Аркадия - Страница 10
Хлоя. Если он тебе не нужен, сама займусь. Он женат?
Ханна. Поняти не имею. Разве у тебя мало скаковых жеребцов?
Хлоя. Ханна, я же для тебя стараюсь.
Ханна. Поверь, это уже не так насущно.
Хлоя. Но тебе нужен партнер для танцев. А он классический вариант — фат и щеголь.
Ханна. Я не желаю расфуфыриваться для танцев, и партнер мне не нужен, а Солоуэй — и подавно. Я вообще не танцую.
Хлоя. Ну чего ты сразу в бутылку лезешь? Сама же с ним целовалась!
Ханна. Это он меня целовал. От избытка научного энтузиазма.
Хлоя. Ладно. Не упрекай меня потом, у тебя были все возможности. Зато мой гениальный братец вздохнет спокойно. Он ведь в тебя влюблен, знаешь?
Ханна (сердито). Это шутка!
Хлоя. Только не для него.
Ханна. Не глупи! Это и шуткой-то не назовешь. Мы просто дурачимся…
Из сада появляется Гас — по обыкновению молчаливый, стеснительный.
Хлоя. Привет, Гас, что там у тебя?
В руке у него яблоко — только что сорванное, с парой зеленых листочков.
Он протягивает яблоко Ханне.
Ханна (удивленно). Ой!.. Спасибо!
Хлоя (выходя). Ну, что я говорила? (Хлоя закрывает за собой дверь.)
Ханна. Спасибо. Господи… Спасибо…
Сцена третья
Комната для учебных занятий. Следующее утро. В комнате: Томасина на своем месте за столом; Септимус с только что полученным письмом в руках; Джелаби — в ожидании ответа на доставленное им письмо.
Перед Септимусом раскрыто "Ложе Эроса"; рядом — исписанные листы. Папка с его бумагами тоже на столе. Плавт (черепашка) удерживает листы своим весом чтобы не разлетелись. Кроме того, на столе появилось яблоко, по всем признакам — из предыдущей сцены.
Септимус (не отрывая глаз от письма). Почему вы остановились?
Томасина переводит с листа отрывок из латинского текста. Это дается ей с некоторым трудом.
Томасина. Solio insessa… in igne… восседавшая на троне… в огне… и еще на корабле… sedebat regina… сидела королева…
Септимус. Ответа не будет, Джелаби. Спасибо. (Складывает письмо и засовывает его между страниц "Ложа Эроса").
Джелаби. Я так и передам, сэр.
Томасина. …ветер, благоухавший сладко… purpureis velis… от, или посредством, или с помощью, или благодаря пурпурным парусам.
Септимус (обращаясь к Джелаби). Чуть позже я попрошу вас отправить кое-что по почте.
Джелаби. К вашим услугам, сэр.
Томасина. …был подобен… чему-то… от, или посредством, или с помощью, или благодаря любовникам — о Септимус! — musica tibiarum imperabat… музыкой… звуками свирелей командовал…
Септимус. Лучше "правил".
Томасина. Серебряными веслами. Нет. Серебряные весла… волновали океан… точно… словно… будто… любовные касания.
Септимус. Очень хорошо. (Берет в руки яблоко. Отрывает листья и черенок, кладет на стол. Отрезает кусочек карманным ножом, жует, отрезает другой кусочек и предлагает Плавту.)
Томасина. Regina reclinabat… королева… отклонилась… practer descriptionem… неописуемо… в золотом шатре… словно Венера или даже…
Септимус. Побольше поэзии! Побольше поэзии!
Томасина. Откуда взять поэзию, если ее нет в латыни.
Септимус. Н-да, беспощадный вы критик.
Томасина. Это королева Дидона?[22]
Септимус. Нет.
Томасина. А какой поэт это написал?
Септимус. Вы с ним хорошо знакомы.
Томасина. Я? Знакома?
Септимус. Не римлянин.
Томасина. Господин Чейтер?
Септимус. Перевод ваш действительно смахивает на вирши Чейтера. (Септимус берет перо и продолжает писать.)
Томасина. А, знаю, это твой друг Байрон!
Септимус. Лорд Байрон, с вашего разрешения.
Томасина. Маменька в него влюблена.
Септимус (поглощен своим занятием). Да. Что? Ерунда.
Томасина. Не ерунда. Я видела их вместе в бельведере.
Септимус замирает, не дописав слово. Поднимает наконец глаза на Томасину.
Лорд Байрон читал ей из своей сатиры, а маменька смеялась, наклонив голову самым обольстительным образом.
Септимус. Она просто не поняла сатиру и смеялась из вежливости. Чтобы не обидеть гостя.
Томасина. Конечно, она сердита на папу за эту затею с парком… Но это не причина для такой вежливости. И из спальни спустилась сегодня чуть не спозаранку. Лорд Байрон был очень весел за завтраком. И о тебе отзывался с почтением.
Септимус. Да ну?
Томасина. Он считает, что ты большой острослов. Пересказал — почти наизусть — твою статью… забыла, в каком журнале… про книжку, которая называется «Индианка», а ты обозвал ее «Индейкой» и написал, что даже собака такой пищей побрезгует.
Септимус. Ах, вот оно что! Господин Чейтер, вероятно, тоже выходил к завтраку?
Томасина. Разумеется. Он не лежебока. Не то что некоторые.
Септимус. Ну, ему же не надо готовить для вас задания по латыни, исправлять математику… (Вытаскивает из-под Плавта тетрадь с домашним заданием Томасины и кидает ей через стол.)
Томасина. Исправлять? А что там неправильно? (Заглядывает в тетрадь.) Пять с минусом? Фи! За что минус?
Септимус. За то, что сделано больше, чем задано.
Томасина. Ты не оценил мое открытие?
Септимус. Вымысел, пускай и научный, — еще не открытие.
Томасина. А насмешка — еще не опровержение.
Септимус складывает письмо, растапливает воск, запечатывает письмо, надписывает адрес.
Ты на меня дуешься, оттого что маменька привечает твоего друга. Ну и пусть! Пусть хоть сбегут отсюда за тридевять земель! Им все равно не остановить прогресс науки. Я считаю, что сделала изумительное открытие. Сам посуди! Каждую неделю я, по твоему заданию, строю графики уравнений, точка за точкой: откладываем x, откладываем y, на пересечении получаем… И каждый раз получаем какую-нибудь простенькую геометрическую фигуру, словно мир состоит из одних только дуг и углов. Но, Септимус! Если есть кривая, похожа на колокол, должна быть и кривая, похожая на колокольчик! На одуванчик! На розу! Септимус, что говорит наука? Можно числами выразить природу?
Септимус. Можно.
Томасина. Почему тогда твои уравнения описывают только то, что человек делает своими руками?
Септимус. Не знаю.
Томасина. Если б Создатель следовал твоей логике, он сотворил бы… не живой сад, а разве что садовую беседку.
Септимус. Господни уравнения уводят в беспредельность, в иные миры. Нам не дано их постичь.
Томасина. Просто ты слаб! Духом и сердцем! Да, мы действительно сидим в центре лабиринта. Но мы должны найти выход. Начнем с чего-нибудь простенького. (Берет со стола листок от яблока.) Я изображу этот листок графически, выведу уравнение… И ты, наставник Томасины Каверли, прославишься в веках, а о лорде Байроне никто и не вспомнит.