Архон - Страница 49
— Да? — еле слышно шепнула она.
Он самодовольно улыбнулся.
— Ты сама это понимаешь. И я уже избрал ее.
Она сглотнула подступивший к горлу комок и в замешательстве проговорила:
— Нельзя же… — Но он жестом остановил ее и указал куда-то ей за спину. Мирани обернулась.
Поодаль на террасе сидела и кормила ручных голубей светловолосая девушка в новеньком розовом платье. Она подняла голову и радостно помахала.
— О, Мирани! Я так и знала, что ты поймешь!
Мирани затошнило.
— Видишь? — спокойно сказал Аргелин, наливая вина из позолоченного кувшина и разбавляя его водой.
Она, онемев, кивнула. Он протянул ей чашу, девушка взяла ее и отпила, почти не сознавая. Ее мучила жажда.
— Мне нужен человек, который станет делать именно то, что я скажу и когда я скажу. Думаю, она подойдет для этих целей лучше всего. Хорошенькая маленькая Крисса. Убедить ее было легко. Она не самая умная из девушек, не такая, как ты или ядовитая госпожа Ретия, но с хитринкой. Знает, что для нее хорошо, а что плохо. Если она станет Гласительницей, у меня с ней не будет хлопот.
Мирани отставила чашу.
— Вы так считаете?
Аргелин бросил взгляд через плечо.
— Да.
— Ошибаетесь. — Она холодно улыбнулась ему. — Я знаю Криссу получше, чем вы. Она всегда служит тому, на чьей стороне победа. Если вы проиграете войну, она не моргнув глазом уйдет от вас к принцу Джамилю. Скажет ему, что Оракул требует вашей смерти. Уж поверьте.
Генерал отпил глоток.
— Он не победит.
— За ним стоит Империя. Вы потопите эти корабли — на их место придут другие. Вам их не одолеть. Остановить эту войну может только Бог, а Крисса его не слышит.
— А мне и не надо, чтобы она слышала.
Мирани кивнула и решила идти напрямик.
— Вы же не хотите всерьез сделать ее Гласительницей, правда? Вы ей даже не доверяете.
Он в раздражении звякнул кубком о поднос. Один из солдат испуганно покосился на него. Аргелин сверкнул глазами:
— Верно. Не хочу. Эта дрянь думает только о себе. Но мне больше не на кого положиться! Разве что, как я и говорил, все Девятеро, к несчастью, погибнут при пожаре…
«Он хочет назначить тебя, Мирани. И угрожает».
Голос в голове прозвучал так неожиданно, что она чуть не ахнула; на душе сразу стало легче.
«Где ты пропадал?»
«Был занят. Яйца, бриллианты, звезды..»
Она обернулась, посмотрела на синее море.
«Что мне делать ? Нельзя же допустить, чтобы Гласителъницей стала Крисса!»
«Ты мне веришь, Мирани?»
Она отрывисто кивнула.
«Тогда сделай так, как я велю. Скажи ему, что согласна стать новой Гласительницей».
Ее пальцы стиснули перила балюстрады. Белый мрамор был гладок и прохладен. Слова Бога горели внутри, будто острая боль; она вспомнила о клятве, которую все принесли над бронзовой чашей, о наспех нацарапанном письме Ретии. «Будь сильной. Храни Молчание». Они все подумают, что она их предала.
«Не могу! Не могу!»
«Я не в силах принуждать тебя Мирани. Только хочу посмотреть, веришь ли ты мне».
— Ну? — Аргелин с любопытством разглядывал ее. — Ты наверняка догадываешься, что я хочу тебе предложить!
— Но почему я? Вы сами говорили…
— Потому что я верю, что ты, если до этого дойдет, не потребуешь моей смерти. А любая другая охотно сделает это. И потому что ты утверждаешь, будто слышишь Бога, а остальные верят тебе. Не знаю, правда это или нет, но твои речения… имеют некоторый вес.
Он приблизился, навис над ней.
— Ты станешь Гласительницей и объявишь, что Архон погиб и что царем стану я. Если ты согласишься на это, никому из Девятерых не будет причинено вреда. Потребуется одна новая девушка, и ее назначу я. Храм и Остров спасутся от огня, и Оракул останется чист. Гермию упрячут в надежное место. Если же ты скажешь хоть слово, о котором мы не договоримся заранее, ее убьют, а Оракул будет уничтожен. Понятно?
