Арахнея - Страница 60

Мертилос же с тех пор, как Ледша отпустила его на свободу, жил в Пергаме и там в полном уединении и тиши принялся за работу и исполнил громадный горельеф «Триумфальное шествие Диониса». Так как слава, окружавшая имя Мертилоса, достигла и тех краев, то все художники и высшие власти города толпами стремились в его мастерскую полюбоваться художественным произведением знаменитого александрийца. Вскоре и наместник Филетер[29], управляющий уже семь лет этим краем, пожелал ближе узнать художника. Он и его наследник покровительствовали художникам и любили искусство; они предложили художнику изваять из мрамора исполненный им пока из гипса горельеф, предназначая его для храма бога Диониса в Пергаме. В особенности наследник старого Филитера подружился с Мертилосом и старался всеми способами удержать его навсегда в Пергаме. И это ему удалось, потому что Мертилос в прекрасном и обширном доме, который ему предложил Эвмен[30] для жилья и мастерской, чувствовал себя физически здоровее, чем где-либо в другом месте. Кроме того, он думал, что его друг Гермон по многим причинам не пожелает жить в Александрии и что присутствие Архиаса и Дафны подействует притягательно и заставит его также избрать Пергам местом жительства. Ему нечего было уверять слепого, что, если его слепота не пройдет, он всегда найдет в нем любящего и заботливого брата; если же зрение к нему вернется, то Мертилос по-прежнему будет ему товарищем по искусству, с которым можно дружно и хорошо работать. Мертилос рассказал наследнику Эвмену о даровитом слепом родственнике, о его своеобразном искусстве, и тот с жаром принялся уговаривать скульптора убедить друга переехать в Пергам, где много знаменитых врачей. Он также дал слово оказывать слепому художнику почести и уважение, а если боги вернут ему зрение, поручить ему большие заказы. Как глубоко тронуло Гермона это дружеское письмо! Какая будущность открывалась для него: любовь, дружба будут наполнять ее, а какая, может быть, откроется плодотворная жизнь для его искусства! «Видеть, только бы вновь видеть!»

Эта мысль примешивалась теперь ко всему, что он ощущал, думал или говорил. Даже во сне преследовала она его. Для того чтобы вновь обрести зрение, он готов был охотно перенести самые ужасные пытки. Только в Александрии находились те знаменитые врачи, которые могли довершить то, что уже сделала мазь старой ворожеи.

