Анжелика и дьяволица - Страница 2

Она вспомнила о страшном гневе Жоффрея и о его поступке нынче утром, когда он преподнес ей этот великолепный подарок, испанские пистолеты, теперь лежащие на столе в открытом футляре. Как страстно он сжал тогда ее в своих объятиях!

Но тут сообщили о том, что пожаловала герцогиня де Модрибур, попечительница Королевских дочерей[1].

Пришлось отправиться ей навстречу и позаботиться о несчастной, которой стало дурно на берегу.

Всю вторую половину дня Анжелика пыталась привести герцогиню в чувство. Теперь бедняжка чувствовала себя лучше и вот уже час спокойно лежала в своей широкой постели. Анжелика отослала фрейлин, потому что отчаяние, которое они выражали при виде своей госпожи, могло потревожить целительный покой. Но теперь она сожалела о том, что не может отлучиться. Жоффрей не заглянул проведать ее, не передал никакой весточки, и Анжелике захотелось увидеть его.

Еще она сожалела, что в порыве сострадания приказала перенести попечительницу в их покои в форте.

«Следовало бы попросить госпожу Маниго приютить ее. Или госпожу Каррер? Кажется, над трактиром устроено несколько комнат для приезжих господ офицеров. Хотя там не слишком удобно и довольно шумно. А эта бедняжка нуждалась в тщательном уходе. Я опасалась, что она никогда не выйдет из своего странного изнеможения».

Она вернулась к постели. Но почему-то ее взор избегал останавливаться на лице спящей среди кружевных подушек женщины.

Несмелая хрупкая красота этого юного лица вызывала какое-то болезненное ощущение.

«Почему я представляла себе герцогиню де Модрибур толстой старухой, вроде ее дуэньи Петрониллы Дамур? – размышляла Анжелика. – Это похоже на дурную шутку».

Видимо, госпожа Каррер, которая помогала Анжелике раздевать герцогиню де Модрибур, тоже пребывала в замешательстве от божественного тела попечительницы. Анжелика услышала, как та что-то невнятно бормочет, покачивая головой в ла-рошельском чепце.

Однако и она, и госпожа де Пейрак, будучи дамами Нового Света, привычными к самым неожиданным ситуациям, хранили молчание. За последние несколько дней они всякого повидали! Невозможно все время поражаться и воздевать руки к небу. Глядя на одежду жертвы кораблекрушения, ее юбку из желтого атласа, зеленовато-синее верхнее платье, красный шейный платок и лазоревый лиф, госпожа Каррер только позволила себе прошептать:

– Вы только гляньте на ее оперение! Не женщина, а настоящий попугай.

– Быть может, это новая парижская мода? – предположила Анжелика. – Госпожа де Монтеспан, царившая там, когда я оставила двор, обожала яркие цвета.

– Возможно, но для деловой дамы, каковой, как говорят, она является…

Юбки и верхнее платье были порваны и испачканы. Госпожа Каррер унесла их, чтобы выстирать и починить.

Ярко-алое пятно брошенных на пол возле кровати красных чулок с золотыми стрелками привлекло внимание котенка. Спрыгнув с колен Анжелики, он присмотрелся к подозрительной вещи и по-хозяйски свернулся на ней клубком.

– Ну уж нет, миленький, тебе тут лежать нельзя, – запротестовала Анжелика.

Она снова опустилась на колени рядом с котенком, и ей с трудом удалось внушить ему, что нежное шелковое ложе не предназначено для больного зверька с сероватой шерсткой. Наконец, когда она, взяв котенка на руки, пристроила его на уголке стеганого одеяла, он смирился с заменой, глядя на нее своими раскосыми полузакрытыми глазками и словно говоря: «Раз уж ты заботишься обо мне, осознаешь мое значение и переживаешь за меня, я не стану претендовать на эти красные чулки».

Анжелика подняла изящную вещицу с пола и мечтательно погладила шелковистую ткань…

– Я купила их в Париже, – послышалось в опочивальне, – у галантерейщика Бернена. Вы знаете галантерейную лавку Бернена, в галерее дворца?

Герцогиня де Модрибур очнулась и, опершись на локоть, уже некоторое время наблюдала за Анжеликой.

