Архив - Страница 5

Далее Гальперин предлагал использовать находку в диссертации, над которой работала «Ксантиппа»… Весть настолько ошарашила Брусницына, что он и не вникал в дальнейшее содержание письма. Ай да Илья Борисович! Только представить – какую сенсацию вызовут письма Толстого, если они подлинные… Конечно, было искушение самому заняться фондами Издольских и Лопухиных, поискать четвертое письмо. Но профессиональная этика сдерживала Брусницына. Да и с чего это он вдруг ринется в архив – негоже читать чужие письма… А жаль!

Брусницын вздохнул и оставил энциклопедию, где затаилось взволновавшее его слово «инкрет». Поднялся с дивана и направился в кухню.

Нравилось ему на кухне у Варгасовых. Все тут дышало благополучием, все вещало о том, что хозяева с жизнью в ладу и согласии. Даже сейчас, в суматохе вечеринки… Шкафчики с красными дверцами, обои замысловатого рисунка. Плита импортная. Голубая посуда из гжельской керамики, что сейчас модно. Хорошо живут Варгасовы… Особенно нравился Брусницыну аппарат под названием «Родничок», что висел над водопроводным краном.

Но едва он успел поднести стакан к губам, как Брусницына окликнули.

Этого полноватого мужчину в сером джемпере он приметил еще в гостиной. Ему показалось, что мужчина с подчеркнутой любезностью оборачивает лицо в сторону Брусницына. А так как все гости уставились в телевизор, по которому гоняли через видеомагнитофон какой-то фривольный фильм, то внимание незнакомца было весьма заметным.

– Анатолий Семенович? – мужчина прикрыл за Брусницыным кухонную дверь. – Вам нехорошо? Что-то вы бледный…

– Нет, нет. Все в порядке, – промямлил Брусницын, недоумевая, откуда незнакомец знает его имя-отчество. – Решил воды попить.

– От чего человек толстеет? – незнакомец добродушно пошлепал по заметному брюшку. – От воды! Многие считают – от мучного. Нет, от воды. Доказано… Впрочем, вам это не грозит, счастливчик.

Брусницын пожал плечами и потянулся к крану.

– Я, собственно, и пришел сюда, чтобы с вами познакомиться. Меня зовут Ефим Степанович, а фамилия – Хомяков.

– Вот как? – Брусницын бросил через плечо взгляд на Хомякова.

– Ага. Дело у меня к вам, Анатолий Семенович.

Хомяков тоже подобрал стакан, намереваясь отведать чудесной воды за компанию.

– Не составите ли мне протекцию? Хочу поступить в архив. Интересуюсь нашей славной историей.

– Но я как-то… – замялся Брусницын.

– Не отдел кадров? – подхватил Хомяков. – Понимаю. Мне Варгасов сказал: приходи, мол, вечером, будет человек из архива, разнюхай. Вот я и пришел.

– Чем же я могу вам помочь? – Брусницын чувствовал, как все больше увязает в каких-то обязательствах перед настырным новым знакомым.

– Хорошо бы меня представить вашему начальству. Или на худой конец просветите – кто он, ваш директор? Может, я к нему найду ключик помимо вашей протекции?

– Видите ли, я и вас не знаю толком.

– А чего меня знать? Образование гуманитарное, – напористо проговорил Хомяков. – Однако приходится трудиться в несколько другой области. Осточертело гоняться за червонцами… Решил плюнуть, заняться любимым делом.

– Понимаю, конечно. Но что вам сказать? – Брусницын наконец отхлебнул глоток и прикрыл в удовольствии глаза. – Да… Директор наш человек невредный. И сотрудники нужны. Особенно мужчины, в хранилище. Работа физическая…

– Да уж как-нибудь. Разомнусь, застоялся.

– Тогда вам нужно сменить Петра Петровича, – шутливо произнес Брусницын. – Он подвозит дела из хранилища в читальный зал. На пенсию собирается Петр Петрович, а заменить некем… Я шучу, конечно.

– Почему же? – серьезно подхватил Хомяков. – В самый раз. И знаний не надо особенных, и в курсе всех событий.

– Не знаю, право, – пожал плечами Брусницын. – Попытайтесь. Может, и верно, поначалу устроиться подсобным рабочим, а там оглянетесь, – и, сочтя возможным закончить этот неожиданный разговор, Брусницын поставил стакан и попятился к двери. – Не хотите посмотреть, как там играют? – из вежливости произнес он на прощанье.

– Как стать богатым? – подмигнул Хомяков. – Азартная игра. Это Сашка привез, племянник Варгасова, морячок. Как же он? Шмутки возит, загоняет, а тут на игру потратился. Наверно, тоже загонит. Вы знаете этого Сашку?

– Нет. Я и Варгасова не знаю. Жены наши еще знакомы, а я, признаться, и в глаза его не видел.

Брусницын кивнул своему неожиданному знакомому и вышел.

