Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15 (СИ) - Страница 3
Она убыстрила шаг. Я тоже. Набирая скорость, мы спешили наперегонки к двери, разбрызгивая оставшиеся после ночного дождя лужицы на асфальте.
Мои ноги все-таки длиннее, так что я оказался у двери первым. Я распахнул ей дверь и галантным жестом пригласил ее заходить. Это наш давний поединок. Возможно, мои манеры устарели, но я придерживаюсь старых взглядов. Я считаю, что мужчины должны относиться к женщинам не просто как к человеческим особям, уступающим им ростом и силой, но зато с бюстом. Если не согласны, можете попробовать меня переубедить. Мне доставляет удовольствие обращаться с женщиной как с леди, открывать перед ней дверь, платить за разделенный со мною обед, дарить цветы — и т.д., и т.п.
Это до чертиков раздражает Мёрфи, которой пришлось зубами и когтями прорываться к ее нынешнему положению в борьбе с самыми крутыми мужиками в Чикаго. Она смерила меня, почтительно удерживавшего дверь, свирепым взглядом; впрочем, были в этой ярости и какие-то благодарность, облегчение. Сегодня она находила в этом, обыкновенно раздражающем ее ритуале какое-то странное, непонятное мне утешение.
Черт, да что у них там, на седьмом этаже?
Мы поднимались на лифте молча. Мы достаточно давно знали друг друга, чтобы это молчание не казалось нам гнетущим. Я хорошо чувствую настроения Мёрфи — такое вырабатывается у меня с каждым, с кем имею дело достаточно долго. Уж не знаю, чем считать эту мою способность: естественной или сверхъестественной.
Мои инстинкты говорили мне, что Мёрфи напряжена, натянута как рояльная струна. Она не позволяла этим чувствам проявляться на лице — и все равно это ощущалось: в положении шеи и плеч, в застылости спины.
А может, я просто проецировал на нее свои эмоции. Замкнутое пространство лифта меня немного нервирует. Я облизнул губы и огляделся по сторонам. Наши с Мёрфи тени падали на пол кабины, и казалось, будто это мы сами распластаны там. Было в этом что-то такое, тревожащее, что я постарался отмести как игру нервов. Спокойно, Гарри, спокойно.
Лифт замедлил ход, и она резко втянула в себя воздух — и еще раз, пока двери не отворились, словно собиралась задержать дыхание на все то время, что мы будем находиться на этом этаже.
У крови свой, особенный запах — чуть липкий, почти металлический — и запах этот ударил в нос, стоило дверям отвориться. Мой желудок слегка напрягся, но я мужественно сглотнул слюну и следом за Мёрфи зашагал по коридору. Двое копов пропустили меня, не требуя показать ламинированную карточку, выданную мне городскими властями. Ну, конечно, вряд ли у Департамента Полиции даже такого большого города, как Чикаго, числится толпа консультантов. Возможно, меня и не так сложно узнать, и все же... Непрофессионально, ребята. Непрофессионально.
Мёрфи вошла в номер первой. Запах крови сделался гуще, но за первой дверью не обнаружилось ничего такого. Помещение выглядело как обычная гостиная относительно дорогого номера: красные с золотом тона, словно заимствованные из старого, конца тридцатых годов фильма, дорогие на вид, но в чем-то фальшивые. Кресла были обиты дорогой, темной кожей, а ноги утопали в толстом, ржаво-охристого цвета ковре. Бархатные шторы были задернуты, и в комнате казалось темно, несмотря на то, что все лампы горели. В общем, здесь как-то не хотелось сидеть и читать. Из-за двери справа от меня доносились голоса.
— Подожди здесь минуту, — сказала мне Мёрфи и прошла через эту дверь в соседнюю комнату — судя по всему, спальню.
Я побродил немного по гостиной, прищурившись — изучая обстановку. Кожаный диван. Два кожаных кресла. Стерео и телевизор — развлекательный центр в скорлупе из черного пластика. Бутылка шампанского в ведерке, на треть заполненном водой; всего несколько часов назад это был еще лед. Два пустых стакана рядом. На полу валялся лепесток красной розы, совершенно неуместный на этом ковре (как, впрочем, и все остальное в этой комнате).
