Аромат крови - Страница 9
Между тем найти следы или улики горя в облике вдовушки не смог бы и сам Лебедев. Смиренно извинившись и за эту оплошность, Родион спросил, где сейчас Эльвира Ивановна. Любящая матушка издала звук вроде фырканья:
– Следить за ней, что ли? Эля – самостоятельная барышня, взрослая. Я не вмешиваюсь в жизнь дочери.
– Она сейчас дома?
– Что за глупости, ушла давно.
– Когда именно?
– Откуда мне знать? Еще днем. Объясните, наконец, в чем дело?
Не имея разрешения присесть, Ванзаров выбрал кресло как можно ближе к диванчику.
– Клавдия Васильевна, вынужден сообщить вам неприятное известие… Велика вероятность, что ваша дочь убита.
Следовало ожидать испуга, или истерических криков, или хоть слез. Не каждый день матери сообщают, что дочь ее погибла. Однако госпожа Агапова проявила исключительную выдержку. Сбросив ноги на ковер, села прямо и с глубочайшим удивлением переспросила:
– Убита?! Эля?!
– Это можно будет знать наверняка после того, как вы…
– Когда это случилось?
– Сегодня днем. Вам необходимо сейчас поехать…
– Где?
– Нашли на улице мертвой.
– Ее что, пролетка сбила?
– Отчего так решили? – спросил Родион, пытаясь осознать, что происходит: быть может, так выглядит нервный срыв у специфических особ, и это истерика, только холодная?
– Как еще можно погибнуть на улице? Не сосулька же ей на голову упала.
– Нет, не сосулька. Госпожу Агапову зарезали. Извините…
Кажется, извинения были излишни. Клавдия Васильевна погрузилась в раздумья, затем резко вскочила и крикнула:
– Лада, Ляля, идите сюда немедленно!
Появление красивой женщины в лесу, в казарме или в глухом переулке всегда неожиданно. Но в этом храме красоты следовало ожидать чего-то подобного. И все же Ванзаров оплошал. Красоты было в два раза больше. Парочка выплыла как видение, как гений чистой красоты. Как… Ну, хватит бродить в воображении героя, и так слюнки текут.
Дурман сгинул, Родион смог оценить сестер. Барышни были в соку, то есть в буйном цветении прелести двадцатилетних женщин. На детской фотографии схожести куда больше. Теперь, быть может нарочно, они старались подчеркивать различия. Одна носила прическу из локонов, другая – уложила аккуратный каравай. Первая надела изумрудное платье с глубоким вырезом, ее сестра – туалет, в котором смелое декольте манило куда больше атласа небесной лазури. Впрочем, спины обеих наглухо прикрывала ткань. Губки одной имели приятный оттенок розовых лепестков, у другой полыхали ярко-алой зарей. Девушки с интересом рассматривали невежливого гостя.
Опомнившись, Родион подскочил и отвесил глубокий поклон.
– Это господин из полиции, – раздраженно сказала мать их. – Эм-м, как вас?
– Чиж Антон Иванович, – представился Ванзаров, вспомнив фамилию мелкого чиновника сыскной полиции. Наверняка неизвестного хозяевам. Взял псевдоним, так сказать. На всякий случай.
– Господин Чиж говорит, что Эля…
Госпожа Агапова не смогла закончить. Но барышень, кажется, больше интересовало другое.
– Какой милый юный сыщик, – сладко пролепетала Ляля.
– И какие роскошные усы, – согласилась Лада.
– И бледность такая интересная, ему ужасно идет!
– Соблазнительный чижик-пыжик!
– Просто мяу! – сказала Ляля.
– Что, простите? – слегка обалдев, спросил Ванзаров.
– Вы такой аппетитный, просто – ам!
– Да, аппетитный чижик, ам-ам!
Последний раз Родиона называли «аппетитным» в трехлетнем возрасте, когда бабушка в имении пичкала его пирогами, а кухарка не могла нарадоваться, как ребенок уплетает сдобу. Но чтобы солидного чиновника полиции назвали «аппетитным», это, знаете ли… Больше всего удивляло, что безымянные пальчики сестер украшены обручальными кольцами. Куда смотрят мужья, в самом деле? Неужели красота сделала их слепыми? Или приданое все покрывает?
– Девочки, Элю убили, – сказала Клавдия Васильевна.
Девочки переглянулись.
– Неужели? – с интересом спросила Ляля.
– Как забавно, – согласилась Лада.
