Анжелика и заговор теней - Страница 14

Нет, еще раз она такого не вынесет. По крайней мере, не имея возможности хоть немного передохнуть.

Анжелика сказала себе, что у нее не будет больше сил выдержать эту нищету среди еще большей бедности, в которой они жили в Верхнем Кеннебеке.

Она не сможет больше обдирать себе руки, разжигая огонь, ломать ногти, вешая на крюк котелок, и надрывать спину, таская тюки, чтобы накормить, уберечь и помочь выжить во враждебной лесной чащобе ослабевшим от голода дорогим существам.

Пора было возвращаться к жизни, встряхнуться, начать танцевать, стать прежней Анжеликой, знатной дамой Франции, графиней де Пейрак, любимицей короля и заставить наконец признать себя Дамой Серебряного озера. Теперь это – ее новая легенда.

Пора было перестать бояться блуждающих теней и призраков прошлого. Они теснились вокруг, как тягучий туман, из которого выплывали давно забытые лица. «Анжелика!.. Анжелика!.. Где ты? Кем ты стала… ты, кого мы не можем вырвать из своей памяти…» Там бродили и другие тени, неясные, безымянные, и с них надо было безошибочно сорвать маски. Эти призраки объединились, словно чтобы свидетельствовать, какое страстное возмущение вызывает красота и все необычное, непохожее и непонятное. Квебек, казалось, был избран обиталищем этих призраков, отсюда и противоречивые чувства, которые вызывал в ней город. То он казался манящим и сулящим перспективу праздников и удовольствий, то ей хотелось вообще отказаться от поездки: ей мерещились явные и тайные опасности. Но был ли у нее выбор в этой ситуации? Судьба гнала ее вперед, и за ее спиной уже захлопнулись челюсти огромной страны.

После Гаспе река стала столь же широкой, как море, в которое она впадает. Их бросало океанскими волнами, они лавировали под ветром, а горизонт заволокло туманом. Далекие берега терялись из виду, но разве меньшей западней было устье реки, куда с поднятыми парусами вошли все пять кораблей флотилии?

Обратной дороги не было: северная осень – безжалостный тюремщик, – с ее льдами, снегом и метелями, отрезала все пути к отступлению.

Надо было подниматься против течения, вглубь загадочной страны, по безлюдным просторам воды и далеких лесов, что темной гирляндой разворачивались над низкими тучами. А потом, когда уже совсем покажется, что заблудились, пропали в неизведанном краю, из темной, бесформенной массы диких лесов выплывет город… белокаменный город с серебристыми крышами, город, звенящий колоколами, динамичный, агрессивный, независимый: Французский Квебек.

Нежданная радость, чудо-остров, маленький Париж, уголок Версаля, словоохотливый, нетерпимый, элегантный, набожный, беззаботный, одинаково преданный молитве и искусству, роскоши и войне, мистике и покаянию, адюльтеру, политическим интригам и грандиозным авантюрам. Остров в океане, оазис в пустыне, цветок цивилизации в сердце примитивного варварства, прибежище и спасение от мрачных и неукротимых сил, объединившихся, чтобы погубить человека: холода, голода и враждебных дикарей.

К тому же разве отец Вернон, который исповедовал ее летом, не сказал ей: «Поезжайте в Квебек. Это я вам предписываю как покаяние: поезжайте в Квебек! Имейте мужество показаться в городе без страха и унижения. В конце концов, может быть, из этого и получится что-нибудь хорошее для Америки».

Отец Вернон умер – его убили. И в память о нем Анжелика чувствовала, что просто обязана выполнить предписанное им покаяние. Поехать в Квебек!

И какое значение имеет, есть у нее на плече лилия или нет. «Жизнь прекрасна…»

Зимой она отправится на бал, будет играть в карты, ужинать за полночь, а в солнечные дни гулять с Онориной по бастионам и вглядываться в далекие и дикие горы.