Обернувшись на звук ее голоса, Анжелика, как тогда, на берегу, испытала потрясение от поразительного взгляда попечительницы.

«Каким очарованием обладает этот взгляд», – думала она, подходя к кровати.

Темные зрачки как будто поглощали цвет лилейного и почти девичьего лица и придавали ему оттенок какой-то трагической зрелости, какая бывает у слишком серьезных детей, рано повзрослевших от страданий.

Но это впечатление очень быстро прошло.

Когда Анжелика склонилась над герцогиней, выражение лица у той уже изменилось. Глаза излучали мягкий, спокойный свет – казалось, она с приязнью разглядывает графиню де Пейрак, – а на ее губах заиграла приветливая светская улыбка.

– Как вы себя чувствуете, сударыня? – спросила Анжелика, присаживаясь у изголовья постели.

Взяв покоящуюся на простыне руку, она нашла ее прохладной, без признаков горячки. Однако жилка на тонком запястье трепетала чересчур быстро.

– Вы любовались моими чулками, – заметила госпожа де Модрибур. – Они великолепны, не правда ли?

Ее певучий голос казался немного неестественным.

– Шелк в них переплетается с шерстью афганской козы и золотыми нитями, – пояснила она. – Вот почему они такие нежные и блестящие.

– Это и вправду прелестная и очень элегантная вещица, – согласилась Анжелика. – Когда-то я была знакома с господином Берненом, он достойно поддерживает свою репутацию.

– У меня еще есть надушенные амброй гренобльские перчатки, – поспешно добавила герцогиня. – Да где же они? Мне бы хотелось показать их вам…

Говоря это, она обводила глазами комнату, похоже не совсем отчетливо понимая, где находится и кто эта женщина, сидящая рядом с парой ее красных чулок в руках.

– Быть может, перчатки пропали вместе с остальным багажом? – осторожно спросила Анжелика, желая помочь собеседнице осознать случившееся.

Больная бросила на нее быстрый взгляд, в котором мелькнуло и сразу погасло под опущенными веками выражение тревоги. Закрыв глаза, она откинулась на подушки. Герцогиня сильно побледнела и дышала с трудом. Поднеся руку ко лбу, она прошептала:

– О да, верно. Это ужасное кораблекрушение! Теперь я вспомнила. Простите меня, сударыня, как я глупа…

Помолчав какое-то время, она продолжала:

– Почему тот капитан сказал нам, что мы прибываем в Квебек? Мы ведь не в Квебеке, не так ли?

– Отнюдь… При попутном ветре, чтобы добраться туда, вам потребовалось бы три недели.

– В таком случае где же мы?

– В Голдсборо, штат Мэн, в поселении на северном побережье Французского залива.

Анжелика уже собралась было сообщить более точные данные, чтобы указать, где находится Голдсборо по отношению к Квебеку, но ее собеседница испуганно воскликнула:

– Что вы такое говорите?! Мэн, Французский залив. Значит, надо полагать, где-то за Терра Нова мы сбились с пути и обогнули весь полуостров Акадия с юга, вместо того чтобы достигнуть северного побережья залива Святого Лаврентия?..

По крайней мере, географию она знала. Или хотя бы позаботилась взглянуть на карту, прежде чем пуститься в американскую авантюру. Герцогиня была потрясена.

– Так далеко! – прошептала она. – И что же теперь с нами будет? А бедные девушки, которых я везла, чтобы выдать замуж в Новой Франции?

– Они живы, сударыня, это уже много. Ни одна не утонула, некоторые были серьезно ранены, но все оправятся от своего потрясения, я вам ручаюсь.

– Хвала Господу! – пылко прошептала госпожа де Модрибур.

Она молитвенно сложила руки и, прикрыв глаза, видимо, погрузилась в молитву.

Последний луч клонившегося к горизонту солнца осветил ее лицо и озарил его поразительной красотой. И снова Анжелика почувствовала себя игрушкой в руках судьбы, испытывающей ее своими грубыми шутками. Где старая грузная попечительница Королевских дочерей, которую она себе представляла? Вместо нее эта погруженная в молитву молодая женщина, которая кажется небесным созданием.