Аптекарская роза - Страница 7

Он упражнялся в стрельбе по мишени до тех пор, пока перед здоровым глазом все не расплывалось, а руки и плечи не начинали подрагивать. Стрелял он по-прежнему метко, в общем-то не хуже, чем в прошлом. Но левая сторона была уязвима. Он тренировался в умении резко выпрямляться из наклона и укреплял мышцы шеи, чтобы молниеносно оборачиваться.

А потом за ним в Кенилуорт прислал Джон Торсби, лорд-канцлер Англии и архиепископ Йоркский. Торсби прибыл в Лондон с каким-то делом к королю, и Оуэну предстояло к нему присоединиться.

Оуэн принял протянутый кубок и пригубил вино. Лучшего ему отведывать не приходилось даже за столом старого герцога. Лорд-канцлер и архиепископ Йоркский принимал его как знатного господина, а Оуэн меж тем не представлял, зачем он здесь.

Джон Торсби откинулся на спинку стула, с удовольствием потягивая вино. Рядом потрескивал огонь в камине, согревая личные покои. В бликах пламени гобелены дарили теплые цвета ярких красок.

Одноглазый Оуэн не имел возможности рассмотреть гобелены скрытно, ему нужно было обязательно повертеть головой в ту и другую сторону, особенно влево. Оставалось одно: не делать ничего украдкой. Похвали человека, похвалив его вещи. Бывший стрелок повернул голову, пытаясь охватить одним глазом всю комнату. Охота на вепря начиналась слева от двери, продолжалась по всей комнате и заканчивалась пиром в большом зале, где победителю вручалась голова зверя. Сюжет был собран из отдельных гобеленов, сотканных специально для этого помещения, ибо размер их подходил идеально.

— Изумительные гобелены. Думаю, это норманнская работа. Мелкое плетение, насыщенный зеленый цвет… Да, наверняка норманны.

Джон Торсби улыбнулся.

— Я вижу, вы не все свое время в Нормандии провели на поле брани.

— Как и вы за столом переговоров.

Оуэн усмехнулся. Он считал, что не должен робеть от оказанной чести — разделить бокал вина с самим лорд-канцлером в его личных покоях.

— Вы смелый валлиец, Оуэн Арчер. И легко приспосабливаетесь к обстановке. Когда старый герцог попросил меня взять вас к себе на службу, я решил, что у него от боли помутился рассудок. Последние дни его были очень тяжелыми, вы, наверное, знаете.

Оуэн кивнул. Ланкастер умирал в муках. Мастер Роглио рассказывал, что плоть старого герцога пожирала саму себя изнутри, так что под конец он мог глотать только воду, которая покидала его тело кровавым потоком. Оуэна тронуло, что, несмотря на такие страдания, его господин вспомнил о нем.

— Он научил вас слушать, наблюдать и запоминать. — Торсби внимательно разглядывал Оуэна поверх бокала. — Я прав?

— Да, милорд.

— Такое большое доверие могло вскружить голову обычному лучнику. — Торсби не сводил неподвижного взгляда со своего гостя.

Архиепископ держался непринужденно. Оуэн решил, что скрытничать сейчас ни к чему.

— Когда я потерял один глаз, я решил, что мне конец. Доверие моего лорда подняло меня из отчаяния. Он подарил мне смысл существования, когда я уже думал, что никуда не гожусь. Я просто обязан ему жизнью.

— Ему — да, — кивнул Торсби, — а вот мне вы ничем не обязаны. Я просто раздумываю о возможности выполнить последнюю просьбу старого друга.

— Вы могли бы проигнорировать ее, о чем знал бы только Бог.

Торсби удивленно приподнял брови, и на его губах заиграла усмешка.

— Вы считаете, что архиепископ Йоркский может обмануть человека на смертном одре?

— Если решит, что так будет лучше для души, о которой он заботится.

Торсби отставил бокал и наклонился вперед, положив руки на колени. На его пальце сияло кольцо архиепископа, на канцлерской цепи играли отблески пламени.

— Ваши слова меня радуют, Оуэн Арчер. Я склонен думать, что могу вам доверять.

— Как архиепископ или как лорд-канцлер?

— И то и другое. Дело касается Йорка. И двух рыцарей, безвременно умерших в аббатстве Святой Марии. Знаете такое аббатство?

Оуэн отрицательно покачал головой.

