Анжелика и король - Страница 25

– Ах, я узнаю вас, господин де Лафонтен, и господина Перро, кажется, тоже! Вы ведь интендант королевских строений.

– Да, мадам, – покраснев, отвечал молодой человек.

– Заходите, – пригласила обоих Анжелика.

Она подтолкнула обоих в комнату на первом этаже, служившую кабинетом. И с облегчением выдохнула, когда ей удалось закрыть дверь.

Она заметила, что старик с бороденкой воспользовался возможностью и тоже прошмыгнул за ними следом, однако не стала затевать ссору, чтобы избавиться от него.

Надо сказать, ей не случалось беседовать с господином де Лафонтеном, но она столько раз видела его длинную фигуру в криво нахлобученном, траченном молью парике, что их можно было считать старыми знакомыми. Говорили, будто он любитель изящной словесности и пишет стихи. Еще ходили слухи, что он столь задумчив, что однажды целых три недели не вспоминал, что женат. Он забавлял Нинон своей рассеянностью и остроумием. Анжелика относилась к нему довольно сдержанно, обнаружив у него, живущего на королевскую пенсию, тысячу уловок прихлебателя, прибегающего к едва замаскированному попрошайничеству.

– Как и почему вы впутались в этот балаган? – строго спросила она. – Разве вы не знали, что я в Версале?

– Напротив, знали. Именно с тем, чтобы застать вас тотчас по возвращении из сих благословенных мест, мы с раннего утра томимся в передней. Слухи о благосклонности короля…

– Да что же это за благосклонность такая, о которой мне уже все уши прожужжали? – воскликнула Анжелика. – Неужто я единственная, кого принимали в Версале? Я появилась там почти впервые.

– Что не помешало королю беседовать с вами наедине больше двух часов.

– Наедине? Там находился господин Кольбер, и дело происходило в рабочем кабинете его величества… Знали бы вы, о чем мы беседовали, не придумывали бы всякий вздор. Речь шла о… Хотя вас это не касается.

– Вы совершенно правы, – просюсюкал Лафонтен с видом, который давал понять, что простому смертному не следует проникать в тайны богов. – Нам довольно знать, что Юпитер встретил Венеру, что их свидание проходило под покровительством Меркурия, и этот союз олимпийских богов может предвещать лишь самое огромное блаженство.

Анжелика рухнула на диван и раскрыла веер.

– Я не Венера, к тому же король не показался мне похожим на Юпитера. Что же касается господина Кольбера – вы ведь его имели в виду, упомянув Меркурия, – то ничего удивительного, если вы вызвали его недовольство. Должно быть, он решил, что вы насмехаетесь, потому что, несмотря на невероятные способности, у него нет ничего от персонажа с крылышками на сандалиях.

– Если быть точным, я намекал на его необычайный коммерческий талант. Разве вам не известно, что Меркурия считают богом торговли?

– Я не знала. И господин Кольбер, полагаю, тоже. Какая печальная вещь – неведение! – скривив насмешливую гримаску, посетовала Анжелика.

– Вот почему этот тупой министр испытывает такое презрение к изящной словесности, – сварливым тоном заметил поэт.

– Разумеется, вы преувеличиваете…

– А как иначе объяснить только что совершенный им акт вандализма, когда он отобрал пенсии у трех четвертей писателей, которых поддерживал король?

– Однако я слышала, будто он сделал это для того, чтобы тщательно проштудировать вопрос и вернуть пенсии большинству литераторов, увеличив сумму…

– А как пока жить поэту, у которого всего-навсего пожетонная плата от Академии словесности в размере тридцати двух су в день?

– На тридцать су можно купить фунт отличного масла, две курицы, дюжину яиц, кувшин сидра и два фунта нута или бобов. И у вас еще останется, чтобы выпить чашку горячего шоколада в «Испанской карлице», – смеясь, отвечала молодая женщина, понявшая, к чему клонит столь же практичный, сколь и мечтательный поэт.

Добрейший Лафонтен стал похож на опечаленного комика.

– Увы, дорогая маркиза, хотя ваши подсчеты безжалостно точны, вы забыли о существующих тонкостях. Например, для получения пожетонной платы мы обязаны иметь присутственные часы, подтверждать нашу деятельность, как если бы труд поэта мог измеряться, как сукно, локтями! Короче, мы много работаем, значит, нам надо много есть.

