Архив - Страница 13

– Лавр, Лавр! – громким шепотом окликала она его. – Я на каблуках!

Лавр убегал вперед на три метра, возвращался, делал круг вокруг Софьи, снова убегал.

– Ты, как самец фламинго, – прыснула Софья. – В брачном танце.

Лавр оторопело посмотрел на нее и неожиданно громко рассмеялся. Он смеялся взахлеб и даже сел на банкетку под портретами артистов. Софья тоже заразилась его смехом.

– Тише, товарищи! – обратилась к ним благообразная почтенного возраста дама в дореволюционном наряде. – Господа, ведите себя в рамках приличий. Идет спэктакль.

Лавр поднял голову, вытер слезы кулаком и попробовал изобразить на лице печаль.

– Лавр! Ты? – воскликнула оглядываясь дама. – Боже мой!

Суворов вскочил, поклонился и поцеловал ей руку.

– Виноват, Адалия Львовна, это я после буфета. Рад нашей встрече. Разрешите представить: моя жена Софья Левоновна. Софи, это моя тетушка по линии матушки.

– Поздравляю, голубчик, одумался. И вас поздравляю, Софья Левоновна. Можно Софи? Левон – это же Лев? Мы с вами обе царские дочери. Поздравляю. Это ваша большая победа.

– Тетушка! – прижал руку к сердцу Лавр.

– Он тут много разбил сердец. Впрочем, разбиваются сердца большей частью пустые.

– Адалия Львовна в своем амплуа, – пояснил Лавр Софье. – Что же, по-вашему, я охотник до пустышек?

– Я этого не говорила. Это ты сам сказал. А что не в зале?

– А вы? – спросил Лавр. – Опоздали?

– Я тут служу, племянник. Надо же как-то жить, не прислуживая. Хотя я не сегодня-завтра думаю заняться своим делом. Прэдпринимательством.

– Простите, тетушка. Я как-то был далек от этой жизни.

– Привыкай, раз остался. И не кричи так громко,

Лавр удивленно посмотрел на нее.

– Ты же направился в Австралию? Передумал?

– Дела не все завершил.

В расспросах прошли полчаса. Адалия Львовна спохватилась.

– Сейчас будет звонок. Я должна стоять возле своих дверей. Вот никогда не думала, что на старости лет уподоблюсь привратнику. Придворная дама – еще куда ни шло!

– У нас тут тоже небольшое дельце. Приходите в «Англетер». Обязательно!

– Надо спросить Бахметьева, – сказала Софья.

– Я знаю, – ответила Адалия Львовна. – Я же ему помогала с документами. А вы, Софья Левоновна, тоже Бахметьева?

– Нет, – ответила Софья, взглянув на Лавра. – Я Суворова.

Адалия Львовна осталась довольна. Лавр вдруг спохватился:

– Тетушка, вы побеседуйте пока с Софи, а я сейчас.

Софья сделала порывистое движение к нему, но он вложил ее руку в руку тетушки.

– Вам есть, о чем поговорить.

Прозвенел звонок. Публика повалила в буфеты. Лавр зашел в ложу. В ложе на троих была одна только дама. Странно, она была совсем не во вкусе Залесского: полные белые плечи и архитектура из белых волос на фоне красного платья били по глазам. Дама удивленно взглянула на Лавра. Суворов поклонился ей и хотел выйти, но тут из-за портьеры голос Залесского тихо произнес:

– Без глупостей, Лавр. Сядь в кресло.

Лавр оглянулся и весело сказал:

– Ладно, Серж, чего спрятался? Иди сюда.

Он бухнулся рядом с дамой и поцеловал ей ручку.

– Вы очаровательны, – шепнул он. Дама часто задышала. – Садись, Серж!

Из-за портьеры возник Залесский. Глаза его глубоко запали и под ними были мешки.

– Пить изволите неумеренно, капитан.

– Тебя не спросил.

– Такая встреча, а ты грубишь. В эпистолах ты галантнее. Я бы даже сказал, куртуазен.

Даме, скорей всего, не приходилось ранее слышать столь учтивые фразы, и она вся раскраснелась, словно произнесла их невзначай сама.

– Вам это платье удивительно к лицу, – заметил Суворов.

– Хватит ерничать, – оборвал его Залесский. – Варвара, выйди. На тебе, сходи в буфет. А потом ступай домой.

– До встречи, сударыня, – Лавр на прощанье не преминул приложиться к ее полной ручке, потенциалом своим способной свести с ума любого мужчину при относительно наполненном кошельке.

– Где Софья? – резко спросил Залесский.

– А где шкатулка? – так же резко спросил его Лавр.

