Арахна
(Рассказы о пауках. Том I) - Страница 25
Эти двое молодых людей попрощались со мной и исчезли во влажной темноте. Вернулся только один. Не он. Мне надо бы немного рассказать о них, не то сеньор не поймет, как это случилось. В сражениях с тьмой и злом побеждает обычно самый сильный, самый благородный. Ему выпадает рассказать. Но не в тот раз.
Сеньор понимает, надеюсь, что мой рассказ составлен из обрывков. Все могло быть и не совсем так. Однако главное соответствует истине. Вас тянет вообразить, что между двумя людьми может пробежать ненависть или зависть. Но здесь — ничего подобного. Один был силен и беден. Второй был слаб — и этот слабак был наследником миллионов в Americano золоте. Ему, во всяком случае, не стоило рисковать здоровьем, рассудком и жизнью, чтобы стать богаче. Но так уж повелось в нашем мире. Никто не доволен свой судьбой.
Голубоглазый и смешливый был управляющим большой фабрикой в Вальядолиде, что в Юкатане, в сорока километрах к северу отсюда. Там плели канаты из jeniquen[17]. Сеньор знает эту фабрику, конечно, он ведь приехал на узкоколейке из Вальядолида.
Фабрикой и примерно двумя сотнями квадратных миль плантаций jeniquen владел Americano, отец второго. Этого смуглого юношу звали сеньор Лестер Эйнсли.
Великому отцу сеньора Лестера не очень нравилось, как вел себя сын. Он считал, что сыну неплохо бы отправиться в джунгли, испытать трудности, научиться работать руками и поменьше курить и пить. Мне это казалось странным: едва я увидел нежного мальчика, как сразу понял, что день на плантации, под палящим солнцем, его убьет. Но отцов не поймешь. Они женятся на тонких и нервных женщинах, которые рано умирают, а после хотят, чтобы сыновья унаследовали их силу. Но все знают, что природа распоряжается иначе. Никакой конезаводчик не совершит такой глупости. Он-то понимает, что качества кобылы передаются жеребенку, а молодой кобылице — качества жеребца.
Сеньору Джиму Колтеру — так звали светловолосого и смешливого — было лет двадцать восемь, но на вид он казался немногим старше своего спутника. Недели за две до того мальчишке исполнился двадцать один год, он страшно напился, и под глазами у него еще виднелись фиолетовые круги.
Богатей-отец этого не стерпел. Он отправил сына из Штатов сюда с наказом поставить мальчика на работу. В полях или на фабрике. Понимаете, рядом с самыми невежественными пеонами, которые сотни лет трудились как рабы под бичами надсмотрщиков гациенд!
Нельзя требовать невозможного. Управляющий, сеньор Джим Колтер, посылал телеграмму за телеграммой. Он хорошо знал, что хрупкого юношу ждет верная смерть. Кого же винить сумасброду-отцу, как не управляющего?
В конце концов было решено, что сеньор Джим возьмет месячный отпуск и поедет с мальчиком на север, в джунгли. Сеньор Джим где-то услышал рассказ о золотой сокровищнице в шахте Мадре д’Оро, в двух тысячах футов под древним храмом Крочен-Пана. Я эту историю знаю давно, и она мне кажется правдой.
Кто-то им шепнул, что я спускался в эти туннели, рискуя жизнью. Они пришли ко мне. Когда я сказал им, что никто еще не обнаружил золотую комнату, они чуть не задохнулись от восторга. Что им каменные стены, которые рушатся от простого прикосновения, несколько смертоносных гадюк, тысяча десятидюймовых скорпионов с ядовитыми хвостами или ужасные орды conechos — огромных прыгающих пауков? Americanos зовут их тарантулами.
Ох, сеньор, вы нетерпеливо хмуритесь. Сейчас вы скажете: оставьте, всем известно, что укус тарантула не смертелен. Может, оно и так. Я знаю одного человека — тарантул укусил его в мочку уха, и он выжил. Но у него был острый нож. Когда на кону жизнь, кусочек уха — не такая большая жертва.