В тесной приемной директора хозяйничала секретарь-машинистка Тамара, пышнотелая брюнетка, незамужняя мать двоих детей. Все свободное время Тамара тратила на перепечатку случайных работ, что при ее бюджете было заметным подспорьем. Мирошук с этим мирился, должность секретарши в архиве не очень-то престижна, кто пойдет на восемьдесят пять рублей… И сейчас, стоя у окна, выходящего на набережную реки, он слышал, как за стеной раздавалась пулеметная очередь пишущей машинки, словно Тамара отстреливалась от докучливых посетителей – приказ был однозначный: никого не впускать, директор ждал особо важного гостя, о котором уведомило управление. Правда, посетителей в приемной было немного, двое, как оповестила Тамара. Сидят, дожидаются…

Небо осыпало набережную дождем. Водяная кисея обильно покрывала каменную спину балюстрады, асфальт, крышу киоска «Союзпечать», под навесом которого притулился настойчивый рыбак. Закрепив хитрым способом спиннинг, рыбак издали наблюдал за поплавком… Мирошук ему сочувствовал, он и сам в душе был рыболовом. Правда, давно не брал в руки снасти. С тех пор, как его отлучили от «малого корыта» и перевели на работу в архив. Малым корытом люди его круга называли блага, что предоставляла должность средней номенклатуры. Было еще и «большое корыто», но до той лучезарной судьбы Мирошук так и не дотянулся. Честно говоря, его устраивало и малое корыто. Специальный распределитель, закрытая поликлиника, паек раз в неделю, особый санаторий с отдельным номером и вольным выбором жратвы, не говоря уж о персональном автомобиле. Мирошук занимал должность начальника управления коммунальным хозяйством… Но стряслось непредвиденное – сгорела технологическая установка, смонтированная на фабрике-прачечной, что находилась в ведении Мирошука. Сгорела вместе с новым зданием цеха. Директора фабрики отдали под суд. А Мирошука горком взял под защиту – перевел на работу в архив. Сказали – ненадолго, а третий год держат. Правда, он и не возникал особенно, затаился. Даже внешне старался походить на сироту. Одевался только из магазина уцененных товаров, ждал своего часа Мирошук. Игра стоила свеч! Одна рыбалка, на которую приглашали тех, кто относился к малому корыту, одна рыбалка чего стоила. И гостевой дом с сауной, в лесу. Жен не брали, ни к чему. Но скучно не было…

Вот какие воспоминания пришли на память Захару Савельевичу Мирошуку при виде рыбака-любителя, что прятался от дождя под навесом киоска «Союзпечать». И еще одна дума одолевала Мирошука, вызывая досаду и раздражение. Известие, что скоро в архив явится инспектор Главного управления в связи с жалобой этого прохвоста Евгения Колесникова. Нет, уж лучше пусть иностранцы приезжают. Заступив в должность, Мирошук поначалу избегал подобных визитов, конфузился, но постепенно втянулся. Даже выхлопотал представительские в размере двенадцати рублей в год – ровно столько, сколько стоили две банки растворимого кофе, а сахар он уже целиком брал на себя. В накладе Мирошук не оставался: гости одаривали хозяина различными сувенирами – ручками и зажигалками. Один исследователь из Японии умудрился даже портативный диктофон вручить. Кстати, и Мирошук в долгу не оставался, накупил открыток с видами города, полный ящик. Заместитель по науке Гальперин все допытывался: может, директор филокартией увлекается, открытки собирает? Старая ехидна…

Когда-то Мирошук хотел избавиться от въедливого зама, даже кандидатуру подобрал – своего бывшего помощника из управления коммунальным хозяйством, делового парня. Он таких лобанов из коммунхоза в кулаке держал, что ему заморыши-архивисты! Мирошук начал было раскручивать колесо, но вовремя остановился – только кажется, что архив тихая заводь, а такие там плавают щуки! У них, оказывается, этот Гальперин в большом авторитете. Не стоит связываться, тем более в кресле директора Мирошук долго сидеть не собирается… Но время шло, и Мирошук все больше привязывался к своему заместителю. Толчком послужило совещание в исполкоме, посвященное охране старинных зданий. Речь шла о памятнике архитектуры XVIII века, особняке купца Галактионова. Выступил Гальперин и так повернул вопрос, что оказалось, будто директор архива чуть ли не сам раскопал документацию, подтверждающую особую ценность купеческого особняка как уникального по тем временам строительного сооружения. Бывший дом купца внесли в проект плана по реконструкции… Мирошук хотел было обидеться на Гальперина – поднял директора на смех в глазах сотрудников архива, но, прочтя в газете отчет о совещании в исполкоме, заважничал. Понравилось. В прошлом, когда Мирошук был управляющим коммунхоза, его поминали в газетах только с отрицательной стороны, а тут – на тебе! Мирошук чаще стал захаживать в отделы, вникал в работу архивистов. И увлекся. Даже включил себя в группу, что готовила выставку «А.С. Пушкин и свободомыслие XIX столетия»… Жена сшила сатиновые нарукавники, и Захар Савельевич частенько приходил на работу пораньше, чтобы полистать документы, затребованные из хранилища.