Аргентинское танго (Игра до победы) - Страница 1

— Леди и джентльмены, — разнесся над трибунами усиленный громкоговорителем голос, — добро пожаловать на финальный матч Мемориального кубка, посвященного памяти Джейкоба Л. Кинкейда, который проводит поло-клуб Палм-Бич.

Голос эхом прокатывался над головами зрителей и игроков, верхом на пони застывших на зеленом дерне игрового поля.

— Большинство из вас знали Джейка Кинкейда, — продолжал вещать голос. — В лучшие свои годы он забивал в ворота до семи голов за игру и всю жизнь оставался верен этому замечательному спорту — поло. Как нам всем сейчас его не хватает…

Комментатор замолк. Затем сменил траурные раскаты на дружеский рокот:

— Хочу привлечь ваше внимание к центральной ложе, где сегодня собрался клан Кинкейдов.

— Не весь клан, Джордж!

Это крикнула стройная женщина в соломенной шляпе, сидевшая в ложе Кинкейдов.

— Не все, Джордж! Соберись мы все, то заняли бы половину стадиона.

Зрители заулыбались, а те, кто знал эту семью, понимающе хмыкнули. В самом деле, по нынешним меркам, шестеро детей, оставшихся после покойного Джейка, — количество астрономическое. Три сына и три дочери. Они всегда держались вместе — энергичные, буйные, шумливые, избалованные, но наделенные обаянием и шармом, который стал еще заметнее, когда юные Кинкейды повзрослели.

— Вам следовало привести всех, Лес. Сегодня хотелось бы видеть полный сбор, — пророкотал комментатор.

— В следующий раз, — ответила элегантная женщина в белой шляпе, к которой он обращался.

Лес Кинкейд-Томас. Родители окрестили ее Лесли, но никто уже давным-давно не называл женщину полным именем. На вид ей было лет тридцать. Недоброжелатель дал бы тридцать семь, но, когда Лес признавалась, что на самом деле ей исполнилось сорок два, это неизменно поражало любого из ее новых знакомых. Кожа Лес, лишь слегка позолоченная флоридским солнцем, была по-девичьи свежей и гладкой. Однако сколько ни всматривайся, на лице ее не найдешь крохотных шрамов около волос или за ушами, выдающих пластическую операцию. Моложавость Лес была совершенно естественной.

С годами Лес Кинкейд-Томас выработала свой собственный стиль поведения и внешности, а вместе с ним пришла и полная уверенность в себе, которую дает только сознание прочного места в жизни. У нее было все, о чем может только мечтать женщина, — не только красота и самообладание, но и финансовое благополучие, дружная семья, крепкий брак и двое взрослых детей. Конечно, и ее время от времени одолевали смутное беспокойство и неясная тоска по чему-то, чего Лес не могла выразить словами, но в основном жизнь текла ровно и спокойно.

— Сегодня здесь присутствует вдова Джейка — Одра Кинкейд, — продолжал комментатор. — В заключение финального матча она вручит команде победителей приз, получивший название в память о ее муже. Я рад, Одра, тому, что вы сейчас с нами!

Лес краем глаза глянула на мать, помахавшую зрителям рукой с небрежным царственным величием. Трибуны взорвались громом аплодисментов. Одру любили и почитали. Матриарх семьи Кинкейд, она даже в свои шестьдесят девять лет оставалась весьма статной женщиной. Годы обошлись с ней милостиво. Это, видимо, семейная особенность — Лес предполагала, что свою собственную юношескую внешность она унаследовала от матери…

Приняв почести трибун, Одра Кинкейд вновь с достоинством откинулась на спинку шезлонга. Как всегда, она была одета безупречно — элегантно и как нельзя более в соответствии с данным случаем и ее возрастом. Колер платья — цвет молодой листвы, — казалось, говорил о том, что, несмотря ни на что, жизнь продолжается — даже для женщины, скорбящей по мужу, умершему всего три месяца назад.

Горевала ли Одра по нему? Задав себе этот вопрос, Лес почувствовала легкие угрызения совести. Как можно спрашивать! Никто не смеет обвинить Одру в том, что она плохая жена или мать. И все же… Невозможно представить, чтобы она продолжала по-прежнему любить Джейка после всего, что ей довелось пережить.