Но знайте, сеньор, что conechos, живущие в склизких расщелинах шахты Мадре д’Оро, глубоко под самыми сырыми подземельями Крочен-Пана, крупнее тех, что ползают наверху по банановым пальмам. Цвет у них беловато-розовый, и они слепые. Глаза им не нужны. В темноте они уверенно прыгают на свою добычу…
Путь до Зала кратеров недалек — идешь-то тут, под благословенным солнцем. Наверное, когда-то испанцы проделывали этот путь меньше чем за час: выходили из черного зева шахты, спускались по крутым тропкам с тут и там протянутыми грубыми лестницами…
Не знаю, можно ли пройти там сейчас. Если дорога не сделалась хуже, чем тогда, когда я с двумя Americanos спустился в Зал кратеров, у трех крепких и отважных мужчин путь отнимет втрое больше времени.
Привязанные друг к другу, мы позли и скатывались по жутким склонам. Я шел впереди. В руке я держал длинную и тяжелую метелку из веток, перевязанных проволокой. Ею я проверял, надежно ли место, куда я собирался поставить ногу, или сметал в сторону гадюк и скорпионов, прежде чем полезть ногами вперед в какой-нибудь узкий и длинный туннель. А там при моем приближении часто срывались вниз сырые, прогнившие камни…
Обратите внимание, сеньор, что в такие неизведанные проходы всегда нужно забираться ногами вперед. Если там притаились невидимые твари, готовые укусить, они понапрасну растратят свой яд на тяжелые сапоги или ноги, защищенные толстыми бриджами и многими слоями бумаги.
К тому же так легче выбраться, если случится обвал.
Сеньор Джим полз за мной с сильным фонарем в руке. Другой, поменьше, был приторочен у него к поясу — этот собирались оставить мне в Зале кратеров. Сеньор Лестер, замыкающий, тащил шахтерскую кирку. С ее помощью мы пробивались в заваленные коридоры.
Как-то сверху упал обломок скалы и придавил меня к земле, распластав, как грифельную доску. А я ведь даже не притронулся к той скале! Видно, ее расшатали наши шаги.
Сеньор Джим, орудуя киркой, вскоре освободил меня. Я слышал, как он в это время поспешно ударил киркой — раз, и другой, и третий — но не по обломку скалы надо мной.
— Никогда не видал таких быстрых! — пробормотал он. Сеньор Лестер за его спиной жалобно захныкал. Я понял, что они заметили что-то пугающее и не смогли убить это киркой.
Так мы встретили первого из тошнотворно-белых пауков. Я заранее, понятное дело, предупредил о них молодых людей. Но пока своими глазами не увидишь этих жутких, слепых, волосатых чудовищ, их ловкие движения и прыжки — некоторые говорят, что они и от пуль способны уклониться! — трудно понять, какой ужас они могут навести на человека.
С этой минуты белые conechos, которые никогда не показываются близ поверхности, стали попадаться все чаще. Нам приходилось кричать и бросать в туннели мелкие камни, чтобы заставить их убраться из расщелин, иначе они могли на нас наброситься. У этих тварей есть какой-то странный безмолвный телеграф: если один паук укусит что-нибудь живое, все остальные сразу узнают и спешат к добыче. Чем бы ни была эта добыча, на нее обрушивается чудовищная белая голодная лавина.
Задолго до того, как мы достигли Зала кратеров, сеньор Лестер, самый слабый, выбился из сил. Он дрожал от ужаса, задыхался от спертого воздуха, обливался потом из-за жары и умолял сеньора Джима повернуть назад.
Сеньор Джим не желал ничего слушать. Он смеялся над опасностями. Помню его короткий смешок — как же скоро он умолк навсегда! Сеньор Лестер начал спотыкаться; он с плачем еле шел или полз за нами. Он обронил кирку и ничего не сказал, пока нам не понадобилось расширить отверстие одного из туннелей. Нам пришлось возвращаться далеко назад, чтобы найти кирку.
Наконец мы оказались в Зале кратеров. Здесь можно было развести костер из старых бревен, которыми рабы-индейцы приводили в движение мельницу для руды. Там было сравнительно безопасно. Мы расположились на отдых, а тем временем сеньор Джим пытался вдохнуть мужество в нашего спутника.
Я мог бы сказать ему, что это бесполезно, но в те дни я тоже был молод и считал, что мне не подобает давать советы. Сеньор Лестер притих, но каждую минуту или две его худое тело била дрожь. Я был рад, что в самом начале твердо отказался идти дальше этого зала. Сеньор Джим испробовал все доводы и уговоры, но я стоял на своем. Я уже заработал свои несколько песо, и этого было достаточно. В прошлый раз я продвинулся отсюда на несколько ярдов по узкому туннелю, который, как я решил, вел к сокровищнице. Я знал, что пряталось в этом туннеле — белая, волосатая смерть!