Арахна
(Рассказы о пауках. Том I) - Страница 42

Отто Генри Бахер. Арахна (1884).

Я постоянно повторяю, что мой друг Шерлок Холмс, подобно всем великим художникам, жил исключительно ради своего искусства. И я не могу припомнить, если не считать дела герцога Хоулдернесса, чтобы он потребовал за свои услуги крупное вознаграждение. Каким бы богатым и могущественным ни был клиент, он отказывался заниматься его делом, если оно не вызывало его сочувствия, и в то же время готов был предоставить всю свою энергию в распоряжение скромного претендента, если его дело заключало в себе какие-нибудь удивительные свойства, задевающие струны его воображения.

Просматривая свои записки, относящиеся к достопамятному девяносто пятому году, я натолкнулся на детальное изложение одного дела, которое может служить примером бескорыстия и даже альтруизма со стороны человека, готового оказать услугу во имя сочувствия и милосердия, пренебрегая материальным вознаграждением. Я, конечно, имею в виду ужасный случай с канарейками и следами сажи на потолке.

Дело было в июне, и мой друг только что закончил расследование, связанное с внезапной смертью кардинала Тоски, которое он предпринял по специальной просьбе папы. Это расследование потребовало от Холмса крайне напряженной работы; он пришел в такое нервное, беспокойное состояние, что я опасался за него не только как друг, но и как его домашний доктор.

В один из дождливых вечеров того же самого месяца я уговорил его пойти пообедать со мной у Фраскатти, а после этого выпить кофе в кафе «Ройял». Как я и надеялся, большой оживленный зал с его красными плюшевыми креслами и величественными пальмами, залитыми светом многочисленных хрустальных канделябров, вывел Холмса из его сосредоточенного состояния, и, глядя на то, как он сидит, откинувшись на спинку диванчика, и вертит в тонких пальцах ножку своей рюмки, я с удовольствием отметил, что, когда он наблюдал за публикой, заполнившей центральный зал и кабины — среди посетителей почему-то преобладал восточноевропейский, богемный элемент, — в его серых глазах зажглись огоньки, свидетельствующие о живом интересе.

Я только что собирался ответить на какое-то его замечание, как вдруг он кивнул головой в сторону двери.

— Лестрейд, — сказал он. — Интересно, что он здесь делает?

Обернувшись через плечо, я увидел сухопарую фигуру и крысиную физиономию нашего скотланд-ярдского знакомого; он стоял в дверях, неспешно обводя глазами зал.

— Возможно, он ищет вас, — заметил я. — И, наверное, по какому-нибудь срочному делу.

— Вряд ли, Уотсон. Его мокрые сапоги указывают на то, что он шел пешком, а если бы дело было срочное, он взял бы кэб. Но вот он идет сюда.

Лестрейд заметил нас и по знаку Холмса пробрался через толпу и пододвинул стул к нашему столику.

— Всего лишь обычная проверка, — сказал он в ответ на мой вопрос. — Но долг есть долг, мистер Холмс, и должен вам сказать, что мне доводилось выуживать весьма любопытную рыбку в подобных респектабельных заведениях. Пока вы там уютненько сидите у себя на Бейкер-стрит и изобретаете свои теории, мы, работяги из Скотланд-Ярда, делаем всю практическую работу. Мы не получаем благодарностей от папы или там от короля, зато нам достается выволочка от старшего инспектора, если случается неудача.

— Ладно уж, — добродушно улыбнулся Холмс. — Ваше начальство наверняка прониклось к вам уважением с тех пор, как я решил задачу, связанную с убийством Рональда Эдера, разобрался с кражей, в которой были замешаны Брюс и Партингтон, затем…

— Верно, верно, — торопливо перебил его Лестрейд. — А теперь, — добавил он, выразительно подмигнув мне, — у меня кое-что для вас есть.

— Ах вот как!

— Вполне возможно, конечно, что молодая женщина, которая пугается теней, относится скорее к компетенции доктора Уотсона.

— Послушайте, Лестрейд! — шумно запротестовал я. — Не могу одобрить ваше…

— Одну минуту, Уотсон. Давайте послушаем, в чем дело.

— Понимаете, мистер Холмс, факты, которыми мы располагаем, достаточно нелепы, — продолжал Лестрейд, — и я бы не стал просить, чтобы вы тратили свое время, если бы не знал, что вы совершили не одно доброе дело и что ваш совет поможет молодой женщине не наделать глупостей. Итак, вот факты.

На дептфордском шоссе в Ист-Энде, у самой реки, расположены трущобы, самые отвратительные в Лондоне. Однако в самом центре этих трущоб еще сохранились превосходные старые дома, в которых в давно прошедшие времена жили богатые коммерсанты. В одном из таких полуразвалившихся домов проживает семейство неких Уилсонов, вот уже, наверное, не менее сотни лет. Насколько я понимаю, раньше они вели торговлю в Китае, но потом дело развалилось, они вернулись в Англию — это было в прошлом поколении — и стали жить в своем старом доме. В последнее время семья состояла из Горацио Уилсона, его жены, двоих детей — сына и дочери — и младшего брата Горацио — Теобольда, который поселился с ними после возвращения из заморских стран.

Около трех лет тому назад тело Горацио было найдено в реке. Он утонул, и, поскольку было известно, что он много пил, все решили, что он просто оступился и упал в воду. Через год его жена, у которой было слабое сердце, умерла от сердечного приступа. Мы знаем, что это именно так, потому что доктор произвел тщательный осмотр, принимая во внимание заявление дежурного полицейского и сторожа на одной из барж, стоявших на Темзе.

— Какое заявление? — остановил его Холмс.

— Да были всякие разговоры, что в старом уилсоновском доме слышались какие-то крики. Но ведь ночью на берегах Темзы всегда стоит туман, они могли и ошибиться. Констебль, описывая то, что он слышал, говорил, что это был вой, от которого кровь стыла в жилах. Если бы он служил в моем подразделении, я бы ему внушил, что блюститель порядка никогда не должен употреблять подобные слова.

— Который был час?

— Десять часов вечера, как раз в то самое время, когда умерла эта женщина. Это просто совпадение, ведь нет никакого сомнения, что она умерла от сердечного приступа.

— Продолжайте.

Лестрейд достал свою книжечку и некоторое время перелистывал страницы, что-то там выясняя.

— Я уточняю факты, — сказал он. — Вечером семнадцатого мая дочь решила развлечься и отправилась в сопровождении служанки на представление, которое давалось с помощью волшебного фонаря. Вернувшись домой, она обнаружила своего брата, Финеаса Уилсона, мертвым; он умер, сидя в кресле. Финеас унаследовал от матери бессонницу и больное сердце. На этот раз не было никаких разговоров о криках или воплях, однако выражение лица покойного заставило местного доктора вызвать судебного эксперта для проведения обследования. Наш врач подтвердил, что причиной смерти было сердце, и добавил, что в этих случаях лицо умирающего искажается, на нем появляется выражение ужаса.

— Совершенно верно, — заметил я.

— Так вот, все эти события так подействовали на дочь Уилсона Джанет, что она, по словам ее дядюшки, собирается продать дом и все остальное и уехать за границу, — продолжал Лестрейд. — Я так думаю, что это естественно. Смерть хорошо похозяйничала в семействе Уилсон.