Апостол Павел - Страница 66

Через три дня по прибытии он отправился в Иерусалим. Первосвященник Измаил, сын Фаби, и вся саддукейская партия, т. е. высшее священство, окружили его, и одна из первых просьб, обращенных к нему, коснулась Павла. Просили вернуть его в Иерусалим; тогда устроили бы по дороге засаду, чтобы убить его. Фест отвечал, что он скоро вернется в Цезарею, что в виду этого лучше Павлу там остаться, но что римляне никогда не произносят приговора прежде, чем обвиняемый будет на очной ставке с обвинителями, и поэтому надо де, чтобы те, кто хочет обвинять Павла, пошли с ним. Действительно, он по истечении 8 или 10 дней вернулся в Цезарею, и наследующий день призвал к суду своему Павла и его противников. После неясных прений, во время которых Павел утверждал, что он ничем не провинился ни перед законом, ни перед храмом, ни перед императором, Фест предложил ему отвести его обратно в Иерусалим, где он, под его надзором и высшей юрисдикцией, мог бы защититься перед судом из евреев. Фесту, конечно, неизвестны были намерения заговорщиков; он думал путем такой отсылки избавиться от докучливого дела и сделать приятное евреям, так настоятельно требовавшим от него пересылки пленника.

Но Павел поостерегся дать согласие. Ему очень хотелось видеть Рим. Столица мира обладала для него каким то могучим и таинственным очарованием. Он настоял на праве своем быть судимым римским судом, заявил, что никто не вправе выдать его евреям, и произнес торжественные слова: "Взываю к цезарю". Слова эти, произнесенные римским гражданином, обладали такой силой, что устраняли всякую провинциальную юрисдикцию. Где бы он ни был, римский гражданин имел право потребовать, чтобы его отвезли на суд в Рим. К тому же губернаторы провинций часто отсылали к императору и его совету дела религиозного права. Фест сначала удивлен был такой апелляцией, несколько времени совещался со своими приближенными, потом отвечал формулой: "Ты взываешь к императору; ты пойдешь". С этого момента отсылка Павла в Рим стала делом решенным, и ждали только случая, чтобы отправить его. В этот промежуток времени произошел странный инцидент. Через несколько дней по возвращении Феста в Цезарею, Ирод Агриппа II и сестра его Вероника, жившая с ним, не без подозрений в преступной связи, пришли приветствовать нового прокуратора. Они провели в Цезарее несколько дней. В разговоре их с римским чиновником последний упомянул о пленнике, оставленном ему Феликсом. "Обвинители его, сказал он, не представили ни одного из обвинений, какие я предполагал. Но они имели споры с ним об их богопочитании и о каком-то Иисусе умершем, о котором Павел утверждает, что он жив. - Я как раз хотел уже давно послушать этого человека, сказал Агриппа. - Завтра же, отвечал Фест, ты услышишь его".

Действительно, на следующий день Агриппа и Вероника пришли с блестящей свитой в судебную палату. Все офицеры армии и главные лица города собрались там. С обращением к суду императора прекратилась возможность какого бы то ни было официального процесса, но Фест заявил, что по его взгляду с пленником в Рим должно быть послано донесение; он сделал вид, что хочет получить сведения, необходимые ему для этого донесения, сослался на незнание свое еврейских дел и заявил, что решил в этом случае последовать совету царя Агриппы. Агриппа предложил Павлу говорить. Тогда Павел, с некоторой ораторской любезностью, произнес одну из тех речей, какие он сто раз повторял, что почитает себя счастливым, что может защищаться перед таким судьей, как Агриппа, так хорошо знакомым с спорными мнениями евреев. Он более, чем когда-либо, замкнулся в обычную свою систему защиты, утверждал, что ничего не говорит, чего нет в законе и пророках, что его преследуют исключительно за веру в воскресение, которая служит двигателем их благочестия, основанием их надежд. Ссылками на Писание объяснил он свои излюбленные положения, т. е. что Христос должен был пострадать, что он должен был первый воскреснуть. Фест, чуждый всем этим соображениям, принял Павла за сумасброда, ученого в своем роде, но неуравновешенного и склонного к химерам. "Безумствуешь ты, Павел, сказал он ему; большая ученость доводит тебя до сумасшествия". - Павел воззвал к свидетельству Агриппы, более опытного в еврейском богословии, знавшего пророков, и, как он предполагал, знакомого с фактами, касавшимися Иисуса. Агриппа отвечал уклончиво. По-видимому, в разговор примешалась некоторая шутливость. "Ты не много не убеждаешь меня, сказал Агриппа, сделаться христианином"... Павел с обычным своим умом, подделался под тон собрания и кончил тем, что всем пожелал походить на него, "кроме этих уз", прибавил он с легкой иронией. Впечатление от этого чинного заседания, столь отличного от тех, на которых евреи являлись как обвинители, в общем было благоприятное Павлу. Фест с римским здравым смыслом заявил, что человек этот ничего не сделал дурного. Агриппа полагал, что если бы он не потребовал суда императора, его можно было бы освободить. Павел, хотевший, чтобы его привезли в Рим сами римляне, не взял назад своего требования. Итак, его с некоторыми другими узниками отдали под стражу некоего центуриона когорты prima Augusta Italica, по имени Юлия, должно быть происходившего из Италии. Из учеников его только Тимофей, Аристарх Фессалоникийский и Лука вышли с ним в море.

