Анжелика и дьяволица - Страница 32

Часто ли он, всецело поглощенный подготовкой к походу, сосредоточивший все свое внимание на ремонте и оснастке судов, их вооружении, на укреплении командного поста, на строительстве, призывающий на совет Колена, д’Юрвиля и знатных горожан, втайне вспоминал о тех, кого поклялся найти и разоблачить, – таинственных грабителях Залива?

Замышлял ли он какие-то планы против них? Он ничего не говорил Анжелике, и она, по его примеру, тоже молчала, отказываясь даже думать об этом.

Удастся ли провести демонов?..

По вечерам жители вместе с приезжими собирались в портовом трактире.

Полагалось оказать честь губернатору и его монаху, герцогине и ее секретарю, мистеру Рендому и его названому брату великому сагамору микмаков, барону де Сен-Кастину и его будущему тестю вождю Матеконандо, пастору Томасу Пэтриджу и другим священнослужителям.

К величайшему облегчению Анжелики, во время этих трапез герцогиня де Модрибур не пыталась перевести общую беседу в научное русло. Краснобай Вильдавре не щадил сил, развлекая присутствующих, и Пейрак, вдруг расслабившийся и повеселевший, в своей прежней, несколько язвительной манере бросал ему изящные шутливые реплики. Предметом их разговора были древние философы – тема вполне нейтральная и относительно безопасная для остальных сотрапезников, придерживающихся столь разных точек зрения.

Даже преподобный Пэтридж, человек весьма образованный, время от времени удостаивал собеседников улыбкой. Эти католики, хотя и заслуживают гореть в аду, довольно занимательны. Кроме того, любопытно было наблюдать, как ловко умудрялись участвовать в этих спорах индейские вожди. Они ели руками, рыгали, вытирали пальцы о свои космы или мокасины, однако их философия оказалась вполне достойной мыслей Сократа или Эпикура.

Предметом насмешек также служил Александр де Рони со своим вечно и необъяснимо недовольным видом. Вильдавре и Пейрак наперебой искали оправдания этому феномену сколь прекрасного, столь же и угрюмого молодого человека, предлагая как варианты метемпсихоз, реинкарнацию, одержимость, наследственность, воздействие планет и так далее. Все эти беззлобные и чрезвычайно остроумные замечания молодой человек выслушивал, не меняя хмурого выражения лица.

Подобная бесстрастность в конце концов вызвала взрыв безудержного веселья. Анжелика заметила, что герцогиня не приняла участия во всеобщем ликовании. Улыбка едва трогала уголки ее губ, а огромные глаза порой приобретали трагическое выражение. Впрочем, ее первейшие заботы не составляли загадки. Герцогиня оказалась перед дилеммой на следующий день после того, как столь блистательно изложила теорию Галилея и Ньютона о приливах.

Утром госпожа Каррер принесла Анжелике залатанную одежду герцогини – все, кроме накидки, которая, по-видимому, требовала более длительного ремонта.

– Я сделала все, что могла, – сказала госпожа Каррер со свойственной ларошельцам уклончивостью. Всякий раз, когда речь заходила об одежде герцогини, она явно чего-то недоговаривала. – А что вы хотите! Я в жизни не видывала таких драных тряпок.

Перекинув через руку светло-желтую атласную юбку, голубой корсаж и красный пластрон, Анжелика направлялась к жилищу герцогини, когда ее остановил Аристид Бомаршан, очевидно поджидавший за поворотом тропинки.

Было бы неверно утверждать, что он приобрел приятную наружность и в нем не осталось ничего от ужасного пирата, которому она когда-то вспорола, а после зашила брюхо на косе в заливе Макоит. Впрочем, хорошо выбритый, с жирными волосами, собранными в пучок на затылке при помощи широкой кожаной ленты, в чистой одежде, хотя и болтающейся вокруг отощавшего тела, и со шляпой, которую он двумя руками держал на уровне желудка, бывший морской разбойник выглядел почти благопристойно. Анжелика вспомнила о недавно перенесенных им физических страданиях и задумалась о необычайной способности кошек сопротивляться болезням и голоду и их жажде жизни, порой достойной человеческого восхищения. Мертвенно-бледный, едва держащийся на ногах, Аристид и впрямь напоминал старого кота, потрепанного, но живучего. И его способность выжить, выстоять, не переставая хрипеть и чертыхаться, грозя все разрушить, в конечном счете вызывала уважение.

