Апостол Павел - Страница 10

Павел уже до того много странствовал, распространяя имя Иисусово. Семь лет прошло с тех пор, как он принял христианство, и не было дня, чтобы горячая вера его задремала. Его уход из Антиохии с Варнавой отметил, однако, решающую перемену в его деятельности. С этих пор началась для него та апостольская жизнь, в которой он проявил беспримерный деятельный дух и неизмеримую пылкость и страстность. Путешествовать было в те времена нелегко, если не ехать морем; проезжих дорог и экипажей не существовало. Вот, отчего проповедь христианства шла вдоль берегов и больших рек. В Пуццолях и Лионе были уже христиане, когда множество городов, соседних с колыбелью христианства, еще ничего не слыхали об Иисусе.

Павел, по-видимому, ходил почти всегда пешком, питаясь, вероятно, хлебом, овощами и молоком. Сколько лишений, сколько испытаний в этой жизни странствующего пешехода! Полиция была или небрежна, или груба. Семь раз Павел был заключен в оковы. Зато он предпочитал, в случае возможности, совершать путь морем. Конечно, море там восхитительно, когда оно спокойно; но зато оно безумно своенравно: когда оно разгуляется - оставалось только выброситься на песок или ухватиться за какой-нибудь обломок. Опасности были везде: "В изобилии был я в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти, говорит сам Павел. От Иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл в бездне. Много раз был в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями. В труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и в жажде, часто в посте, на стуже и в наготе, - вот моя жизнь". Апостол писал это в 56 году, когда испытания его далеко еще не окончились. Около 10 лет предстояло ему продолжать такую жизнь, которую достойно увенчать могла только смерть.

Почти во всех странствиях у Павла были товарищи; но он систематически отказывался от облегчения, в котором другие апостолы, в частности Петр, находили большое утешение и поддержку - я хочу сказать, от подруги по апостольскому служению и трудам. Отвращение его к браку усложнялось еще причиной щепетильного характера: он не хотел заставлять церкви кормить двух человек. Варнава держался того же принципа. Павел часто возвращается к той мысли, что он ни во что не обходится церквам. Он считает вполне справедливым, чтобы апостол жил на средства общины, чтобы у учителя все было общее с учеником; но он смотрит на это тоньше; он не желает пользоваться тем, что было бы законным. Его постоянным обыкновением, за одним единственным исключением было снискивать себе пропитание своим трудом. Это было для Павла вопросом этики и доброго примера; одной из поговорок его было; "кто не хочет трудиться, тот и не ест". Сюда прибавлялось у него еще наивное чувство бережливого человека, боявшегося, чтобы его не попрекнули тем, что он стоит, преувеличивающего осторожность, чтобы предупредить ропот; живя с людьми, много думающими о деньгах, начинаешь сам быть очень осмотрительным в денежных вопросах. Как только Павел поселялся где-нибудь на более или менее продолжительное время, он устраивался и принимался за свое обойное ремесло. Внешней своей жизнью он напоминал ремесленника, путешествующего по Европе и распространяющего вокруг себя взгляды, которыми он проникнут.

Такой образ жизни, в наших современных обществах возможный только для рабочего, не представляет никаких трудностей в обществе, где с одной стороны - духовные братства, с другой - торговая аристократия образуют как бы франкмасонство. Жизнь арабских путешественников, напр. Ибн-Батуты, очень похожа на ту, что вел, вероятно, Павел. Они странствовали по мусульманскому миру из конца в конец, устраиваясь в каждом большом городе, занимаясь там ремеслом кади, врача, женились, всюду встречали радушный прием и находили себе дело. Вениамин Тудельский и другие средневековые еврейские путешественники вели такую же жизнь, странствуя из одной еврейской общины в другую, сразу делаясь близкими людьми для своего хозяина. Общины эти жили в отдельных кварталах, которые часто запирались воротами, имели своего духовного главу с обширной судебной властью; в центре квартала был общий двор, а также, обыкновенно, и место для собраний и молитвы. Отношения евреев друг с другом и по сию пору показывают нам нечто в этом роде. Всюду, где еврейская жизнь сохранила прочную организацию, путешествия евреев делаются из гетто в гетто, с помощью рекомендательных писем. To, как это происходит в Триесте, в Константинополе, в Смирне представляет в этом отношении точную картину того, что было во времена апостола Павла в Эфесе, в Фессалонике, в Риме. Новопришедший, являющийся в субботу в синагогу, обращает на себя всеобщее внимание; его окружают со всех сторон, расспрашивают. Его спрашивают, откуда он, кто его отец, что он может рассказать нового. Почти во всей Азии и в известной части Африки евреям таким образом, совсем особенно легко путешествовать, благодаря, так сказать, тайному сообществу, которое они образуют и нейтралитета, которого они придерживаются во внутренних междоусобиях различных стран. Вениамин Тудельский прошел землю из конца в конец, не видев никого и ничего, кроме евреев; Ибн-Батута - никого, кроме мусульман.

