Анжелика и король - Страница 4

Буркнув какое-то приветствие, она принялась расставлять на столе скудную пищу: склянку с водой, миску, от которой исходил смутный запах чечевицы с салом, круглый хлебец.

Анжелика с интересом разглядывала служанку. Возможно, эта девушка станет ее единственной связью с внешним миром за целый день. Следовало воспользоваться случаем. Похоже, незнакомка была не из неповоротливых крестьянок, что обычно прибирают в монастырях. Пожалуй, даже хорошенькая, с большими, полными огня и злобы черными глазами. А движения бедер под складками бумазейной юбки красноречиво говорили о характере ее прежних занятий. Опытный глаз Анжелики не мог ошибиться. Да и проклятия, слетевшие с губ девицы, когда та случайно уронила на пол ложку, не оставляли сомнений. Это, очевидно, была одна из самых приветливых подданных его величества принца нищих.

– Привет, сестричка, – прошептала Анжелика.

Служанка обернулась, и глаза ее округлились, когда она заметила опознавательный знак парижских воров, которым приветствовала ее Анжелика.

– Так вот оно что, – пробормотала девица, едва оправившись от изумления, – вот оно что! Могла ли я подумать… А мне сказали, будто ты настоящая маркиза. Значит, бедная моя монашка, ты тоже попалась этим мерзавцам, слугам Общества Святых Даров? Да уж, не повезло… С ними, предвестниками несчастья, нет никакой возможности спокойно заниматься своим делом!

Запахнув на дразняще высокой груди серый шерстяной платок, она присела на краешек тюфяка:

– Я в этой тюрьме уже полгода. Представь, что за веселье! Встретить тебя – просто чудо! Хоть немного повеселее. Ты в каком квартале работала?

Анжелика неопределенно махнула рукой:

– Везде понемногу.

– А кто твой «кот»?

– Деревянный Зад.

– Принц нищих! Ух ты, красотка, знать, тебя обласкали. Для новенькой ты больно быстро вскарабкалась наверх. А ты ведь новенькая. Я тебя прежде никогда не видала. Тебя как звать?

– Прекрасная Анжелика.

– А меня – Воскресенье. Из-за одной моей особенности. Я работала только по воскресеньям. Чтобы не быть как все. Не поверишь, это отличная идея. Я прекрасно наладила свой промысел. Прогуливалась только перед церквями. Еще бы! У тех, кто туда входил, было предостаточно времени, пока шла служба, поразмыслить и принять решение. Прекрасная дева после прекрасной мессы – почему бы и нет? От клиентов отбою не было, я не успевала всех обслужить. Какой крик поднимали у церковных ворот все эти святоши и попы! Будто весь Париж из-за меня пропустил мессу! Вот уж им пришлось попотеть, чтобы меня арестовали! Требуя моего заточения, они добрались аж до самого парламента! Попы – исчадие ада. Но они сильны. И вот я здесь. В монастыре августинок в Бельвю. Теперь мой черед ходить к вечерне. А с тобой что приключилось?

– Один покровитель захотел, чтобы я принадлежала только ему. Я его обманула, заставила его раскошелиться, а потом – дудки! Он мне не понравился. Вот он и решил поквитаться со мной, заперев в монастырь, пока я не одумаюсь.

– Сколько же скверных людей на свете, – вздохнула Воскресенье, воздев глаза к небу. – А твой дружок вдобавок еще и скряга. Слыхала я, как он торговался с игуменьей о цене за твое содержание. Двадцать экю, и не больше. Именно столько платит Общество Святых Даров, чтобы меня держали под замком. На такие деньги тебе полагаются только горох да бобы.

– Негодяй! – воскликнула Анжелика, особенно оскорбленная этой последней деталью. Можно ли вообразить себе более отвратительную личность, чем Филипп! К тому же он еще и скуп! Сторговался платить за нее, как за уличную девку!

Она схватила Воскресенье за руку:

– Послушай! Ты должна вытащить меня отсюда. Вот что я придумала. Дай мне свою одежду и расскажи, как отсюда выбраться.

Однако та заупрямилась:

– Еще чего! Да и как я помогу тебе выйти отсюда, когда и сама понятия не имею, как удрать.

– Это не одно и то же. Монахини тебя знают. Тебя они сразу заметят. А меня ни одна из них, кроме игуменьи, и близко не видела. Даже если мы повстречаемся в коридоре, я им всякого могу наболтать.

