Апогей (СИ) - Страница 66

— Знаешь, почему ты на самом деле хочешь грубости, Мейа? — Пробормотал Аман, отходя от меня в угол. — Это называется комплексом вины. Ты чувствуешь себя виноватой до сих пор, и потому ищешь наказание, ищешь жестокости. Но твоя боль — табу.

— Мне казалось, речь шла о безопасности.

— Безопасность как раз характеризуется отсутствием риска и физических страданий.

— Меня больше беспокоят моральные! Что ты на это скажешь? Представь себя на моем месте. Если бы моя жизнь зависела от других людей, от других мужчин, ты оставался бы в стороне такой же спокойный как сейчас?

— Неудачная рокировка, моя госпожа. Ты не на моем месте, а я — не на твоем. И ты должна запомнить раз и навсегда, я никогда больше не буду пить из тебя.

Его слова словно удары хлыста по освежеванной душе.

— Я могу сдавать…

— Нет. Я уже однажды подверг тебя этому и не собираюсь повторять свою ошибку.

Как холодно.

Натягиваю простынь до плеч, рассеянным взглядом рассматривая складки ткани.

— Моя госпожа, ты свободна в остальном. — Его голос несколько смягчился. — Проси что угодно, но не боль. Этого я не могу тебе дать.

— Ты не можешь мне дать себя. — Мой слабый голос дрожит. — Никогда не сможешь.

— С каких пор ты решила, что я и боль неразделимы? — Аман проходит ко мне, присаживаясь перед кроватью. — И я сейчас с тобой.

Словно в подтверждение своих слов, его рука ныряет под простыню, достигая моего бедра. А на мне сейчас только задранная до пояса сорочка и никакого нижнего белья. Секс на завтрак? Как тост в честь нашего примирения? Чин-чин?

— Так не пойдет. — Шепчу я, находя его глаза своими. — Либо я буду с тобой, с таким, какой ты есть, либо я не буду с тобой вообще.

Аман замирает, а его глаза чуть прищуриваются, словно он пытается понять, что на этот раз зародилось в моей голове.

— То, что ты требуешь от меня…

— Ты вполне можешь мне дать. Если это для тебя что-то значит… — я демонстрирую руку с кольцом, — …ты должен принять решение. Я не прошу у тебя невозможного. Я знаю, что никогда не смогу назваться твоей истинной парой, я не подарю тебе наследника и не смогу сопровождать тебя в вечность, я даже не требую у тебя верности по гроб жизни. Просто прекрати терпеть меня.

Он молчит с минуту, но в его глазах, которые вновь смотрят на меня, как на чужака, я не вижу колебаний. Он даже не задумывается над моими словами.

— Я уже принял решение. — Подтверждая мои мысли произносит Аман, выпрямляясь. — Что угодно, но не боль.

— Ты так и не понял, что я прошу у тебя не этого. — Усмехаюсь я горько, рассматривая свои руки. — Что ж, в таком случае, мне нужна отдельная спальня. Ты не прикоснешься ко мне до тех пор, пока не передумаешь.

— Или до тех пор, пока ты первая ко мне не прикоснешься. — Аман наклоняется к моему лицу, и я замираю — Хочешь поиграть со мной?

— Это не…

— Идет. Но ты должна понимать, что твой переезд ничего не изменит. Я всегда буду рядом.

Когда он выходит, я падаю на кровать, пытаясь отдышаться. Аман, неприкрыто соблазняющий и предвкушающий мое поражение… это что-то новенькое.

Он не лгал. Аман действительно был готов дать мне если не все, то многое. И потому, пока слуги переносили все мое шмотье из его покоев, глава сохранял завидное спокойствие, не собираясь меня разубеждать или останавливать.

— Ты можешь передумать в любой момент. — «Напомнил» он любезно, сидя в кресле и следя за тем, как я отдаю распоряжения.

— Ты тоже. — Возвращаю я, пытаясь копировать его непроницаемый тон.

— Ясно. — Мужчина подпирает кулаком голову. — Я зайду за тобой к ужину.

— Как пожелаешь. — Смысла нет оставаться с ним дольше. Странное ощущение, что я проигрываю просто тем, что нахожусь близ него дольше на еще одну секунду.

Выходя из его гостиной отстранено замечаю, что ковер сменили. И это наталкивает меня на жаркие воспоминания связанные с тем, прошлым ковром, запачканным моей кровью.

Аман… я не понимаю, неужели быть самим собой так трудно? Ты пытаешься убедить себя и меня в том, что камуфляж контролирующего все и вся сверхсущества необходим даже в нашей постели. Не думай, что я легко соглашусь с этим.