В стороне, под одним из кожаных кресел, лежал кусок шелковой ткани, я нагнулся и осторожно, чтобы ничего не задеть, приподнял кожаный чехол кресла. Пара черных шелковых трусиков, маленький треугольничек с кружевами по углам. Одна из ленточек была порвана, словно трусы сдирали второпях. Извращенцы.
Стереосистема была высший класс, хотя и не самой престижной марки. Я достал из кармана карандаш и ткнул ластиком в кнопку «PLAY». Мягкая, чувственная музыка наполнила помещение: сочные басы, сдержанные ударные, вокал без слов, тяжелое женское дыхание на заднем плане...
Мелодия продолжалась еще несколько секунд, потом оборвалась и началась снова. И еще раз, и еще.
Я поморщился. Я уже говорил, что оказываю подобный эффект на технику. Должно быть, это как-то связано с моей профессией чародея, с необходимостью пользоваться магическими энергиями. Чем сложнее и современнее устройство, тем больше вероятность того, что в нем что-то испортится при моем приближении. Копировальную машину я могу угробить за пятьдесят шагов.
— Сюита любви, — послышался мужской голос, растянувший «сюиту» до «суиииииты». Ну и что скажете, мистер Мужик?
— Привет, детектив Кармайкл, — отозвался я, не оборачиваясь. Высокий, чуть гнусавый голос Кармайкла трудно с кем-то спутать. Он работает в паре с Мёрфи и имеет амплуа постоянного скептика, пребывающего в твердом убеждении, что я не более чем шарлатан, сосущий из города его трудовые деньги. — Трусы вы как, оставили, чтобы забрать потом себе, или просто проглядели? — я повернулся и посмотрел на него. Он был невысок, страдал ожирением и облысением, с покрасневшими глазами и бесхарактерным подбородком. Он щеголял мятой курткой, а на галстуке его имели место жирные пятна — впрочем, и то, и другое намеренно маскировало острый ум. Он толковый коп, Кармайкл, а уж в выслеживании убийц он выкладывается на все сто.
Он обошел кресло и заглянул под него.
— Неплохо, Шерлок, — буркнул он. — Но это так, разминка. Подождем, пока вы не увидите главного зрелища. Ведерко я для вас приготовил, — он повернулся и заткнул съехавший с катушек CD-вертак ластиком собственного карандаша.
Я выпучил на него глаза, показывая, как мне страшно, обогнув его, прошел в спальню и сразу же пожалел об этом. Я смотрел, фиксировал в уме детали, а сам тем временем изо всех сил захлопывал в своей голове дверку в ту часть сознания, которая начала визжать с первого же моего шага через порог этой комнаты.
Должно быть, они умерли вечером накануне, так как успели окоченеть. Оба так и остались в постели: она — верхом на нем, откинувшись назад, прогнув спину словно танцовщица, картинно выставив великолепную грудь вперед и вверх. Он вытянулся под ней — стройный, мускулистый мужчина; пальцы рук его крепко вцепились в скомканную простыню. Будь это эротической фотографией, за нее можно было бы огрести неплохие деньги.
Если не считать того, что грудная клетка у обоих словно вывернулась наизнанку с левой стороны, и ребра торчали сквозь кожу зубастыми, изогнутыми кинжалами. Артериальная кровь выплеснулась из их тел аж до зеркала на потолке вперемешку с комками губчатой, желеобразной массы — всем, что осталось от их сердец. Подойдя поближе, я запросто мог заглянуть им внутрь. Я обратил внимание на посеревшую плоть левых легких и сломы ребер — какая-то сила разорвала их изнутри.
И детонатором явно послужила эротическая энергия.
Кровать стояла посреди помещения, являясь в нем главным элементом. Оформление спальни перекликалось с гостиной: обилие красного, много бархатной ткани — даже, пожалуй, перебор, если только не смотреть на все это при свечах. Свечи, само собой, тоже имелись — в канделябрах у стены — только прогорели до конца и давным-давно погасли.
Я подошел еще ближе к кровати и обошел ее вокруг. Ковер хлюпал под ногами. Маленькая, визжащая часть моего мозга, вроде бы надежно захлопнутая на дверку самоконтроля и закалки, продолжала верещать. Я старался не обращать на нее внимания. Честно старался. Но боялся, что, если не выйду из этой комнаты, и очень быстро, то начну плакать как малолетняя девчонка.