Апокалиптическая фантастика - Страница 131

Кури с трудом нагнулся и поднял свой крар[116], побренькал тремя струнами по очереди. Недовольно покачал головой и взял ряд аккордов. Пронзительный звук стал гуще, но все же резал ухо. Должно быть, так художник представлял себе восходящее солнце — слишком резким и звенящим, на его вкус.

Кури вывалил стеклышки из шляпы в корзину к другим, собранным раньше. Проковылял вдоль стен, подбирая инструменты и перенося их вместе со стеклышками к восточной стене. Наконец произнес приказ, и деревянная платформа со скрипом выдвинулась из стены, качнулась к нему, опускаясь до уровня пола. Кури взгромоздил на нее все собранное и потянулся вверх, направляя платформу к крыше. Даже вблизи окно-солнце не слепило и не пекло — таково было чудесное свойство поющего стекла.

Решив, какого эффекта хочет добиться, Кури стал работать быстро, выбивая из солнечного круга серпики цитрина и гуммигута. В отверстия ворвался настоящий зной и ветер от вулкана. Кури промокнул лоб полями шляпы и нахлобучил ее на голову. Даже решетка витража недовольно корчилась и с благодарностью принимала новые куски: мягкие розовые и охряные тона. Вставив очередной осколок, Кури настраивал его по крару, срезая со стекол тончайшую стружку, пока звук не совпадал с образом в его голове.

К тому времени как он опустил механизм, солнце ушло к западному окну, которое уже нежно вибрировало в предвкушении. Кури рухнул на пол. Он так устал, что не в силах был даже пойти попить. Огляделся в поисках Нефрит, но та не спала на обычном месте, под прохладным светом северо-западной спирали — единственного молчаливого окна. Мысленным взором он видел, как она скачет и приплясывает в тростниках среди приемных родичей. Так и должно быть.

Кури облизал сухие губы. Она должна научиться жить без него — и поскорее, подумал он. Но тут же услышал ее зов — знакомые монотонные звуки, которые она издавала, когда приносила ему еду. Она влетела сквозь входной туннель с извивающейся рыбешкой во рту. Уронила к его ногам и убежала обратно, радостно мяукая. Кури с улыбкой покачал головой.

— Я не голоден, — прошептал он.

Нефрит вернулась со второй рыбой и ускакала, пока он убеждал свое тело держаться прямо. Он умело убил обеих рыб и сложил их в сетку.

— Давай поедим снаружи, — сказал он, зная, что ей это будет приятно.

Кури подобрал нож и кухонную посуду и вышел через туннель.

Вечерний ветер дул с озера, донося содистый привкус его воды и серу с вулкана. От запаха еще сильнее захотелось пить.

— Пить, Нефрит, — прокаркал он. — Теперь воды.

Кури почистил рыбу и разжег печь, пока она бегала за мехом свежей воды из фильтра. Уронила мех перед Кури и злобно заворчала на пару стервятников, высмотревших рыбу. Те перелетели подальше. Один сел, взметнув серую пыль, другой низко закружил над ними, наблюдая. Кури напился, бросил рыбешек на сковородку, и они зашкворчали. Внутренности он оставил для Нефрит, которая с удовольствием их слопала.

Музыка западного окна усилилась. Кури повернулся к озеру. Сияние восточного окна затушила близящаяся ночь, и отсюда здание виделось ему темным силуэтом на фоне западного неба. Темный улей его дома скрывал западное окно. За его спиной озеро из нефритового стало багровым, как расплавленное железо. Кури улыбнулся от чистой радости, купаясь в гармонии. Западное окно звучало идеально, но в восточном все же чего-то недоставало. Нахмурившись, он взялся за сковороду.

— Я не голоден, — повторил он чуть слышно.

Словно подслушав его, над озером взлетела стайка мелких птиц, заглушив высокими голосами звучное пение окна. Большая часть их летела прямо к привычному насесту в колючих ветвях дерева и прибрежных пальмах, но самые смышленые приземлились к ногам Кури и запрыгали, выпрашивая крошек. Кури оторвал кусочек рыбы, немного отправил в рот, а остальное разбросал подальше от Нефрит. Та сидела рядом с ним, вылизываясь, однако навострила уши и напряглась, показав клыки.

— Оставь их, Нефрит, — сказал Кури. — Рыба куда вкуснее.

