Аркадий и Борис Стругацкие: двойная звезда - Страница 14

Возможно, «Мир Полудня» – это лучший из миров, когда-либо созданный фантастами. И населен он людьми, с которыми чертовски хочется поработать. Или просто посидеть на берегу за котелком ухи, как в финале «Полудня», смотря на закат и размышляя все равно о чем…

Именно со страниц «Полудня» шагнет в «миры братьев Стругацких» Леонид Андреевич Горбовский. И даже погибнув на Далекой Радуге – воскреснет в последующих произведениях АБС, причем – помимо воли авторов. Как признается БНС, они твердо намеревались сделать ДР последним из произведений о грядущем коммунизме и, соответственно, последним произведением, где действует Горбовский. Но продержались лишь десять лет – до 1970-го, а потом «дрогнули» и поступили подобно сэру Артуру Конан Дойлю. И так же, как Шерлок Холмс был вырван из пучины Рейхенбахенского водопада, Леонид Горбовский был необъяснимым способом вырван из пучины Волны. Как и зачем? На этот мой вопрос БНС ответит: «Все ходы для спасения в повести оставлены, „корешки“ есть. Хотя когда мы писали книгу, нам было совершенно ясно, что все погибли к чертовой матери! Нам и в голову тогда не приходило, что Горбовский нам еще когда-нибудь понадобится. Но он понадобился – ну что ж, пришлось воскресить…». Следующую попытку показать даже не погибающего, а лишь находящегося при смерти Горбовского братья Стругацкие предпримут лишь в «Волны гасят ветер», где Леонид Андреевич попытается разгадать тайну люденов. Но есть полная уверенность, что, дай судьба Стругацким возможность продолжить цикл о Мире Полудня – выяснилось бы, что и на этот раз костлявая обошла Горбовского стороной.

Именно со страниц «Полудня» шагнет навстречу читателям великолепная четверка мушкетеров из Аньюдинской школы. Геннадий Комов, он же Капитан и будущий член Мирового Совета. Атос-Сидоров, будущий Десантник и президент сектора «Урал-Север». Поль Гнедых, он же Либер Полли, будущий Охотник. И могучий Лин, будущий доктор Костылин.

Именно в «Полудне» мы впервые познакомимся с Перси Диксоном и Марком Валькенштейном, доктором Мбогой (будущим открывателем «бактерии жизни») и Борисом Фокиным (будущим открывателем Саркофага с «подкидышами»). Там же появится и незабываемый Август Иоганн Мария Бадер…

Комментарий БНС:

Это было время, когда мы искренне верили в коммунизм как высшую и совершеннейшую стадию развития человеческого общества. Нас, правда, смущало, что в трудах классиков марксизма-ленинизма по поводу этого важнейшего этапа, по поводу, фактически, ЦЕПИ ВСЕЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ сказано так мало, так скупо и так… неубедительно.

У классиков сказано было, что коммунизм – это общество, в котором нет классов… общество, в котором нет государства… общество, в котором нет эксплуатации человека человеком… Нет войн, нет нищеты, нет социального неравенства… А что, собственно, в этом обществе ЕСТЬ? Создавалось впечатление, что есть в том обществе только «знамя, на коем начертано: от каждого по способностям, каждому по его потребностям».

Этого нам было явно недостаточно. Перед мысленным взором нашим громоздился, сверкая и переливаясь, хрустально чистый, тщательно обеззараженный и восхитительно безопасный мир – мир великолепных зданий, ласковых и мирных пейзажей, роскошных пандусов и спиральных спусков, мир невероятного благополучия и благоустроенности, уютный и грандиозный одновременно, – но мир этот был пуст и неподвижен, словно роскошная декорация перед Спектаклем Века, который все никак не начинается, потому что его некому играть, да и пьеса пока еще не написана…

В конце концов мы поняли, кем надлежит заполнить этот сверкающий, но пустой мир: нашими же современниками, а точнее, лучшими из современников – нашими друзьями и близкими, чистыми, честными, добрыми людьми, превыше всего ценящими творческий труд и радость познания… Разумеется, мы несколько идеализировали и романтизировали своих друзей, но для такой идеализации у нас были два вполне реальных основания: во-первых, мы их любили, а во-вторых, их было, черт побери, за что любить!

Хорошо, говорили нам наши многочисленные оппоненты. Пусть это будут такие, как мы. Но откуда мы возьмемся там в таких подавляющих количествах? И куда денутся необозримые массы нынешних хамов, тунеядцев, кое-какеров, интриганов, бездельных болтунов и принципиальных невежд, гордящихся своим невежеством?