Все-таки горю в этой семье предаются красиво, если не сказать своеобразно. Однако и прелести надоедают хуже перца. Новый господин Чиж решительно взял дело в мозолистые ладони. Ну, или какие там у него…
– Мы полагаем, что убита Эльвира Ивановна. Необходимо прямо сейчас выехать в 4-й Казанский участок на опознание тела.
Трепетная мать впервые испугалась:
– Ах, нет, я не могу! Слезы и переживания сейчас не ко времени. В субботу конкурс, я должна быть готова. Разве что после…
И, безутешно взмахнув рукавами, попросту удалилась.
Всю строгость полиции Родион обратил на сестер:
– Я настоятельно требую, чтобы кто-то из родственников поехал со мной.
Красотки заметно скисли.
– Морг – это так скучно, – проговорила Ляля.
– Нет, мы испугаемся, цвет лица испортится, – сказала Лада.
Кажется, обе собирались удрать вслед за Клавдией Васильевной. Ну, что тут делать, не за руки же хватать!
Ванзаров изготовился обрушить на хрупкие головки всю силу красноречия, как вдруг из коридора раздался хруст. Без сомнения: в дверях поворачивали ключ. Сестры обменялись немыми вопросами и как по команде передвинулись за чиновника полиции. Вот она, женская натура: чуть грянет гром – сразу в кусты. Даже аппетитный сыщик пригодился.
Жизнь доходного дома по Гагаринской улице бедна на развлечения. Редко когда случится шумное происшествие. Ничто не разнообразит тихое протекание быта. Недостает солидным квартирантам огонька и куража, каких сколько угодно в домах победнее. Не хватает им ярких соседей, всегда готовых веселить пьяным дебошем с разбитыми окнами иль дворовым побоищем с трехэтажными криками. А потому любой шум уже вызывает любопытство.
В середине дня началось нечто странное. Что именно – понять было трудно. Но шуму случилось достаточно. Жильцы третьего этажа с интересом приникли к замочным скважинам, а самые нетерпеливые даже сунули нос в приоткрытые створки.
Возмущение спокойствия произошло за дверью квартиры, в которой жила молодая чета. Все знали, что люди это солидные, имеют достаток, который позволяет супругу не бегать каждый день на службу, а вести разнообразно-интересный образ жизни. Жена его и вовсе производила самое приятное впечатление: девушка строгая, правильная и вежливая. Как говорили: не по годам мудрая. Яростные выкрики под звон посуды казались совершенно невозможными для этого семейства. Однако натуральный скандал гремел, как весенняя гроза в октябре.
Необычное происшествие привлекло интерес. С некоторой опаской соседи выползли на лестничную клетку. Здесь крики стали отчетливей, так что откровенно подслушивать не было нужды. Вникнуть в подробности ссоры не составило труда. Дражайшая супруга обвиняла благоверного со всей яростью женщины, раненной в самое сердце. Голос ее разносился набатом, а противная сторона не подавала явных признаков отпора. Молодого мужа честили разными эпитетами, но повторить рискнем лишь самые мягкие из них, а именно: «грязная свинья», «похотливый кобель» и «классический негодяй». Все прочие относились к выражениям, запрещенным цензурой.
Соседи узнали много нового про облик молодого человека. Оказалось: у него нет ни стыда, ни совести, думает он только о своих удовольствиях и вообще растоптал все самое святое, что было между супругами. Еще: ничтожнейшая личность, которая не заслуживает даже презрения. Под конец ему пожелали сдохнуть под забором и приказали никогда больше не показываться на глаза.
Замок крякнул с такой натугой, будто его вырывали с корнем. Стайкой испуганных птичек соседи кинулись по норкам.
На порог семейного гнездышка выпорхнул молодой человек упитанной наружности с пылающими щеками и слезливыми глазками. Обернувшись, он бросил дрожащим от плача голосом:
– Ты недостойная женщина! Мелкая и ничтожная! Между нами все кончено!
Невидимая сила вытолкнула его на лестничную площадку. Господин попятился, что наблюдатели сочли проявлением откровенной трусости. Но было от чего спасовать. Из проема медленно вышла барышня цветущих лет. Но соседям показалось, будто из пещеры выполз разъяренный дракон. Так страшен и беспощаден был взгляд ее. Кое-кто благодарил прочные створки, что защищали от чудовища. Только молодой человек был беззащитен. Стоял перед ней один-одинешенек.