– Значит, всё на месте. У каждого свое, – удовлетворенно произнес капитан. – Это хорошо. Переговоры могут войти в фазу добросердечия и взаимопонимания. Где продолжим их? Условие помнишь? Передать друг другу искомое и тут же раствориться в пространстве. Не забыл?

– Не забыл. Adlocum.Пойдем в ресторан.

– Ты меня искал все эти дни? – насмешливо спросил Залесский.

Лавр промолчал.

– А я тут рядом был. В соседнем номере. А, ты мог не знать. Я же теперь Чичерин. Ближайший родственник Георгию Васильевичу. Можно сказать, отец родной. И тоже дипломат. Языки, знаете ли, здорово помогают. Такое иногда ляпнешь: Черчилль от зависти лопнет. Что молчишь? Мальчишку зачем-то в это дело втянул, своего джигита, Софью.

– Да никто их не втягивал. Сами нашли меня.

– Рассказывай, сами. Уж не твой ли брат? А, ну да, я забыл. Прощу прочтения. Софи, тебя нашла Софи, от великой любви к тебе!

Лавр вспыхнул и сунул руку за пояс. В бок ему уперлось дуло пистолета Залесского.

– Зачем, Лавр? Так мы ни до чего не договоримся. А зачем тогда вообще весь этот сыр-бор? Поверь, она мне дороже твоих сокровищ. А тебе нет ничего дороже их. Ведь так? Так что обмен, как это по-купечески, взаимовыгодный.

– Пошли в ресторан! Ты тут, гляжу, полазил по кабакам. Молочные поросята еще есть?

– Вот это другое дело! Это по-нашему, по-гусарски! Айда, друг!

Лавр стряхнул его руку с плеча.

– Ой, извините, милсударь, запамятовал, плечико-то ваше бобо.

– Там в холле Софья, надо ей что-то сказать.

– Не надо. Мы втроем и пойдем.

– Нет, втроем мы не пойдем.

– Пойдем, – спокойно заявил Залесский. – Ты знаешь, Лавр, я с юности думал, кто из нас более жадный? Все-таки ты. Ты более жадный. Я вот могу без денег, а ты нет.

– Ну это вопрос.

– Вопрос. Пойдем. Где Софи?

Софья увидела, как из ложи вышли, мирно беседуя, Лавр и Залесский. Сердце ее безотчетно сжалось. Ей показалось, что третьей в их компании идет невидимая богиня Несчастья.

– Здравствуй, Сонечка, – Залесский приложился к ее руке. – Мы вот с Лавром решили посидеть в ресторации. Куда бы тебе хотелось пойти? Лавру Николаевичу захотелось отведать молочного порося.

Софья взглянула на Лавра, тот отвел глаза.

– Порося так порося, – бросила Софья и рассмеялась. – Что же ты, Серж, устроил нам такое представление?

– Да ради любимых глаз чего не сделаешь? – ответил тот.

Суворов молчал. Софья взяла его под руку и не ощутила встречного движения его руки.

– Гуляем! – скомандовала она.

– А помнишь, Серж, – вскинулся вдруг Суворов, – помнишь тот восхитительный вечер на озере? Лодки, оркестр, шампанское. Уключины скрипят, весла плещут, женщины смеются, и вальс плывет, какой вальс плывет над озером… А какая была луна! Помнишь, посреди озера? Огромная, белая-белая. Как льдина. От нее озеро вышло из берегов. Мы еще погребли к ней, и ты пытался высадиться на нее и ухнул в воду.

– Да, Лавр. Ты тогда был влюблен в эту баронессу, как ее? Фон, фон…

– Ай! Баронесса и баронесса. Баронесса фон Фон. Нет, не помню такой. Их разве всех упомнишь? Я имею в виду баронесс… Озерко круглое-круглое. А луна всё ниже и ниже, всё ниже и ниже. Еще чуть-чуть опустись она, и так и вписалась бы прямо в озеро. Или то мы на лодке качались, кружили и поднимались к луне?.. Нет, озеро помню, луну помню, а баронессу – нет, не помню.

– Лавр, а что ты запомнишь из сегодняшнего вечера?

– Что? – вопрос Софьи застал Суворова врасплох. – Всё запомню.

И тут же вспомнил, как рядом с ним, согнувшись, бежал поручик Синцов и кричал сипло: «Убили, а? Убили ведь?» Он долго еще бежал, сгибаясь всё сильнее и сильнее, пока не рухнул, как подкошенный. Голова его была неестественно вывернута, и глаза судорожно хватались за оставляемый навеки мир. Лавр на секунду остановился над ним. «Взгляды умирающих остаются памятными на всю жизнь» – прочитал он потом в какой-то газете слова художника Верещагина.