Анжелика поднялась с дивана и вынула из шкатулки кошелек.

– Здесь хватит, чтобы вы смогли дождаться возвращения вашей пенсии, господин де Лафонтен. Что же касается благосклонности короля ко мне, на это особенно не рассчитывайте, потому что – вы же знаете – всеобщая молва вечно пытается сотворить из мухи слона.

Судя по выражению лица поэта в этот момент, помощь Анжелики превысила все его ожидания.

– А чего бы хотели вы, господин Перро? – обратилась она к молодому человеку.

Тот вздрогнул:

– Я, сударыня… Но… даже не знаю… То есть… ваши желания прежде всего…

– Ах так, тогда выскажу их вам без малейшего смущения. Я хочу, чтобы меня оставили в покое и я смогла бы искупаться в горячей ванне.

– «Купание Сусанны»! – восторженно воскликнул Лафонтен. – О, прелестное полотно!

Когда Анжелика направилась к небольшой двери, ведущей в ее покои, поэт последовал за ней.

– Я не Сусанна, – категорическим тоном произнесла она, – а вы не старцы.

– А я – да, – поспешно отозвался третий визитер, о котором она и думать забыла.

– Что – вы?

– Я старец, если вам угодно, прекрасная дама… А еще я Савари, аптекарь, и мне необходимо видеть вас наедине, чтобы побеседовать о деле, касающемся короля, вас, а главное – науки.

– О, сжальтесь! – простонала Анжелика. – У меня болит голова, разве вам не понятно? И ни музы, ни наука мне ничем не помогут. Послушайте, вот, вы тоже возьмите кошелек и уходите, прошу вас!

Старик с бородкой как будто не заметил денег, которые ему протягивала маркиза. Приблизившись, он властно сунул ей в рот что-то, что она от изумления немедленно проглотила.

– Ничего не бойтесь, сударыня! Это шарики от самых жестоких головных болей; их секрет я привез с Востока, я ведь аптекарь, как уже имел честь сообщить вам, да к тому же продавец москательных товаров и издавна торгую с Востоком.

– Вы торговец? – Анжелика с удивлением разглядывала его тщедушную старческую фигуру.

– Я помощник двух эшевенов Марсельской торговой палаты, вот почему я слышал, что господин Кольбер говорил, что вы ведете морскую торговлю.

Молодая женщина осторожно заметила, что ее единственное судно совершает рейсы только в Ост-Индию, и никогда – на Восток.

– Ничего, – упорствовал ее собеседник, – я не о вашем судне, а по поводу дела, в котором заинтересован лично король, да и вы тоже.

Анжелика с большим удовольствием послала бы его ко всем чертям. К тому же обе знаменитости Академии наконец учтиво удалились через заднюю дверь.

– Моя просьба покажется вам очень странной, – продолжал аптекарь, – нескромной и даже нелепой. Тем хуже! Ибо я надеюсь только на вас и отступать не могу. Буду краток. Через несколько дней его величество будет принимать чрезвычайного посла, о визите которого пока даже не догадывается. Во всяком случае, это неофициально. Еще короче: посол его величества персидского шах-ин-шаха Надредина приедет вести переговоры с королем Франции о взаимном сотрудничестве и дружбе.

– А вы секретный агент персидского шаха? – улыбнулась Анжелика.

Лицо пожилого господина помрачнело от огорчения, что сделало его похожим на несчастного ребенка. Со стоном он продолжал:

– Увы! Я бы очень хотел! И справился бы не хуже другого. Персидский, турецкий, арабский и древнееврейский – языки, на которых я бегло говорю и пишу. Я пятнадцать лет провел в рабстве – сначала у султана в Константинополе, потом в Египте – и уже вот-вот должен был быть продан султану Марокко, который прослышал о моих познаниях в медицине, когда при посредничестве святых отцов с мыса Мерси одному моему родственнику удалось меня выкупить. Но дело не в этом. Я бы хотел, чтобы вы, в интересах вашего короля, а также лично в ваших и на благо науки, раздобыли крошечную частицу редчайшего товара, который посол непременно привезет нашему государю. Речь идет о минеральной жидкости, за неимением лучшего называемой «мумиё». Персы имеют его в чистом виде, я же сумел достать лишь образцы, взятые именно с мумий в египетских захоронениях. Оно применялось при их бальзамировании.