Глава 21. Путешествие Павла в узах

Сели на судно из Адрамитты в Мизии, шедшее обратно в свой отправной пункт. В одном из промежуточных портов Юлий рассчитывал найти корабль, идущий в Италию и пересесть на него. Время было около осеннего равноденствия; предстоял трудный переход.

На второй день плавания прибыли в Сидон. Юлий, обращавшийся с Павлом очень мягко, разрешил ему съехать в город, посетить друзей и принять их попечения. Следовало бы выйти в открытое море и поплыть к юго-западной оконечности Малой Азии, но противные ветры помешали; пришлось идти на север, вдоль Финикии, по берегу Кипра, оставив последний налево. Пошли по каналу между Кипром и Киликией, перерезали Памфилийский залив и прибыли в порт Миры в Ликии. Там сошли с адрамиттского судна. Юлий нашел александрийский корабль, шедший в Италию, сторговался с капитаном и перевел на него своих пленников. Корабль был сильно нагружен; на борту было 276 человек.

С этого момента плавание стало чрезвычайно трудным. Через несколько дней дошли все еще только до высоты Криды. Капитан хотел зайти в порт, но северо-восточный ветер не дал возможности сделать это, и пришлось позволить нести себя к острову Крит. Вскоре заметили мыс Салмона, восточную оконечность острова. Остров Крит образует как бы огромный барьер, делающий из той части Средиземного моря, которую она прикрывает на юг, нечто вроде обширного порта, защищенного от бурь, идущих от Архипелага. Капитану пришла в голову вполне естественная мысль использовать это преимущество. Поэтому он, не без большой опасности, пошел вдоль по восточному берегу острова; потом, оставив остров за ветром, он вошел в тихие воды юга. Там он нашел маленькую, но довольно глубокую гавань, закрытую островком и окаймленную двумя песчаными косами, между которыми выдается скалистый утес, т. ч. кажется, что он состоит из двух частей. Это были так наз. "Kali Limenes" (хорошие пристани); вблизи находился город, именем Лазея или Аласса. Они приютились туда; экипаж и корабль были чрезвычайно утомлены; в этой небольшой гавани сделали довольно продолжительную стоянку.

Когда зашел разговор о продолжении пути, оказалось, что осень сильно подвинулась вперед. Великий пост Прощения (kippour), в месяц тисри (октябрь), уже прошел; пост этот отмечал у евреев время, после которого морские путешествия становились уже небезопасными. Павел, приобретший на корабле довольно большой авторитет и к тому же давно уже опытный в морских путешествиях, высказал свое мнение; он предсказал большие опасности и аварии, в случае возобновления пути. "Но центурион (что не может удивить нас так сильно, как рассказчика Деяний) более доверял кормчему и начальнику корабля, нежели словам Павла". Гавань Kali Limenes не годилась для зимовки. Общее мнение было таково, что надо стараться дойти, чтобы провести там дурное время года, до гавани Финика, на южном берегу острова, где, как уверяли люди, знакомые с местностью, судно найдет удобную якорную стоянку. Однажды был южный ветерок, и момент был сочтен благоприятным. Якорь был поднят, и судно пошло вдоль по боковой стороне острова, до мыса Литиноса; потом понеслись к Финику.