– И правда, – вынуждена была признать Воскресенье. – Тебя сюда привезли перевязанной, точно колбаса. К тому же среди ночи. И сразу отнесли сюда.

– Вот видишь! У меня все шансы справиться! Давай нижнюю юбку, да побыстрей!

– Не торопитесь, маркиза, – проворчала девица, окинув Анжелику недобрым взглядом. – Похоже, ваш девиз «мне все, другим ничего». А что же за свои труды получит оставшееся за этими решетками бедняжка Воскресенье? Уж конечно, неприятности, да вдобавок, возможно, увязну еще глубже?

– А вот что. – И Анжелика, быстро скользнув рукой под подушку, извлекла оттуда нитку розового жемчуга.

Воскресенье была так поражена сиянием жемчуга цвета утренней зари, что могла лишь восхищенно присвистнуть.

– Это же подделка, да, сестрица? – в растерянности прошептала она.

– Вовсе нет. Прикинь на вес. Да возьми же! Оно твое, если поможешь мне.

– А ты не шутишь?

– Слово даю. С этим, когда выйдешь отсюда, тебе будет на что нарядиться, как принцессе, и обзавестись своей мебелью.

Воскресенье перебирала в пальцах королевское украшение.

– Ну что, ты решилась?

– Я согласна. Но у меня идея получше твоей. Подожди. Я сейчас.

Ожерелье исчезло в складках юбки. Девица вышла. Ее отсутствие длилось целую вечность. Наконец, едва переводя дух, она вернулась с целым ворохом одежды и медным кувшином.

– Уф, вредная сестра Ивонна прямо-таки вцепилась в меня. Еле от нее избавилась. Надо спешить, потому что скоро закончится утренняя дойка. К этому времени женщины из окрестных деревень приходят за молоком на монастырскую ферму. Надевай эти лохмотья, бери кувшин и подушечку. Спустишься по лестнице, что ведет с голубятни, – я тебе покажу, – а когда окажешься во дворе, смешаешься с остальными женщинами и постараешься вместе с ними выйти через паперть. Только смотри, хорошенько удерживай на голове кувшин с молоком.

План Воскресенья был благополучно осуществлен. Не прошло и четверти часа, как госпожа дю Плесси-Бельер, в короткой юбке в красную и белую полоску и облегающем черном лифе, уже шла по пыльной дороге с похвальным желанием добраться до Парижа, который виднелся там, вдали, в солнечной дымке. В одной руке у нее были башмаки – слишком большие, а в другой она несла опасно раскачивавшийся медный кувшин.

Она появилась на ферме под конец, когда послушницы, подоив коров, распределяли молоко между женщинами, которые должны были доставить его в Париж и предместья.

Проводившая перекличку старая монахиня призадумалась было, откуда взялась новенькая, но Анжелика ловко прикинулась простушкой и на все вопросы отвечала на своем пуатевинском диалекте. К тому же она изо всех старалась всучить монахиням несколько монеток, которые ей великодушно выдала Воскресенье, так что ей налили молока и отпустили.

Теперь следовало поторапливаться. Она находилась на полпути между Версалем и Парижем. Поразмыслив, она рассудила, что направиться прямо в Версаль было бы безумием. Могла ли она предстать перед королем и его двором в полосатой юбчонке какой-то девки-молочницы?!

Лучше было вернуться в Париж, к своим нарядам и карете, и, срезав путь через лес, поскорей присоединиться к королевской охоте.

Анжелика шла быстро, но ей казалось, будто она совсем не продвигается. Босые ноги натыкались на острые камни. Стоило ей надеть огромные башмаки, она оступалась и теряла их. Молоко плескалось, подушка соскальзывала с головы.

Наконец с ней поравнялась колымага жестянщика, ехавшего в Париж. Она махнула ему:

– Не подвезете ли меня, дружок?

– Охотно, красавица. За поцелуй доставлю вас прямо к Нотр-Дам.

– На это можете не рассчитывать. Поцелуи я берегу для своего суженого. Зато для ваших деток дам вам этот кувшин молока.

– По рукам! Вот ведь удача! Залезайте, девица столь же прекрасная, сколь и премудрая.

Лошадка бежала резво. К десяти часам они уже были в Париже. Жестянщик доставил ее до самой набережной. Анжелика, словно эльф, упорхнула к своему особняку, где швейцар едва не лишился чувств, увидев госпожу, одетую в крестьянские лохмотья.