— И вы сможете так поступить с нею? Взять в заложницы?
Голос Аргелина звучал хрипло.
— Она бы тоже со мной так поступила.
— Но вы ее любили.
Он взглянул на нее темными глазами.
— Может, и до сих пор люблю. Любовь — штука непонятная.
Да, такой любви ей точно не понять. Что она делает — предает остальных? Или спасает их? Трудно разобраться. Но оставался еще один голос, самый главный. Голос Бога, и она слушалась его, куда бы он ни позвал.
Она подняла глаза, посмотрела мимо Аргелина, на Криссу.
— Отошлите ее обратно в Храм, — заявила она, гордо вскинув голову. — Отныне Гласительницей стану я.
Сетис повис, ухватившись за веревку. Он снял сапоги, чтобы улучшить сцепление, но ноги всё равно скользили по стеклянистому склону. Сверху, ухмыляясь, свесился Шакал.
— Живей! Мне казалось, ты смолоду умеешь когтями прокладывать себе путь наверх. — А где-то еще выше отозвался хриплым смехом Лис. Веревка, привязанная к выступу на вершине, туго натянулась.
Сетис выругался. Ободранные руки невыносимо жгло. Никогда он уже не сможет взять в руки стиль. Внизу, страшно далеко, кричал Орфет, подбадривая, а в нескольких сантиметрах от лица, в зернистом сердце алмазной скалы, играли чудесными радужными бликами яркие лучи солнца. Он карабкался по камню, обладание которым стало бы величайшим счастьем его жизни.
Он еще раз напряг все силы, подтянулся, перехватился руками. Напряженные мускулы подрагивали, бицепсы словно превратились в кисель. Кровоточили колени, исцарапанные об отвесную стену утеса. Сетису казалось, у него не хватит сил сделать еще хоть одно движение, но все-таки силы находились, и в конце концов навстречу ему сверху протянулась длинная рука Шакала. Она ухватила его за тунику, втянула наверх и бросила наземь, будто никчемный мешок с тряпьем.
— Хорошо. Снимай веревку, — коротко бросил грабитель и глянул вниз с обрыва. — Теперь ты, мальчик!
Не веря своему счастью, Сетис выпутался из веревочной петли.
— Я чуть не упал.
— Ерунда. — Лис проверил узлы, подергал за веревку. — Для бумагомараки ты держался совсем неплохо.
Сетис прижал к груди саднящие ладони. Сначала похвала его почти порадовала, но вдруг накатила ярость. Бумагомарака! Погодите, вот станет он квестором… Но не бывать ему квестором, если Алексос вернется домой.
Мальчик уже взбирался. Он легко, как незадолго до него Лис, шел вверх по алмазной горе. Однако никто из них не умел лазать лучше Шакала; тот ловко, как в сказке, полз с веревкой на плече по почти вертикальному склону, его руки нащупывали мельчайшие, незаметные глазу трещины и выбоины в камне, чуткое тело прижималось к сверкающей скале, повторяя очертания неуловимых выступов и впадин.
— Не спеши. — Шакал подался вперед. — Лис, достань запасную веревку. Эта толстяка не выдержит. — Лис покопался в мешках, вытащил нож, пустую флягу.
На миг Сетис остался возле натянутой веревки один. Та, привязанная к алмазному выступу на вершине, нетерпеливо подергивалась под весом мальчика.
— Ты уже почти взобрался, — подбадривал Шакал Архона, склонившись еще ниже. — Еще чуть-чуть — и я до тебя дотянусь.
Сетис наклонился. У ног лежал нож. Он взял его, холодно сверкнуло острое лезвие. Юноша, как завороженный, поднес его к веревке.
Пора.
Такого случая больше не выпадет. Рукоятка была теплой, шершаво терла ободранные ладони. Лис стоял к нему спиной. Сетис стиснул оружие, подумал об отце, о Телии. Где они? Знать бы, что им ничего не грозит, только бы знать!
— Скажи, — взмолился он. — Скажи! А то я тебя убью. Ответом было лишь молчание.
— Спасись! Скажи! Тишина.
Рука дрожала от нежелания вершить черное дело, он молился, чтобы кто-нибудь его увидел, окликнул. Медленно, очень медленно он поднес нож к веревке. Она была потертая, хлипкая. Распилить ее ничего не стоит.
— Сетис! — Он подскочил от ужаса, услышав тихий голос Шакала. — Ты что это делаешь?