Антология современной финской драматургии (сборник) - Страница 11

Тармо возвращается с улицы весь промокший, в нарядном костюме, маленькая бабочка и белая рубашка

ВЕЙНИ. Откуда это Тармо в таком виде. Весь мокрый.

МОНИКА. Снимай-ка все, малыш. Принести тебе полотенце. Почему это ты такой нарядный.

ВЕЙНИ. Что случилось?

ТАРМО. Я ждал.

МОНИКА. Зачем надо было под дождем мокнуть.

ВЕЙНИ. Зачем надо было под дождем ждать.

ТАРМО. Можно я пойду.

МОНИКА. Куда ты пойдешь.

ТАРМО. Сохнуть.

ВЕЙНИ. Ну и дела.

ТАРМО. Замерз.

МОНИКА. Я принесу полотенце. Потом объяснишь.

ВЕЙНИ. Да что с ними со всеми такое. Всё есть, и учатся вроде нормально. В чём проблема. Это мы их избаловали или материал с самого начала был неподходящий. Черт побери.

МОНИКА (вытирая сына). Ну вот, из носа течет. А завтра в школу, боже мой.

ВЕЙНИ. Уроки-то сделал.

ТАРМО. Янита с Йони уже уехали?

ВЕЙНИ. Я спросил, уроки сделал.

ТАРМО. Не знаю.

ВЕЙНИ. Не знаешь.

МОНИКА. Откуда ему знать, если он несколько недель в школе не был.

ВЕЙНИ. Но ведь для этого телефон придумали. Ну, вот опять. Послушай, Тармо, жизнь – это не детская забава. Это тебе не под дождем стоять и по лесу бегать. Никаких забот. Удивительно. Просто удивительно. Отвечай, не стой как истукан.

ТАРМО. Ха.

ВЕЙНИ. Черт побери, и на все это он отвечает «ха». Да что же со всеми вами происходит. Неужели вас нисколько не заботит то, что будет завтра. Зависаете вечно где-то да пьете какао со взбитыми сливками. Как же они все так мимо меня проскочили. Мои собственные дети. Вот они – твои мать и отец. Эй. Скажи хоть что-нибудь.

ТАРМО. «Малая печаль красноречива, великая – безмолвна».

ВЕЙНИ. Ха.

ТАРМО. Шекспир.

ВЕЙНИ. Ха.

ТАРМО. Из «Гамлета». Можно идти.

ВЕЙНИ. Иди-иди.

МОНИКА (кричит вслед). И чего надо было только ждать под таким дождем!

ТАРМО (возвращается). Я должен был поехать.

ВЕЙНИ. Ха.

ТАРМО. На праздник к бабушке. Я машину караулил на крыше. Бабушка, наверное, ждала. (Уходит.)

Музыка

МОНИКА. Позвони. Это же твоя мать.

ВЕЙНИ. Не могу. Завтра позвоню.

МОНИКА. Еще можно звонить. Она вряд ли спит. Позвони. Поздравишь и заодно передашь от детей привет. Приедем на неделе, выпьем кофе. Скажи, что проблемы на работе и у Яниты… игра. Она поймет. У нее там и без нас забот было с другими гостями.

ВЕЙНИ. Вряд ли вообще к ней кто-то пришел. Как неловко. Позвоню завтра.

МОНИКА. Только не забудь.

ВЕЙНИ. Конечно. Я в его возрасте ни про каких гамлетов даже не слышал. Единственные иностранные имена, которые мы знали, – это были имена чешских вратарей. А они теперь все знают. Ничего, Тармо справится. У него светлая голова. И оценки хорошие по всем предметам.

МОНИКА. Дождь опять. Прямо сил никаких нет. Тармо всегда любил читать. С пяти лет. В библиотеку постоянно ходил.

ВЕЙНИ. Неужели Тармо в пять лет уже читать научился.

МОНИКА. Разве не помнишь.

ВЕЙНИ. Я сам только в школе этому научился. Нам выдавали псалтырь только тогда, когда ты уже умел читать. И потом еще проверяли каждую неделю. Я был среди последних. Но не прошло и месяца, как я пролил на парту кружку молока, и страницы в псалтыре склеились между собой так, что было не разлепить. Я попытался их аккуратно отодрать друг от друга с помощью линейки. Но все превратилось в сплошные лохмотья. Обложка была такого бордового цвета. Новую книгу мне не дали. Приходилось подглядывать к товарищам, когда нестерпимо хотелось петь.

МОНИКА. У них теперь никаких псалтырей и в помине нет.

ВЕЙНИ. Разве.

МОНИКА. А ты хотел бы?

ВЕЙНИ. Чего.

МОНИКА. Петь. Псалмы.

ВЕЙНИ. Слышишь. Телефон звонит.

МОНИКА. Ответь ты.

ВЕЙНИ (в телефон). Спасибо, что сообщили.

МОНИКА. Ну. Кто это был. Янита?

ВЕЙНИ. Нет.

МОНИКА. Ну. И кто же.

ВЕЙНИ. Нет. Из больницы звонили. Надо ехать.