Хотя я не могу сказать, что не чувствую боль, оставляя его за своей спиной. Но я пытаюсь убедить себя в том, что нам нужно время, что пройдет несколько дней, и Аман поймет. Возможно, даже хватит всего пары часов?

Срок годности этого отвратительно начавшегося дня истекал медленно, в мучительном ожидании. И когда в дверь моих новых апартаментов постучали, я встрепенулась, отбрасывая свой урок по философии. Естественно, за порогом стоял Аман, заставляя меня признать, что я соскучилась, а еще что цвета светлой гаммы ему очень к лицу. Хотя к такому лицу могли подойти и лохмотья…

— Я думал, тебе не нравится красный. — Пробормотал Аман, медленно осматривая меня. И в этот момент я поняла смысл фразы «пожирать глазами». — Ты выглядишь так хорошо, что я могу обвинить тебя в жульничестве.

Кажется, я не прогадала, выбрав сегодня именно это платье, обтягивающее, обнажающее колени, с глубоким вырезом на спине и декольте спереди. Откровенно сексуальный наряд с туфлями в тон на высоком каблуке был призван передать моему мужу послание.

Аман, это все может быть твоим уже через секунду, тебе стоит просто признать свою неправоту.

— Это. Не. Игра. — Отрезаю я, лучезарно улыбаясь при этом.

— Это не меняет того, что ты открыто искушаешь судьбу. И меня. — Он сморит на мои губы, наверняка, думая о том, что я исключительно редко пользуюсь косметикой.

Конечно, раньше я делала исключительно то, что ты хочешь. Никакой косметики. Максимум покорности. Всю себя — тебе. Теперь же на моих губах слой ярко-алой помады, на глазах — тени и тушь. Волосы распущены и уложены красивыми локонами.

Я жду, пока он налюбуется. Смотри — но не смей трогать, трогай — но не пробуй на вкус, пробуй — но не смей глотать; сатана из «Адвоката дьявола» назвал бы меня ханжой, так что я не стану отказывать мужу в примитивном удовольствии.

— Это чулки? — Его хриплый голос — запрещенный прием.

Пристально следя за его реакцией, я подцепляю пальцами край подола, медленно поднимая его вверх. До тех самых пор, пока перед глазами мужчины не предстает кружевной верх черных чулок.

— Я тебе больше скажу. — Слабо улыбаюсь я, поправляя платье. Я делаю шаг к нему и встаю на цыпочки, сближая наши лица. — На мне сейчас нет белья.

— Мейа. — Укоряюще шепчет Аман, качая головой. Словно не ожидал от меня такой подлости. — А еще меня называют жестоким.

— Кажется, нам пора. — Делая свой тон беспечным, заявляю я.

— Даже не возьмешь меня за руку? — Усмехается он, когда я выхожу из комнаты, направляясь по коридору кошачьей походкой.

— Никаких. Прикосновений.

— Войдем по одиночке? Это вызовет подозрения. — Науськивает меня глава, идя следом, не отказывая себе в удовольствии полюбоваться видом сзади. — В моих прикосновениях не будет сексуального подтекста.

Да что ты говоришь, ты на себя в зеркало смотрел? Ты сам — сплошной сексуальный подтекст.

— Это все твое, Аман, при одном крошечном условии.

— Которое я никогда не приму, и тебе придется с этим смириться.

— Как и тебе. В моем гардеробе еще полно таких платьев. — Когда мы останавливаемся перед двойными дверями парадной столовой, я позволяю себе маленький укол. — Кстати, некоторые из них подарил мне в свое время твой брат.

Лакей распахивает двери и исчезает из виду, предварительно быстро поклонившись.

— Моя госпожа. — Голос моего мужа непроницаем, но эта буря в глубине его глаз живописно рассказывает о том, как он хочет спустить своего зверя с цепи. И под его пристальным взглядом я прохожу вперед, к столу.

И все же это игра. С огнем.

Весь ужин я вела себя беспечно и непринужденно. То есть не так как обычно. И думаю, мое игривое настроение, такой же наряд, а еще исключительная мрачность главы, натолкнули членов его семьи на размышления. В любом случае, я не раз и не два замечала, как мадам Бланш озадачено смотрит на своего старшего сына, а Каин неприкрыто пялится на мое декольте. Однако его взгляд в такие моменты быстро перехватывал Аман, вынуждая брата неловко откашливаться и подбирать слюни.