Это-то просто, отвечали мы с горячностью. Медиана колоколообразной кривой распределения по нравственным и прочим качествам сдвинется со временем вправо, как это произошло, скажем, с кривой распределения человека по его физическому росту. Еще каких-нибудь три сотни лет назад средний рост мужика составлял 140–150 сантиметров, мужчина 170 сантиметров считался чуть ли не великаном, а посмотрите, что делается сейчас! И куда делись все эти стосорокасантиметровые карлики? Они остались, конечно, они встречаются и теперь, но теперь они редкость, такая же редкость, как двухметровые гиганты, которых три-четыре века назад не было вовсе. То же будет и с нравственностью. Добрый, честный, увлеченный своим делом человек сейчас относительно редок (точно так же, впрочем, как редок и полный отпетый бездельник и абсолютно безнадежный подлец), а через пару веков такой человек станет нормой, составит основную массу человеческого общества, а подонки и мерзавцы сделаются раритетными особями – один на миллион.

Ладно, говорили оппоненты. Предположим. Хотя никому не известно на самом деле, движется ли она вообще, эта ваша «медиана распределения по нравственным качествам», а если и движется, то вправо ли ? Ладно, пусть. Но что будет двигать этим вашим светлым обществом? Куда дальше оно будет развиваться? За счет каких конфликтов и внутренних противоречий? Ведь развитие – это борьба противоположностей, ведь все мы марксисты (не потому, что так уж убеждены в справедливости исторического материализма, а скорее потому, что ничего другого, как правило, не знаем). Ведь никаких фундаментальных («антагонистических») противоречий в вашем хрустальном сверкающем мире не осталось. Так не превращается ли он таким образом в застойное болото, в тупик, в конец человеческой истории, в разновидность этакой социальной эвтаназии?

Это был вопрос посерьезнее. Напрашивался ответ: непрерывная потребность в знании, непрерывный и бесконечный процесс исследования бесконечной Вселенной – вот движущая сила прогресса в Мире Полудня. Но это был в лучшем случае ответ на вопрос: чем они там все будут заниматься, в этом мире. Изменение же и совершенствование СОЦИАЛЬНОЙ структуры Мира из процедуры бесконечного познания никак не следовало.

Мы, помнится, попытались было выдвинуть теорию «борьбы хорошего с лучшим», как движущего рычага социального прогресса, но вызвали этим только взрыв насмешек и ядовитых замечаний – даже Би-Би-Си, сквозь заглушки, проехалась по этой нашей теории, и вполне справедливо.

Между прочим, мы так и не нашли ответа на этот вопрос. Гораздо позднее мы ввели понятие Вертикального прогресса. Но, во-первых, само это понятие осталось у нас достаточно неопределенным, а во-вторых, случилось это двадцатью годами позже. А тогда эту зияющую идеологическую дыру нам нечем было залатать, и это раздражало нас, но в то же время и побуждало к новым поискам и дискуссионным изыскам.

В конце концов мы пришли к мысли, что строим отнюдь не Мир, который Должен Быть, и, уж конечно, не Мир, который Обязательно Когда-нибудь Наступит, – мы строим Мир, в котором НАМ ХОТЕЛОСЬ бы ЖИТЬ и РАБОТАТЬ, – и ничего более. Мы совершенно снимали с себя обязанность доказывать ВОЗМОЖНОСТЬ и уж тем более – НЕИЗБЕЖНОСТЬ такого мира. Но, разумеется, при этом важнейшей нашей задачей оставалось сделать этот мир максимально правдоподобным, без лажи, без логических противоречий, восторженных сусальностей и социального сюсюканья.

Что верно, то верно: Мир Полудня оказался у авторов настолько правдоподобным, что для миллионов почитателей АБС именно он и был самой убедительной иллюстрацией к тому коммунизму, наступление которого «в основном» ожидалось в 1980 году. И очень хотелось, как Славин с Кондратьевым, отправиться в рейс на каком-нибудь «Таймыре», приступить к легенным ускорениям и внезапно подвернуться сигма-деритринитации, чтобы преодолеть временной барьер и попасть в Мир Полудня. А там уже выбирать себе дело по душе: хочешь – штурмуй вместе с Горбовским на «Тариэле» планету Владислава, хочешь – наслаждайся природой на Леониде около белой звезды ЕН23, хочешь – становись китовым пастухом, хочешь – участвуй в Великом Кодировании и сохраняй навечно гениальный разум академика Окада.