МОНИКА. Сейчас?

ВЕЙНИ. Завтра. Спешить некуда. Уже не надо.

МОНИКА. Завтра рабочий день. А что.

ВЕЙНИ. Мать.

МОНИКА. Ее увезли в больницу.

ВЕЙНИ. Да.

МОНИКА. Ей стало плохо.

ВЕЙНИ. Нет. Она умерла.

Музыка.

Прошло какое-то время. Янита выглядит совершенно по-другому, изменилась. Фотография, на которой Янита и Тармо сидят на дереве.

ТАРМО. Ты вернулась.

ЯНИТА. Да, заморочки всякие. Это тебе. (Пакет с лакричными конфетами в виде машинок.)

ТАРМО. Ты мне почитаешь.

ЯНИТА. А что у тебя есть.

ТАРМО. Всякого.

ЯНИТА. Черт, и как ты только в этом разбираешься. Неужели ты читаешь все в оригинале.

ТАРМО. Хорошие конфеты.

ЯНИТА. Скучаешь по бабушке.

ТАРМО. Скучаю. Почитай сказку.

ЯНИТА. «Жила-была одна бедная семья, папа, мама и двое детей. Мальчика звали Гензель, он был умный и храбрый. Девочку звали Гретель, она была застенчивой, но очень милой. Жили они в маленькой избушке на краю леса… В ветреную погоду большие деревья качались над избушкой и сгибались до самой крыши, словно стараясь защитить ее бедных испуганных обитателей. Однажды, когда последний осенний лист, медленно опустился на промерзшую землю, а солнечные лучи превратились в тысячи холодных искр, рассыпавшихся по траве, когда ветер застыл на месте, неизвестно откуда послышалось…»

Музыка продолжает играть

КОНЕЦ

A, мужчина лет сорока пяти

B, молодой человек лет двадцати

C, отец А (когда А играет сына), учитель, психолог, сотрудник лаборатории и врач медсанчасти

В. В детстве мне редко снились кошмары. А когда снились, я вставал, шел в спальню родителей и ложился между ними. Тесно, но как раз то, что мне нужно. Я лежу с открытыми глазами, смотрю на щелку в занавесках и слушаю, как спят мои папа и мама. Все спокойно и тихо, мне ничуть не страшно. Я знаю, что со мной ничего не случится. Я начинаю засыпать и чувствую: я счастлив.

Кафе в аэропорту. Столик, рядом три стула. В сидит и говорит по мобильному телефону. Приходит А, садится. В заканчивает разговор.

В. Ты все-таки пришел.

А. Ты уезжаешь.

В. Не думал, что ты придешь.

А. Она меня бросила.

В. Неправда.

А. Хотя зачем я тебе это говорю, непонятно.

В. Затем, что она моя мать. Между прочим, для меня она тоже кое-что значит.

А. Неужели? А ведь это ты во всем виноват. Я никогда не говорил тебе раньше, но теперь скажу. Все из-за тебя. Она бы не ушла, если бы ты… (Пауза.) Ну скажи ты хоть что-нибудь!

В. Поговорим, когда вы с мамой успокоитесь.

А. Ну как с тобой разговаривать! Раньше я только и слышал: «все в порядке», «все нормально». А теперь, чтобы ты заговорил, я, видите ли, должен успокоиться. Но это же полный бред, тебе не кажется?

В. Я не хочу больше ссориться.

А. Конечно, ведь ты уезжаешь. Когда мы теперь увидимся? Может, потом будет слишком поздно.

В. К тому же я знаю, что мама хочет с тобой увидеться.

А. Да что там, уже сейчас слишком поздно.

В. У тебя есть ее новый номер? (Протягивает бумажку с телефонным номером.)

Скачок во времени. Звучит хаус, год 1998

В. Каждый будний день одно и то же. Осторожный стук в дверь и шепот: «Привет-привет, уже восемь, пора вставать, я не отстану, пока не увижу, что ты проснулся», и я – ррраз – перемахиваю через край кровати, как чемпион по прыжкам в высоту из каких-нибудь 70-х. Я видел фотографии. Тело параллельно планке. Правая нога пошла вверх, за ней левая вверх, вверх через планку и ББАХ! Приземляюсь на пол, заранее растопырив пальцы. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз, нет, еще не все, вверх-вниз, вверх-вниз, минимум десять отжиманий каждое утро, и потом в ванную. Стою перед зеркалом. Шмак! По правой щеке. Шмак! По левой. Немного сбрызнуть под мышками, крутой взгляд в зеркало. Мне пятнадцать. Вся жизнь впереди. Скоро на подбородке появятся первые волоски. Я непобедим. Я покорю этот мир. «Эй сколько можно сидеть в ванной», – тот же голос, и я вышибаю дверь правой ногой. Холодильник. Жадно пью сок прямо из пакета. Несколько ломтиков сыра, булочка. Никто и слова не успевает сказать, а меня уже нет. (Пауза.) Внушаю себе. (Пауза.) Сегодня все будет по-другому.