Армия короля Франции (ЛП) - Страница 53

Пьер Пийяр является типичным представителем сотен мелких рыцарей, составлявших основную часть капетингских армий. С именем, которое не кажется рыцарским (хотя нам известен рыцарь по имени Адам Сакавин[371]), с небольшими земельными владениями, возможно, склонный к насилию, и, к тому чтобы помахать мечом, Пьер Пийяр, тем не менее, осознавал свой статус рыцаря. Мнение его современников явно имело для него значение, и ему хотелось видеть в короле естественного защитника рыцарства.

Все эти наблюдения справедливы не только для дальних экспедиций. Славу можно было обрести во Фландрии и Аквитании, а также в Египте и Италии. Для юношей военный поход был возможностью проявить себя и получить рыцарское звание, по возможности из рук доблестного предводителя. Более того, долгое время война не была столь опасной. Резня, завершившая Египетский крестовый поход весной 1250 года, конечно, была исключением: воспоминания Жуанвиля настойчиво и реалистично рассказывают о страданиях крестоносцев — "монсеньора Эрара де Сиверея поразили ударом меча в лицо, так что нос свешивался до губ"[372]. Но, кроме этой резни, были и другие случаи, когда крестоносцы погибали в походах Людовика IX против Плантагенетов, армии для Фуа и Советеррской армии при его сыне, но даже крестовые походы в Тунис и Арагон не отличались очень высокой смертностью, по крайней мере, в результате военных действий. То же самое можно сказать и о правлении Филиппа Красивого. В Аквитании и Фландрии до 1302 года перспектива погибнуть в бою была практически нулевой. Но битвы при Курте и Монс-ан-Певель в корне изменили ситуацию. Примечательно, что Филипп Красивый и его сыновья часто собирая свои армии, старались избегать большого полевого сражения. Таким образом в течение довольно долгого периода, во второй половине XIII века, война не была таким уж опасным приключением.

Если взвесить риски и возможности, то, скорее всего, последние будут преобладать. Привлекательность обещаний короля трудно оценить. Нужно попытаться определить относительную важность жалования по отношению к ресурсам среднего дворянина. Было ли это неожиданной возможностью подзаработать денег, или только средством для покрытия расходов на неизбежно дорогостоящую экспедицию (лошади, оружие, снаряжение, продовольствие)? Можно подумать, что очень часто финансовая выгода была лишь минимальной.

Деньги, в любом случае, не были единственной наградой, на которую мог рассчитывать оптимистичный рыцарь. В истории рыцарства XIII века есть много примеров, показывающих, что война могла изменить судьбу человека. В ходе Первого крестового похода некоторые великие бароны стали королями Иерусалима, принцами Антиохии или графами Эдессы. Еще более поразительно то, что на трон Сицилии взошел представитель семьи Готвиль, семьи, которая была, мягко говоря, малозначима на полуострове Котантен. В 1204 году захват Константинополя превратил простых шампанских или бургундских сеньоров в принцев Мореи и герцогов Афинских. В 1266 году Карл Анжуйский, один из младших братьев Людовика IX, завоевал Сицилийское королевство и обосновался в Неаполе и Палермо. Последовавшие за ним рыцари, многие из которых были французами, были щедро вознаграждены. В конце XIII и начале следующего столетия великие бароны все еще продолжали искать для себя будущее в Греции или Святой Земле. Готье, граф де Бриенн, стал герцогом Афинским, а его сын, коннетабль Франции, в середине XIV века все еще носил этот номинальный титул[373]. Все эти примеры доказывают одно: вкус к приключениям и надежда на быстрое восхождение по феодальной лестнице, прочно укоренились в сознании французских рыцарей. В 1285 году целью крестового похода, возглавляемого Филиппом III, было завоевание Арагонского королевства, другими словами, повторение подвигов, совершенных Карлом Анжуйским двумя десятилетиями ранее. По словам современного хрониста Берната Десклота, французы начали делить земли арагонской знати еще до того, как пересекли Пиренеи[374].

