Аргентинское танго (Игра до победы) - Страница 76
— Как прошел полет? Что с лошадьми? Они хорошо перенесли перевозку?
— Все хорошо. Нас немного поболтало в воздухе, но ничего серьезного, — сказал Рауль.
Лес с неохотой высвободилась из его объятий.
— Если ты готов, то мой автомобиль стоит снаружи.
Багажа у Рауля оказалось немало: седла, сбруя, снаряжение для поло, не считая его собственных вещей, — так что погрузка в машину заняла у них некоторое время. Лес порадовалась, что приехала на микроавтобусе, а не на легковом автомобиле, иначе для всего просто не хватило бы места.
Пока они ехали к ней, беседа текла легко и непринужденно. Они говорили обо всем, что только приходило в голову, о поло, об Экторе, о полете Рауля и о том, что успела сделать Лес с тех пор, как вернулась из Аргентины.
— Я получила письмо от Триши. Она пишет, что хочет приехать домой на эти выходные. Вероятно, она успеет на последний рейс сегодня вечером или на первый завтра утром, — сказала Лес, словно предупреждая Рауля, что, возможно, все пойдет не так гладко, как хотелось.
— Ты еще не поговорила с ней с тех пор, как вернулась?
— Нет. — Лес, не отводя взгляда от густого потока машин на дороге, распрямила пальцы, крепко стискивающие рулевое колесо. — Уверена, что это огорчит ее, но со временем она примирится с тем, что произошло… как примирился Роб.
— Тебя беспокоит, что могут возникнуть осложнения?
— Думаю, без сложностей не обойтись. — Она пыталась взглянуть на вещи трезво. — Я просто не хочу, чтобы дети обижались на тебя, если этого можно избежать. Время от времени между мной и Робом с Тришей случаются разногласия, и я не желаю, чтобы ты оказался в них замешан.
— Это твои дети, — сказал Рауль. — Я не стану вмешиваться в ваши отношения.
Лес улыбнулась, чувствуя облегчение от того, что он с ней согласился.
— Я считаю, что это избавит нас от множества недоразумений в будущем.
— Согласен.
Лес потянулась через сиденье и крепко сжала руку Рауля, на миг задержав ее в своей руке.
— Я очень рада, что ты здесь, Рауль.
— И я рад.
Когда они подъехали к дому, Лес свернула на дорогу, ответвляющуюся от огибающего дом подъездного пути и ведущую к гаражам и конюшням. Роб был на малом тренировочном поле, работая с одним из пони, которого они приобрели у Рауля. Впереди показался поворот к гаражам, и Лес сбавила скорость.
— Ты не хочешь вначале разгрузить свои вещи у конюшни?
Самой ей хотелось, чтобы он пробыл еще немного подольше только с ней одной. Если они подъедут к конюшням, то непременно придется представлять Рауля Джимми Рею Тернбуллу и беседовать с Робом.
— Это можно сделать и позже, — сказал Рауль.
— Я и сама так думала. — Лес свернула к гаражу, чувствуя, как по лицу ее разливается счастливая улыбка.
Они припарковали микроавтобус около гаража, Рауль выгрузил через заднюю дверцу свои чемоданы и последовал за Лес к дому. Они прошли коротким путем мимо бассейна и вошли в гостиную через двойные французские окна. После яркого солнечного света казалось, что в комнате почти темно. И Лес успела пройти несколько шагов, прежде чем заметила Тришу, сидящую на диване.
— Триша! — На лице ее вспыхнула улыбка. Она так давно не видела дочь, что не могла испытать при внезапной встрече ничего, кроме радости. — Я думала, что ты прилетишь только сегодня вечером. Ты давно здесь?
— Достаточно давно. — Триша встала, переведя холодный как лед взгляд с Лес на Рауля и его багаж. — Достаточно давно, чтобы успеть поговорить с Робом и выяснить, что у вас здесь творится.
Внешне она держалась с подчеркнутым спокойствием, но Лес чувствовала, что внутри у дочери все неистово дрожит от обиды и гнева.
— Я ему не поверила, — продолжала Триша, — и потому захотела увидеть своими глазами, правда ли это, что он вселяется сюда вместе с тобой. — Она вновь глянула на чемоданы, стоящие на полу. — И вот увидела, не так ли?
— Триша, я хотел бы объяснить, — сказал Рауль. И Лес поразило, как непривычно звучат эти слова. — Я понимаю, что вам трудно примириться…
— Ах так? Вы действительно понимаете? — с вызовом воскликнула Триша. — Одно дело потерять мужчину, который уходит к другой женщине, и совсем иное, если эта женщина — твоя собственная мать!