Эти маленькие группы являлись прекрасными проводниками для пропаганды учений. Все в них хорошо знали друг друга; все друг за другом следили; никогда не было ничего менее похожего на банальную свободу наших современных обществ, где люди так мало соприкасаются друг с другом. Деление на партии происходит всегда из-за религии, если только политика не является главным предметом забот общины. Вопросы религии, попадая в эти еврейские собрания, воспламеняли всех, вызывали ереси и побоища. Чаще всего религиозный вопрос служил лишь жадно хватаемым исконными антипатиями факелом, предлогом для сведения старых счетов и группировки сил. Установление христианства было бы необъяснимым, если бы не синагоги, которыми прибережный мир Средиземного моря был уже густо покрыт, когда Павел и другие апостолы отправились на проповедь. Синагоги эти были обыкновенно снаружи незаметны; это были дома, как всякие другие, образующие, вместе с кварталом, центром и связующим элементом которого они были, небольшой vicus или angiport. Один лишь признак отличал эти кварталы: отсутствие всяких лепных изображений живых существ, которое заставляло прибегать для украшения ко всяким неискусным способам, притязательным и неестественным. Но лучше всего другого на еврейский квартал указывали новоприбывшему из Селевкии или Цезареи расовые признаки, - молодые девушки, одетые в яркие цвета, в белое, красное, зеленое, без средних оттенков, матроны с спокойным лицом, с розовыми щеками, слегка полные, с добрыми, материнскими глазами. По прибытии, апостол, встретивший радушный прием, ждал субботы. В этот день он отправлялся в синагогу. Было в обычае, когда появлялся чужестранец, производивший впечатление человека набожного и образованного, обращаться к нему с просьбой сказать народу несколько поучительных слов. Апостол пользовался этим обычаем и излагал христианское учение. Иисус поступал точно также. Сначала общим чувством бывало удивление. Протест обнаруживался только немного позже, когда уже имели место обращения в новую веру. Тогда главы синагоги пускали в ход насилие: то они приказывали подвергнуть апостола позорному и жестокому наказанию, установленному для еретиков; то они обращались к властям с просьбой изгнать или побить палками новатора. Язычникам апостол проповедовал лишь после евреев. Обращенных из язычества бывало обыкновенно меньше, да и те почти все набирались из тех слоев населения, которые уже находились в соприкосновении с еврейством и склонны были присоединиться к последнему.

Прозелитизм этот, как ты видим, относился только к городам. Первые апостолы христианства не проповедовали в деревне. Крестьянин (рaganus) последний стал христианином. Отчасти причиной этому были местные наречия, которых в деревнях не искоренил греческий язык. По правде сказать, в странах, где сначала распространилось христианство, и в это время крестьяне, рассеянные вне городов, были редкостью. Устройство апостопьского культа заключалось в образовании собраний (есclеsia) и в виду этого носило чисто городской характер. Так же точно и ислам является по преимуществу городской религией. Он может быть совершенным только со своими большими мечетями, школами, улемами и муэдзинами. Веселость, душевная юность, которыми дышат эти евангельские странствия, были чем-то новым, оригинальным и очаровательным. Деяния Апостолов, выражение этого первого порыва христианского самосознания, - книга радостей, светлого, горячего чувства. Co времени гомеровых поэм не было произведения, полного такого свежего чувства. Вся книга проникнута, так сказать, утренним ветерком, запахом моря, и это делает из нее очаровательного спутника для путешествия, восхитительный требник для того, кто отыскивает следы древности в южных морях. Это была вторая поэма христианства. Тивериадское озеро и его рыбацкие лодки дали материал для первой; теперь более могучий порыв, стремление к более дальним странам увлекает нас в открытое море.