Анжелика и заговор теней - Страница 6
Интендант Карлон озадаченно на него взглянул.
Они находились на палубе корабля, стояли морозные ноябрьские сумерки, и тот факт, что свинцовое небо чуть приоткрылось на горизонте, пропустив золотистый луч, еще не оправдывал таких радостных восклицаний. Сине-зеленая вода беспокойно волновалась. Под густым покровом леса, позолоченного закатом и красками осени, в окрестностях реки Святого Лаврентия прятались враги: волосатые горцы с проколотыми носами и рваными ушами, индейцы племени алгонкинов, дикие и свирепые, как кабаны.
Время от времени с пронзительными криками пролетали птицы.
И где он во всем этом нашел любовь?
– Разве вы не чувствуете, Карлон, – продолжал маркиз, выпятив грудь под шубой из меха выдры, – этого неистовства любви? Ах! Любовь! Какой благословенный климат, только в такой атмосфере человек может воистину расцвести, резвиться как рыба в воде. Как чудно в нее погрузиться и родиться заново! Не часто мне доводилось ощутить ту силу, с которой она царит вокруг.
– Но… любовь к чему? – не унимался интендант, постепенно раздражаясь.
Конечно, маркиз де Вильдавре был оригиналом. Но в определенные моменты возникали опасения за его рассудок…
Под холодным и подозрительным взглядом собеседника маркиз еще больше распалялся:
– Любовь ведь так коротка! Любовь с ее наслаждениями, обмираниями и сладострастными битвами, с ее чарами и полными тайн ожиданиями, с короткими ссорами и пьянящими примирениями, с ее быстро утихающими страхами и горькими разрушительными сожалениями, которые тают, как снег на солнце, от одной-единственной улыбки, с ее надеждами и уверениями, с этими восхитительными порывами сердца и плоти… она обогащает изумлением перед каждой мелочью, и вы живете уже в другом мире, где есть только двое, только двое, готовые, если надо, умереть в тот же миг, ибо каждый миг, каждый час, каждый день есть ступень к райскому блаженству, где несть числа чудесам, и кажется, что никогда не ослабеет сила чувства…
– Что-то вы заговариваетесь… А может, выпили лишку.
Интендант бросил подозрительный взгляд на низкий столик, где стояло угощение. Бокалы, хрустальные кубки и столовое серебро поблескивали в лучах заходящего солнца, но к графинам с вином и ликерами, похоже, пока никто не притронулся.
– Да, я выпил, – согласился Вильдавре, – я опьянен божественным эликсиром, о котором вам рассказываю:
Любовью. Она сияет, хрупкая и почти неосязаемая, но такая сильная, могущественная и страстная, что кажется, будто я окружен ее чудесными флюидами, которые не могу не почувствовать и не воспринять… Ну что вы хотите, я такой чувствительный…
– Флюиды, – повторил Карлон. – Ну да, и правда, флюиды присутствуют, только в них нет ничего райского. Вот интересно: мы ведь находимся далеко от моря, а морские запахи все равно чувствуются, даже здесь.
– Да кто же вам говорит про морские запахи? – простонал маркиз. – Какой вы все-таки приземленный человек! Я тщетно пытался хоть чуточку вас взволновать.
Он разочарованно отвернулся и взял конфету из хрустальной вазы. Дегустация явно подняла ему настроение, и он снова воодушевился:
– Ну вот! Даже в этом лакомстве я вижу знак Любви. Разве не подвиг любящего сердца доставить все эти деликатесы сюда, в такую даль, в пустынный край, невзирая на всю суровость этих мест, чтобы любимому существу было легче эту суровость преодолеть? Что есть любить, как не положить к ногам любимой все земные богатства и не стремиться душой и сердцем к этому волшебному созданию? Ну разве я не прав? Эти знаки любви и нежности никого не смогут оставить равнодушным, даже вас. Да, даже ВАС…
Он уставил указательный палец в грудь Карлону и постучал.
– Вы опять заговариваетесь и к тому же делаете мне больно.
Но маркиза де Вильдавре, губернатора Акадии, уже понесло.
Он ухватил собеседника, который был на голову его выше, за отвороты пальто:
– Уж не хотите ли вы сказать, что вас это совсем не трогает? Как бы ни было ничтожно ваше жалкое естество королевского служаки, вы не заставите меня поверить, что в вашем бледном и холодном рыбьем теле не бьется сердце и не трепещет мужское естество!