Он вошел и сразу понял, что она спит. Полумрак салона хранил запах женщины, которая стала ему родной. Вид разбросанной повсюду женской одежды заставил его улыбнуться. Где та строгая и отважная маленькая гугенотка из Ла-Рошели в одежде служанки, которую Рескатор, по дороге в Америку, привел в свою каюту в надежде приручить? Где первопоселенка, проведшая бок о бок с ним всю ужасную зиму в Верхнем Кеннебеке и помогавшая ему с безграничным мужеством? Он сложил кружева, поднял корсет, шелк которого хранил еще изгибы ее тела. Безымянная служанка, потом спутница завоевателя Нового Света, Анжелика наконец-то снова стала мадам де Пейрак, графиней Тулузской.

– Да хранит ее Господь! – прошептал он, бросив страстный взгляд на альков, где угадывалось сияние золотистых волос.

Она спала. Он подошел к бюро красного дерева и зажег ночник венецианского стекла. Потом тихонько приблизился к алькову и стал в изголовье, любуясь ею.

Она спала тем глубоким и спокойным сном, который приходил к ней, когда на ее долю выпадали сильные переживания или испытания, унесшие много сил. Он давно это заметил. Обычно она спала чутким сном женщины, чье сердце всегда настороже, и малейшее движение заставляет ее вздрогнуть и обернуться, чтобы подойти к ребенку.

Но как только все было позади и она могла сказать себе, что все в порядке, близкие вне опасности и сию секунду в ней нет надобности, она забивалась в какой-нибудь уголок и мгновенно засыпала, словно теряя сознание. Он часто наблюдал за ней в минуты этого странного отдыха. В прелести беспомощного женского тела, в красоте полностью отрешенного лица было что-то необыкновенно соблазнительное. Где она была? В какую даль ускользала, еще более непостижимая, чем когда-либо? На берегах этого далека она бродила одна… Она исчезала, укрывшись в неотъемлемом святилище души, которое каждый носит в себе, и он был уверен, что путь туда ему заказан.

В такие моменты его любовь к ней отдавалась болью.

Летом он снова едва ее не потерял, затем снова обрел, уже совсем другую.

Он никогда не забудет тот миг, когда увидел, как она бежит к нему по пляжу, протянув руки, смеясь и плача. Никогда не забудет выражения ее лица, когда она бросилась к нему и крепко обняла, бормоча несвязные слова любви. Она потом их не помнила, до такой степени они рвались из глубины сердца, где были похоронены все эти годы. Тогда она их кричала, она была готова умереть, если понадобится, только не вдали от него… только не вдали от него! И тогда его словно озарило: он вдруг понял, чем был для нее и какой любовью она его любила – любила всегда, несмотря на пятнадцатилетнюю разлуку. Ее порыв заполнил пустоту, что мучила его, когда он думал, что она безразлична к его памяти.

А потом? Как передать это ощущение выздоровления, обновления? Едва он урегулировал гнусную историю с Демоном Акадии, успокоил местных жителей и приготовился к отъезду, как они остались вдвоем, с глазу на глаз. Она его заинтриговала, за ее спокойной улыбкой и рассудительными словами угадывался совсем другой человек. Тогда она еще себя контролировала.

Но когда они покинули эти проклятые берега и отплыли в Квебек, эйфория победы ее преобразила. Своим безудержным весельем она очаровала всех. С французами, поднявшимися на борт, она острила, рассказывала забавные истории, смеялась. Можно было подумать, что флот Пейрака отправился не в военную экспедицию, а с любовным посольством по случаю царственного брака, призванного скрепить печатью вечный союз. Она задавала тон, и кончилось тем, что весь экипаж начал шутить и у всех поднялось настроение. Она всех заставила пролезть сквозь игольное ушко.

Оставив землю далеко позади, они плыли, свободные и уверенные в себе. Небо и море отливали жемчугом, острова в заливе поблескивали как драгоценности.

Анжелика смеялась, забавляясь всем, что бы ни сказал Вильдавре, строила множество планов. Она словно позабыла обо всем, что еще было в ее жизни.

А он узнавал в ней ту Анжелику, какой она была при дворе Франции: дерзкую светскую львицу, одну из «тех других».

«В Квебеке она произведет фурор…»

Ему захотелось проникнуть в ее прошлое, больше узнать о том периоде ее жизни, который был ему неизвестен. Что составляло тогда ее жизнь? Ему нужно было знать все, даже те вещи, что он яростно отметал, словно не желая понимать, какова была мера ее предательства.