Он дал ей кусочек, и она, подбросив его в воздух, чтобы охладить, ловко поймала и съела, мурлыча от удовольствия. Кури пришлось запивать последний кусок водой. Музыка затихала, словно удаляясь. Он снова обернулся. Вода теперь была цвета темнейшего индиго, и этот цвет разбивал только красный уголек слабо мерцающего вулкана. Птицы расселись на ветвях и смолкли. Кури слышал плеск воды, вздохи ветра, сонное мурлыканье Нефрит. Он улыбнулся ей — той, кого больше всего любил. Все было так, как должно, как было всегда, всю его долгую жизнь. Смерть придет, когда придет.

Он посмотрел на восток, где уже загорелись звезды.

Что-то изменилось: незнакомое небесное тело, слабо светящееся в белом ореоле.

Не подводят ли его глаза? Нет, все остальное так же четко, как всегда: звезды, планеты, орбитальные спутники, запущенные в пространство его предками тысячи лет назад. Но теперь в небесах появилось что-то новое.

Вблизи закашлял клыкастый леопард. Кури свистнул Нефрит, и они вдвоем скрылись в доме.

На третью ночь Кури распознал в новой звезде комету. Она с каждой ночью становилась больше: размытое пятнышко света превратилось в кружок, похожий на крошечное солнце в окружении белой короны. На третью ночь он увидел хвост, протянувшийся между звездами и вскоре затерявшийся в них. Кури плохо разбирался в таких вещах: было ли это явление предсказано астрономами, или это новая небесная гостья? Несет ли она гибель Земле или пройдет мимо? Остались ли где-нибудь мудрецы, способные разрешить эту загадку? Или он пос.'Лздний человек, созерцающий звезды и гадающий о них?

На следующее утро он надел свободные брюки и вышел оседлать строптивого дромадера. Верблюдица так долго бегала на воле, подходя к нему только за угощением, что решила не обращать на него внимания. И к тому же предпочла забыть свое имя: Скоти (сокращение от «Плюющаяся скотина» — поскольку лучше всего она умела плеваться). Как только Кури подходил к ней, она отбегала на безопасное расстояние, после чего останавливалась, подозрительно поглядывая на него. Нефрит в этом случае была бесполезна. Поняв затруднение Кури, она хотела помочь, но верблюдица плюнула в нее без промаха, а когда Нефрит зарычала, принялась лягаться.

В конечном счете победило коварство и настойчивость, но к тому времени утренняя прохлада выгорела без остатка. Кури мучительно задыхался, а пропитанные потом брюки липли к ногам. Боль, бившаяся в голове, не лишила его твердости. Дело не терпит отлагательств. Верблюдица неохотно опустилась на колени, и он взобрался к ней на спину. Нефрит жалостно взвыла, однако он заверил, что вернется к ужину, а она пусть наловит рыбы и остерегается крокодилов.

Раз покорившись, Скоти послушно побрела по знакомой дороге, а Кури отдыхал и даже прикорнул, свернувшись под попоной и нахлобучив на голову шляпу. Когда он снова открыл глаза, озеро уже скрылось за холмами. В воздухе стояло марево. Даже звук копыт дромадера звучал приглушенно. Его едкий запах обволакивал Кури, как грязный плащ. Он отмахнулся шляпой от лезших в глаза мух, потянулся за мехом с водой и в несколько глотков осушил его. Они миновали стаю бабуинов, дремавших в тени скалы. Их так разморило, что они даже не стали клянчить у него угощение. На солнце остались только две мамбы, свернувшиеся мотками черной веревки.

До города они добрались вскоре после полудня, спустившись с голых холмов к нежданному оазису, кругу зеленой листвы и ярких цветов у стен. Для Кури это был просто город, потому что других он не видел, хотя знал, что этот — один из многих и когда-то имел имя. Столбы ворот изображали вздыбившихся слонов, поднявших одну ногу, но в них не было злобы. Они признали гостя и протрубили, приветствуя его. Кури с дромадером спокойно прошел под аркой, образованной поднятыми ногами. Он даже не взглянул на тяжелые подошвы, угрожавшие растоптать любого незваного пришельца.

Город, как всегда, был полон жизни. На каждом дереве возились и щебетали птицы. В затененных ручьях и прудах плескались зеркальные карпы. В воздухе, словно летучие цветы, порхали бабочки. На мостовой — черноглазые змеи и янтарные скорпионы. Бабуины спрыгивали с деревьев и шумно требовали внимания. За каждым поворотом он видел миниатюрных антилоп.