При Филиппе Красивом новая отношение к военной службе изменило перспективы продвижения в карьере. Находясь на службе во Фландрии и Аквитании, рыцари имели мало шансов получить обширные земли или высокие титулы. Но война, как она велась в 1290-х годах, многократно увеличила возможности. Теперь уже недостаточно было просто махать мечом. Рыцари могли стать администраторами в Наварре, Аквитании, Фландрии, Лионе, везде, где король пытался что-то приобрести. Перед самыми умными, самыми одаренными открывались прекрасные перспективы карьеры на службе у короля.

Урри л'Алеман — хороший пример продвижения, которому благоприятствовала война. Когда он появляется в источниках, он все еще простой арбалетчик Двора. Положение скромное, но оно обеспечивало непосредственную близость к королю. Как и многие другие арбалетчики Двора, Урри вскоре стал "сержантом-оруженосцем короля": теперь он был частью этого элитного отряда из нескольких десятков человек, из которого король черпал верных людей в зависимости от обстоятельств. Именно в этом качестве Урри сражался в Аквитании в 1295 году. Его таланты, очевидно, были оценены по достоинству. В июне 1297 года, когда Роберт д'Артуа уехал из Аквитании во Фландрию, Урри был одним из тех, кого он оставил командовать оккупационными войсками. Трудные войны во Фландрии еще более способствовали его восхождение. Гийом Гийар, наиболее дотошный хронист этого периода, часто упоминает его имя. Во время стычки в январе 1300 года он описал его как второго помощника одного из маршалов Франции, Симона де Мелёна. Урри, несомненно, был одним из лидеров французской армии в битве при Арке 4 апреля 1303 года, во время которой он дважды был сбит с лошади. 5 июля под Сен-Омером под ним были убиты три лошади, а сам он был ранен. В сентябре ему было поручено деликатное задание — вернуть в Аррас солдат, которые взбунтовались, из-за невыплаты жалования. В Гравелине, в июле 1304 года, он возглавил рейд вместе с Ударом де Мобюиссоном, а затем вместе с другим сержантом-оруженосцем возглавил грабительскую экспедицию. Неизвестно, когда он был облагорожен, то есть посвящен в рыцари, но ему даже был присвоен титул "рыцаря короля". Уже в 1313 году он был среди рыцарей, остававшихся при Дворе, в свите Филиппа Красивого. В последний раз он служил в королевской армии в 1315 или 1316 году, и умер примерно в этот период. Стремительный взлет сделал Урри важной фигурой и в конце жизни он получал от короля ежегодную пенсию в размере 300 турских ливров[375].

В своей карьере Урри, безусловно, проявил мужество, талант и мастерство. Но ему также очень повезло, так как он избежал гибели при Куртре. Фактически, катастрофа привела к тому, что на место погибших выдвинулись десятки других рыцарей. Необходимо было назначить нового коннетабля, двух новых маршалов и нового магистра арбалетчиков. Жак де Байон был одним из тех рыцарей, которых последствия поражения выдвинули на передний план. До начала Фландрских войн этот сеньор из Шампани вел скромный образ жизни. Мы видим, что он служил в армии 1297 года, затем был в составе войск, оккупировавших графство до 1302 года. Но после 1301 года он уже был приближен к королю, поскольку получал жалование при Дворе. Поэтому в следующем году Жак де Байон уже не был кем-то неизвестным, но именно гибель главных офицеров армии открыла перед ним большие перспективы. 1 октября 1302 года король поручил ему охрану границ вместе с двумя новыми маршалами Франции и Беро де Меркёром. Через несколько дней, 19 октября, он разбил фламандцев под Касселем, а затем возглавил рейды в направлении Кале, во время которых оба маршала ему подчинялись. В декабре 1302 года Жак действовал под командованием Оттона, пфальцграфа Бургундского и нового графа Артуа, а затем снова командовал двумя маршалами во время нападения на аббатство Ваттон (26 декабря), где под ним была убита лошадь, а сам он был ранен. 4 апреля 1303 года он одержал победу над фламандцами в битве при Арке. 9 апреля он был назван "лейтенантом короля на границах Фландрии". На заседании Совета 10 июля 1303 года Жак был поименован между коннетаблем и маршалами. Он принимал участие в битве при Монс-ан-Певель, но, похоже, не играл никакой особой роли. Его блестящие заслуги во время войны во Фландрии принесли ему пожизненную ренту в 500 турских ливров. Во второй половине царствования он был важной фигурой в окружении Филиппа Красивого[376].