— Я никогда не был вашим, чтобы вы могли меня потерять, — спокойно вставил Рауль.
— Вы правы. Я знаю, что вы правы. — Триша с силой потерла пальцами лоб. — Но от этого мне вовсе не легче.
— Рауль, ты не возражаешь, если я поговорю с Тришей наедине? — сказала Лес.
Ей не хотелось втягивать Рауля в спор, который может начаться между ней и дочерью.
— Я буду в конюшнях.
Лес подождала, пока он выйдет из гостиной через французские двери, а затем подошла к дивану.
— Триша, давай сядем и обо всем поговорим.
Девушка с недовольным видом откинулась на подушки, и Лес присела рядом, подобрав под себя ноги и повернувшись к Трише. Некоторое время она изучающе смотрела на напряженное лицо дочери, такое гордое и прекрасное.
— Триша, какие слова я могу добавить к тому, что уже написала тебе в письме? Это случилось, и все тут… Больше ничего не скажешь. Было влечение, и у нас оказалось так много общего, что… это просто росло с каждым днем…
Лес решила на этот раз оставаться спокойной и не поддаваться гневу, как поддалась она, говоря с Робом.
— И, как ты говорила прежде, у нас с ним нет ничего общего, — печально покачала головой Триша. — Он слишком стар для меня, но, как видно, не слишком молод для тебя.
— Он не намного моложе меня, всего на пять лет. Кажется, ты считаешься в нашей семье человеком без предрассудков, — напомнила Лес. — Что дурного в том, что женщина старше мужчины?
— Ничего. Я… я просто не могу поверить, что вы… — Она замолчала и стала перебирать складки на своей юбке. — И все же, когда я увидела, как вы идете через патио, смеясь и улыбаясь друг другу, то поняла, что это похоже на правду. Может быть, именно это особенно горько.
Лес не ожидала подобного признания. В горле у нее встал комок.
— Я так боялась, Триша, что ты будешь меня за это ненавидеть.
— Когда я получила твое письмо, то, кажется, могла бы убить тебя, — сказала Триша. — Но у меня было много времени, чтобы хорошенько обо всем подумать. Возможно, я не любила его. Может быть, мне просто нравилось думать, что я люблю. Ведь это не настоящая любовь, когда чувство есть только с одной стороны, правда?
— Думаю, я понимаю, почему никогда не волновалась за тебя так сильно, как за Роба. Ты всегда мыслишь ясно и здраво.
Триша в припадке возбуждения вскочила на ноги и, отойдя на несколько шагов от дивана, начала расхаживать по комнате.
— Мне хотелось разозлиться как следует. Я все твердила себе, что если я взорвусь и начну в ярости швырять вещи на пол и ругать тебя на чем свет стоит, то мне станет легче. Именно это я и собиралась сделать. Это всего лишь один вариант из того, что я замышляла, — поправилась она с горькой иронией, остановившись спиной к Лес. — Я разыграла в своем воображении несколько вариантов. И все они, уверяю тебя, — Триша резко обернулась лицом к матери, — все они были изумительно мелодраматичными. Я собиралась предстать перед тобой ироничной, оскорбленной, язвительной… И во всех вариантах я представляла себе, как выхожу из дома с клятвой, что ты видишь меня в последний раз.
— Я рада, что ты так и не выполнила ничего из задуманного, — улыбнулась Лес.
Сейчас она испытывала скорее сочувствие к дочери, чем чувство облегчения, что Триша так и не взорвалась.
— Но я сама не могу понять, почему не делаю ничего такого. Словно из-под меня выдернули ковер и я шлепнулась на пол и сижу, пытаясь решить, какой из ушибов больше болит. Ну, гордость… Это я сознаю. Но что еще? — Она безостановочно расхаживала по комнате. — На какое-то время я перестала мыслить ясно и здраво. Это случилось, когда я встретила Рауля. Мне было восемнадцать — или почти восемнадцать. Полностью сложившаяся женщина. И вот появился мужчина — красивый, старше меня, обаятельный, иностранец — все это так волнующе. Это была бы la grande passion, великая страсть. Перед нами стояло столько преград, которые надо было преодолеть, — возраст, разные культуры, происхождение, — но мы бы боролись за чувство, которое нас охватило. И все бы в конце концов уладилось, потому что мы по-настоящему были бы страстно влюблены друг в друга. — Триша прервала свое насмешливо-высокопарное описание воображаемого романа, остановилась и вздохнула, глядя в пол. — Все это звучит так глупо, не так ли?