во всем: в смехе моей любимой, в шорохе ее платья, в шелесте листьев под летним дождем, в звоне тонкой струйки воды из-под крана, в трелях птиц ранним утром… Долго перечислять. Тебе-то это зачем? Ты же сотворил все это и знаешь лучше меня, что такое гармония.
– Да, я – творец. Но ведь и ты стоишь на этом же уровне. Я вложил в твою душу способность слышать и понимать. И ты тоже можешь творить. А это высшее счастье, доступное человеку. Но из-за этой женщины ты можешь предать гармонию, выбирая смерть. Хочешь, покажу?
И Алексей мгновенно увидел любимую, которая стояла нагишом, на четвереньках, а сзади к ней прилип их общий друг. Они оба визжали от животного наслаждения.
– Не-е-е-т! – дико закричал Алексей, тут же закрывая рукой глаза.
– Смотри прямо в сердцевину правды и освободи, наконец, свое сердце от лжи. Зачем так рано выбирать смерть? Смотри!
Фигура встала. Рядом с ней мгновенно возникла другая вполне классического вида: длинный саван с капюшоном, пустые глазницы черепа и блестящая коса, ручку которой придерживали белые кости кистей. Алексей в оцепенении глядел на видение.
– Смотри!
Фигура легко, словно куклу, развернула Смерть спиной к нему. И он увидел цветущую девушку с ясной улыбкой на розовых губах и венком полевых цветов на растрепанных густых волосах.
– И что? – хмуро спросил Алексей, опустив руки на колени и ссутулившись.
– Жизнь и смерть – две половинки одного целого. Зачем же разворачивать смерть к себе лицом, если еще не до конца насладился жизнью?
– Действительно, зачем? – глухо спросил Алексей и невидяще уставился в пол. – Что меня ждет? – после продолжительного молчания поинтересовался он.
– Желание заглянуть в будущее – извечная ловушка, которой следует избегать.
– А все-таки? – упрямо спросил он и пытливо глянул на фигуру напротив.
– А если я скажу, что ты сам создаешь свое будущее именно в эту минуту? А я потом только корректирую.
– Но ведь ты – всемогущ и всезнающ, и все в твоих руках, – ответил он с вызовом. – Ведь ты всегда карал и миловал по своей воле.
– Устарелое представление.
– Да? – спросил Алексей и саркастически усмехнулся, подтягивая на коленях полосатые пижамные брюки. – А кто беспрерывно мучает меня? Знаю я все твои фишки! Сытый и безмятежный ничего не создаст, – с издевкой проговорил он. – Разве это не твои установки? Я родился, и ты дал мне дар, даже не спросив, нужен ли он мне. И чтобы выжать из меня по максимуму, ты давишь меня всю жизнь. Мне тридцать три года, твой пресловутый возраст, а сколько я уже всего перетерпел?! И голод, и нужду, и горе, и бесконечную боль, и предательство. Я уже не говорю о тех страстях, которые разъедают меня изнутри, о тех невероятных взлетах и падениях души. И все это только для того, чтобы мой слух, вернее, слух моей измученной души, приобрел необыкновенную остроту и чувствительность, и я услышал и донес на землю твои песни. Вся моя жизнь подчинена только этой задаче. А я?! Обо мне ты подумал, черт тебя дери!
При этих словах фигура чуть вздрогнула и как бы истончилась.
– Извини, зря я черта при тебе упоминаю, – тихо сказал Алексей. – И у тебя свои проблемы, нам неведомые. – После паузы он продолжил с прежней интонацией вызова: – А я – человек. И хочу обычного человеческого счастья. Тебе это в голову, или что там у тебя, не приходило? Хочу дом, жену, детей, простого счастья и заботы близких. Мне так мало надо! Отпусти меня, освободи от этой пожизненной каторги творчества. Зачем ставить меня, простого смертного, на одну доску с тобой, великим творцом мира? Ты – жесток!
Алексей замолчал, сжав виски ладонями и закрыв глаза. Фигура не двигалась. В комнате было темно. Только тусклый свет фонаря за деревьями бросал причудливые тени через окно на белые стены. Фигура пошевелилась. Тихий голос произнес:
– Я люблю тебя, Алексей, божий человек. И твоя боль – это моя боль. Ты чувствуешь меня сердцем, когда пишешь музыку.
Алексей выпрямился и гневно посмотрел на белый силуэт.
– Надоело мучиться! Хочу избавить себя от страданий и соответственно от тех мелодий, которые рождаются внутри меня, от боли и переизбытка мыслей и эмоций. А ведь это твои мысли и эмоции.
– Это спорный вопрос.
– А ты никогда не думал, что в один прекрасный момент я могу не выдержать и разорваться изнутри?
– Напишешь – облегчишься.
– Благодарю!
Алексей вскочил, по-старомодному щелкнул пятками и резко кивнул. Но растоптанные шлепки соскользнули, и он чуть не вывихнул лодыжки. Вновь опустившись на кровать, зло проговорил:
– Пусть кто-нибудь другой поживет в таком аду. А с меня достаточно!
– Твою музыку можешь написать только ты, – сказал голос.
– Да ладно тебе! Только я?! Не хочу! Не хочу больше! И не буду! И отстань!
В его голосе появились капризные нотки. Алексей соскочил с кровати, отшвырнул шлепки и забегал босиком по узкому пространству от окна к двери и обратно.
– Отстань, слышишь? – нервно вскрикивал он. – Не хочу больше боли! Верни мне ее! Пусть она не любит меня, пусть изменяет! Но пусть будет рядом! Всегда! Слышишь, Господи, всегда! Верни мне ее!
– Пусть все остается, как есть. Ты потом спасибо мне скажешь.
– Не скажу!
Алексей остановился и начал лихорадочно грызть ногти. Потом подбежал к фигуре и замер напротив.
– Я – не твой личный раб! Замолчи! – закричал он.
Потом плюхнулся на кровать и заткнул пальцами уши, продолжая быстро говорить:
– Я вообще еще раз умру! Первый раз не вышло – умру во второй и уже наверняка.
Фигура встала и подошла к нему. Голос спокойно произнес:
– Еще раз: жизнь и смерть – одно целое. Зачем спешить переходить из одного состояния в другое? Всему – свое время.
Но Алексей замотал головой, продолжая зажимать уши.
– Не слышу я тебя. И не говори ничего! Я люблю ее, и она меня любила. И это была моя единственная радость. Что ты можешь в этом понимать? В простом земном счастье? Это и была моя гармония. Понимаешь, в чем фишка? Не твоя и не вселенной, а моя! Только моя личная гармония!
– Ответь мне на один вопрос…
Голос на мгновение замолчал. Алексей опустил руки и поднял голову.
– Почему же тогда она перестала тебе звонить, к тебе приходить и просто исчезла из твоей жизни?
– Да, почему? – оживился он. – Тебе-то лучше знать. Ты же у нас – всевидящий всезнайка.
– Но я же тебе все показал. Повторить?
– Нет! – испуганно ответил Алексей, тут же опуская голову.