И он во что бы то ни стало туда отправится, даже если бы ему пришлось заплатить за это жизнью. Знаменитейший хирург того времени Эразистрат, правда, отказался ему когда-то помочь, но Гермон надеялся, что с помощью Филиппоса, который был очень дружен с хирургом, ему удастся упросить его. А старый комендант находился как раз недалеко от него. Царская флотилия только что встала на якорь у перешейка, соединяющего Африку с Азией. Жрец Аполлона в соседнем городе Клисма рассказал Гермону, какая честь выпадет на долю этой восточной гавани. Появление царя и царицы объяснялось не одним только желанием основать там новый город и торжественной встречей возвращающегося победителем предводителя флота, но основывалось на более важных соображениях. За последние годы овладел не верящим в богов царем Птолемеем II тяжелый недуг, который заставляет теперь царя искать помощи у древних египетских богов. Он хочет предаться изучению этой мистической и таинственной веры и узнать всю магическую силу ее жрецов. Опасаясь близкой смерти, воздвиг уже Птолемей в Александрии величественный храм могущественному богу смерти, которого одинаково почитали греки и египтяне; он надеялся этим заручиться будущей жизнью. По той же причине хотел он и построить здесь храм и заслужить расположение египетских жрецов. Для исполнения всех этих планов нуждался он прежде всего в деньгах; вот почему он стремился к усилению доходности своей и без того богатой страны. Он нашел в своей сестре Арсиное отличную помощницу в государственных делах. Дочь того же отца и матери, она имела те же права, как и он, на уважение жрецов и на подчинение народа, который по религии страны видел в царе и его сестре представителей бога Солнца. Браки между братьями и сестрами в Египте не только допускались, но считались по религии и преданиям священными. Поэтому Птолемей, послав в изгнание свою первую супругу Арсиною, взял себе в жены сестру свою, также Арсиною[31]. Тотчас же после брака наименовал он себя Филадельфом, то есть «любящим сестру», и даровал то же имя своей супруге. Правда, союз этот вызвал у остроумных и насмешливых александрийцев много едких шуток. Но царь не жалел о своем выборе: несмотря на то что царица достигла почтенного сорокалетнего возраста и несмотря на многие убийства, совершенные по ее приказанию, когда она была царицей Фракии, Арсиноя была очень мудрая правительница и обладала все еще большой красотой. Она сопровождала царя в его путешествии на восток. Там хотел он основать город, назвать его в честь царицы «Арсиноя», и, дабы заслужить благосклонность и благодарность жрецов, решил он там же воздвигнуть огромный храм в честь бога Тума. Кроме того, он с некоторых пор вступил в переговоры с африканскими прибрежными городами, желая, чтобы они открыли свои гавани египетским торговым кораблям. Завязать эти отношения было поручено предводителю флота Эймедису, сыну престарелого Филиппоса и Тионы. Этот храбрый воин прекрасно выполнил возложенное на него задание. Он не только основал на принадлежащем эфиопскому народу берегу Красного моря город, названный им в честь царя «Птоломаис», но также убедил всех прибрежных правителей вступить в торговые связи с Египтом. Теперь возвращался он обратно с грузом драгоценностей и подарков, и ему готовилась торжественная встреча. Больной царь решил по окончании всех торжеств и праздников удалиться в пустыню и провести в этой здоровой местности, вдали от дел и шума столицы, целый месяц, надеясь этим восстановить свое здоровье.

Пребывание царственных особ и ожидаемые торжества привлекли к берегам Красного моря многие тысячи зрителей, и на другое утро после прибытия Биаса к Гермону в почти пустынной до сих пор гавани близ Клисмы сновали сотни лодок. Не могло быть и сомнения в том, что престарелый комендант и его супруга Тиона будут присутствовать при торжественной встрече их сына Эймедиса. Поэтому Гермон, желающий посоветоваться со своими старыми друзьями, решил отправиться в Херсонполис, где должно было состояться это торжество. Лодка, в которой вольноотпущенник к нему приехал, должна была отвезти их туда. Художник почти с грустью покидал это место, которое ему принесло столько успокоения и где к нему вернулась надежда вновь обрести зрение. Он дружески распрощался с семьей амалекитян, также очень опечаленных его отъездом. Когда они сели в лодку, им пришлось убедиться, что не так-то легко будет достичь места назначения. Несмотря на усилия трех сильных гребцов, лодка с большим трудом и очень медленно пробиралась между бесчисленными кораблями, лодками и челноками. Два огромных корабля с роскошно расшитыми парусами по повелению царя вышли сюда из Херсонполиса, чтобы раньше других приветствовать возвращающегося героя. К ним присоединилась целая флотилия небольших судов и лодок, переполненных любопытными. Какую оживленную и пеструю картину представляло в этом месте море! Какое разнообразие и яркость цветов среди богато расшитых парусов! Какой шум и плеск от сотни поднимаемых и опускаемых весел!

— Смотри, господин! — вскричал Биас. — Вот этот большой корабль из Александрии также послан навстречу герою!

— А этот откуда? — спросил Гермон, глаза которого, хотя все еще не позволявшие вполне отчетливо различать предметы, увидали на палубе большого грузового корабля шесть огромных африканских слонов, и его слуха достиг рев львов и пантер с того же корабля.

— Это подарки для царя, и придутся ему, наверно, по вкусу. Такого количества диких зверей не привозил ему еще никто, и они значительно пополнят его редкую коллекцию, — ответил биамит.