Совсем опешивший Карлон высвободился из его рук:
– Губернатор, я привык к вашей бестактности, но тут вы перешли все границы. Позвольте вам еще раз заметить, что я ничего не понял из вашей бредовой болтовни. Становится холодно, скоро ночь, мы плывем в Квебек, где нас поджидают бесчисленные враги, а вы вдруг заявляете, что погрузились в атмосферу любви! Любви к ЧЕМУ, я вас спрашиваю?
– Отчего же к ЧЕМУ? – топнул ногой маркиз. – Могли бы спросить: к КОМУ? Да глядите же, слепой вы человек! Смотрите – и увидите, кто к нам приближается…
Торжествующим театральным жестом он указал на группу людей, появившуюся у леера кормовой надстройки. Против света, на фоне золотистого неба, все в шляпах с пышными плюмажами, они мало чем отличались друг от друга, за исключением одной, явно женской фигуры.
– О, ну вот! ЕЕ-то вы видите? – не отставал от собеседника дрожащий от волнения маркиз. – ЕЕ, единственную? Женщину, наделенную всеми милостями природы, всем очарованием безупречной женственности? Один ее взгляд может ослепить, одно слово, слетевшее с этих дивных уст, может осчастливить навеки. Ее нежность покоряет, а необузданность потрясает до глубины души. И неясно, взывает ли она к вашей силе, чтобы защитить свою чарующую слабость, или хочет разбудить слабость в вас, чтобы обнаружить свою скрытую непобедимую силу и возбудить в вас желание прижаться к ее горячей груди, как прижимаются к груди матери. С этой женщиной не поймешь, чем она покоряет: самыми нежными или, напротив, самыми опасными качествами своего пола. Однако могу сказать наверняка: находясь рядом с ней, ни один мужчина, да и вообще ни одно живое существо не может остаться равнодушным. Она ни на кого не похожа, в ней присутствует то неодолимое очарование, которое, на мой взгляд, и есть главное и тончайшее качество женщины, ЖЕНЩИНЫ в своей сути…
Ему пришлось перевести дыхание.
Интендант Карлон молчал, но в его взгляде зажглась искорка интереса.
В этот момент Анжелика, графиня де Пейрак, в сопровождении супруга и пышно разодетых морских офицеров графского флота – капитанов, старших помощников, старших матросов – начала спускаться по лакированной деревянной лестнице на нижнюю палубу. Даже на таком расстоянии сияющая красота единственного на корабле женского лица притягивала внимание, и было невозможно понять, отчего так светится это лицо: то ли заходящее солнце оживляет его, то ли приоткрывавшая губы нежная и радостная улыбка, с которой она прислушивалась к речам своих спутников. Ни маркиз, ни интендант не могли отсюда услышать, что именно они говорили, но, судя по улыбке графини, что-то очень забавное.
Широкополая шляпа из белого фетра окаймляла ее голову, словно нимб. Белый шелковый плащ, подбитый белым мехом, приоткрывал корсаж, отделанный по вороту кружевом в три ряда, переливы розового шелка платья, по моде чуть укороченного спереди, и складки бархатной гранатовой юбки, отделанной понизу двойным серебряным галуном.
Одной рукой она придерживала складки юбки, чтобы не споткнуться на лестнице, а другая пряталась в белой меховой муфточке, висевшей на шее на серебряном шнурке.
Анжелика де Пейрак двигалась с такой непринужденной грацией, что Вильдавре прошептал:
– Не правда ли, она достойна спускаться по парадной версальской лестнице рядом с самим королем Франции?
– Говорят, спускалась… – отозвался Карлон.
– Да ну? Спускалась по версальской лестнице? С королем?
Интендант не ответил, только фыркнул с важным видом.
Вильдавре не отставал:
– Ах вот оно что! Вы о ней что-то знаете! Ну скажите! Ладно, предпочитаете молчать, но я все равно из вас вытяну…
Вдруг, вынырнув из тени на свет заходящего солнца, на леере появился силуэт какого-то зверька. В несколько прыжков зверек догнал компанию, спрыгнул на палубу у ног Анжелики и, внимательно на нее посмотрев, торжественно пошел впереди, распушив хвост.