Отцом он был хорошим. Джейк любил дочь так же, как жил, — широко и щедро… Он любил власть, поло и женщин. Его многочисленные любовные связи никогда долго не оставались в секрете. Имя Кинкейда было слишком хорошо известно. И то, о чем среди столпов общества упоминали лишь намеками, широкими волнами расходилось вокруг в сплетнях.

Вспомнить только, какой совет ей дала мать, когда Лес выходила замуж за Эндрю Томаса. Одра сказала: «Браки основаны на доверии. У мужчины могут быть грешки, даже у Эндрю, но ты должна верить, что он всегда вернется назад к тебе — своей жене».

Лес отвлеклась от своих мыслей и перенесла внимание на арену будущего матча. Покрытое толстым слоем дерна поле для игры в поло было по размеру раза в четыре больше футбольного. Две команды. В каждой по четыре всадника с длинными клюшками в руках. Лица закрыты спортивными шлемами с решетчатыми забралами. Различить игроков можно только по спортивной форме. Одна команда в черных фуфайках, другая — в голубых. Лес поискала глазами и нашла на поле долговязого всадника в голубой фуфайке с номером 1 на спине. Из-под шлема на воротник падают длинные белокурые волосы того же оттенка, что и у нее самой.

— Где Эндрю? — Одра на миг оторвала внимание Лес от поля. — Он опаздывает на начало игры.

— Он ждет у входа Фила Эберли и еще кого-то со своей службы, кажется, юриста, который совсем недавно поступил к ним в фирму. Знаю только, что это женщина.

Лес довольно смутно представляла себе внутренние дела юридической фирмы «Томас, Торндайк и Уолл». Муж никогда не делился с нею своими заботами — за исключением тех случаев, когда приходилось устраивать прием для кого-нибудь из клиентов. Лес была неглупой женщиной, но при этом умницей ее никак не назовешь. Выбирая мужа, она искала человека, который был бы умнее ее. Эндрю вполне соответствовал этому требованию.

— Символично, — грохотал меж тем комментатор, — что в финальном матче Мемориального кубка Джейкоба Кинкейда на победу претендует команда, в которой некогда играл сам Джейк — «Блю-Чипс». И, поддерживая традицию семьи, в ней выступает под первым номером внук Джейка — Роб Кинкейд-Томас…

По трибунам прокатился шквал рукоплесканий. Шумнее всего приветствовали юношу в ложе Кинкейдов, а в ней громче всех аплодировала Лес. Рев толпы почти заглушил последние слова комментатора.

— Сразу понятно, какую из команд зрители любят больше, — заметила сидевшая сзади Мэри Кинкейд-Карпентер: — Послушайте, как хлопают нашим.

Лес кивнула, не сводя глаз с поля:

— Если бы ты когда-нибудь собрала разом своих детей и посадила бы их на лошадей, то мы могли бы создать свою собственную, спортивную лигу.

Это была семейная шутка. Мэри, которая была всего на два года старше Лес, и ее муж, биржевой брокер, нарожали двенадцать детей. Лес часто восхищалась способностью сестры управляться со всем своим многочисленным потомством и при этом находить еще время на посещение мероприятий вроде нынешнего и подбадривать своих племянников и племянниц. Впрочем, сегодня был особый случай — дань памяти отца.

— Спортивную лигу? — откликнулась Мэри на ее шутку. — Ну нет, спасибо, Лес! Чего мне только недостает — так это пони для поло! У нас уже есть три лошади, два шетландских пони, четыре собаки и уж не знаю сколько кошек. Я не возражаю против того, чтобы дети покидали дом, но мне только хотелось бы, чтобы они забирали с собой своих животных, а не бросали их на мое попечение…

Настоящего недовольства в ее ворчании слышалось очень мало. Мэри откинулась в шезлонге, а на поле между тем игроки готовились к первому вбрасыванию.

Лес потеряла мяч из виду почти сразу же. Да и как уследить за крошечным шариком среди мешанины конских ног, прикрытых разноцветными защитными накладками, и устремившихся за мячом клюшек. Кто ударил первым по мячу, Лес не видела, однако он отлетел в сторону ворот «Блю-Чипс».