— Хорошо. Мне нужен человек, который сможет судить объективно. Наводите справки, записывайте факты, а потом докладывайте мне. — Архиепископ подлил себе вина и жестом пригласил Оуэна последовать его примеру. — Обойдемся сегодня без слуг. Я пожелал, чтобы в этот вечер здесь не было ничьих других ушей, кроме наших.

Оуэн наполнил свой бокал и откинулся на стуле, готовясь выслушать историю.

— Должен сказать, новый герцог Ланкастер заинтересован в вас. Вы могли бы преуспеть на службе у Гонта, и о будущем не пришлось бы беспокоиться — не то что со мной. Моя должность выборная, а он сын короля и герцог Ланкастер пожизненно. Я говорю это вам потому, что у вас, возможно, будет повод с ним побеседовать. Второй рыцарь, замешанный в этом деле, был одним из людей Гонта.

Оуэн призадумался. Гонт был опасный человек, известный своим коварством. Бывший лучник отлично представлял, какого сорта поручения Гонт мог ему давать. Служба этому господину стала бы почетной, но не очень честной. Во всяком случае для Оуэна. Не для того Бог возродил его из пепла, чтобы он теперь обделывал темные делишки.

— Я польщен, что двое таких всесильных вельмож предлагают мне службу, и я благодарен вам за то, что вы даете мне возможность выбора. Предпочитаю служить архиепископу и лорд-канцлеру. Служба у вас мне больше по душе.

Торсби склонил голову набок.

— Как вижу, в вас нет честолюбия. Но в те круги, где вы сейчас вращаетесь, вас привел каприз судьбы. Будьте осторожны. — Взгляд его был серьезен, почти тревожен.

Слепой глаз Оуэна вдруг закололи сотни иголок, раскаленных и острых. Он давно привык считать эти приступы своего рода предупреждением, дурным предзнаменованием.

— Я всегда осторожен, милорд, и знаю свое место.

— Не сомневаюсь, Оуэн Арчер, что это так.

Торсби поднялся, поправил кочергой поленья в камине и вернулся на место.

Оуэн отставил бокал с вином. Он хотел, чтобы голова оставалась ясной.

Торсби тоже отодвинул бокал.

— Головоломка начинается следующим образом. Сэр Джеффри Монтейн, покинув свиту Черного Принца, совершает паломничество в Йорк, чтобы искупить какой-то прошлый грех. Мы не знаем, какой именно, ибо на службе у принца Монтейн вел себя безукоризненно. Вероятно, что-то из его далекого прошлого. Прежде чем поступить на службу к принцу, он сражался под знаменами сэра Роберта Д'Арби из Фрейторп Хадден, поместья, расположенного неподалеку от Йорка. То, что Монтейн выбрал аббатство Святой Марии для совершения паломничества, предполагает, что его грех связан со службой у Д'Арби. Итак. Он появляется в Йорке незадолго до Рождества, а через несколько недель заболевает тифом — видно, путешествие на север подорвало его силы, открылась старая рана и вернулась болезнь, которую он перенес во Франции. Все это со слов лекаря аббатства, брата Вульфстана. А через три дня Монтейн умирает.

Торсби смолк.

Оуэн не увидел в этой истории ничего странного.

— Тиф часто смертелен.

— Согласен. Насколько я знаю, после ранения вы помогали военному лекарю. Часто доводилось выхаживать тифозных больных?

— Часто.

— Мастер Уэрдингтон хвалил вас за сострадание.

— Да я сам переболел всего за год до этого и понимал, как страдают больные.

Архиепископ кивнул.

— Кончина Монтейна осталась бы незамеченной, если бы за один только месяц в аббатстве не случилась еще одна смерть. Сэр Освальд Фицуильям из Линкольна, значимое лицо в аббатстве, искал там уединения, дабы замаливать грехи — какие именно, легко могли догадаться все те, кто его знал. Вскоре после Святок он простудился, болезнь все усиливалась. Он сильно потел, жаловался на боли в руках и ногах, иногда терял сознание, бредил. Через несколько дней он умер. Почти такая же смерть, как у Монтейна.

— Почти такая же? Но его случай совсем не похож на тиф.

— Перед кончиной Монтейн страдал точно так же.

— А не мог лекарь отравить обоих?

— Сомневаюсь. Преступление было бы слишком очевидным. — Торсби снова отпил из бокала.