– Я ждал вас, госпожа, – проговорил он, улыбаясь во весь свой беззубый рот.

– Вот как? – настороженно ответила Анжелика. – Надеюсь, не со злым умыслом?

Аристид изобразил оскорбленную мину:

– Нет, конечно! Выдумаете тоже! Вы ж меня знаете?

– Разумеется!..

– Вам известно, что глубоко в душе я славный малый…

– Только уж очень глубоко…

Аристид в смущении мял шляпу.

– Ну так вот, – отважился он наконец, – госпожа маркиза, я бы хотел жениться.

– Ты? Жениться?! – воскликнула Анжелика.

– А почему бы мне не жениться, как всем? – Он выпрямился и предстал перед ней во всей красе.

– Ты любишь Жюльенну? – спросила Анжелика. Ей показалось несколько странным предположить любовь между двумя этими существами. И все же почему бы нет, как он сам говорил? Ведь речь шла как раз о любви? Достаточно было увидеть, как порозовело восковое лицо Аристида Бомаршана и как смущенно он отводит свои воспаленные глаза.

– Ну да, вы сразу догадались. Само собой. Она самая приметная. Меня-то абы кто не заинтересует, мне нужна девка видная. Жюльенна будет в самый раз.

– Ты прав. Жюльенна очень хорошая девушка. Хотя поначалу мне пришлось немного растормошить ее, чтобы заставить девицу следить за собой. Надеюсь, она на меня не сердится.

– Да что вы! Хорошо, что вы настояли. Потому что она бестолочь, – с восхищением сказал Аристид. – Она и сама говорит: «Права госпожа маркиза, что устроила мне взбучку. Я ведь злюка». Она вас обожает сильней, чем Мадонну!

– Ну что же, тем лучше! Сообщил ли ты о своих планах капитану, господину Патюрелю?

– А то! Я бы не посмел просить руки Жюльенны, если бы не мог обеспечить ей надежное будущее. Я рассказал Золотой Бороде о своих намерениях. С припрятанной в укромном местечке своей долей добычи и дотацией, которую выдают здесь, я мог бы прикупить себе баркас, чтобы заниматься каботажем и торговать своим ромом то тут, то там.

– Чем торговать?

– Мое изобретение. Знаете, я кое-что понимаю в роме!.. О, конечно, моя тафия – это, ясное дело, не настоящая тафия, не настоящий ром с винокурни, потому что, как ни крути, тут сахарного тростника нет. Я говорю о добром лакричном «коко-марло», которое собираюсь гнать из остатков мелассы после производства сахара. Это ничего не стоит. Наоборот, на островах вам еще приплатят, чтобы от них избавиться! Всего-то и делов, что заполнить ими фляги. Этим займется Гиацинт. Я с ним договорился. Потом я добавляю туда воды, чтобы все забродило, хорошенько приправляю, чтобы подкрасить и сделать повкуснее. Рецептов уйма: немного измельченной кожи или дубового угля, смола, деготь. Для созревания я бросаю в бочку добрый кусок тухлого мяса, а уж потом могу продавать свою тафию пинтами! Отличный ром и недорого! Местным поселенцам, особенно англичанам, должно понравиться, а индейцам буду давать ее в обмен на их товары. Они на качество не смотрят, главное, чтобы позабористей. Я и с господином графом поговорил. Уж он-то меня понимает, потому как я же вижу, что это и его система: заказывать недорогой товар, чтобы производить то, что можно продать дороже. Это и зовется промышленностью, надо только знать толк и кое-что соображать…

– И что же он сказал?

– Он не сказал «нет».

Анжелика не разделяла уверенности раскаявшегося пирата в том, что Пейрак высоко оценил инициативу производства на его земле низкопробного алкоголя, предназначенного для продажи колонистам Французского залива под маркой настоящего рома. Однако желание Аристида Бомаршана остепениться и стать торговым человеком заслуживало одобрения.

– Ну что же! Удачи тебе, дружок. Выходит, у тебя больше нет намерения возвращаться на острова?

– Нет! Мне хочется стать на якорь и обзавестись хозяйством. Что за жизнь на Карибах для порядочной семьи? Да еще с такой хорошенькой женушкой, как Жюльенна. Гиацинт вмиг уведет ее. Но я не могу считать, что дело в шляпе, пока не договорился с Отравой. Вот я и хотел, госпожа, чтобы вы были за нас.