Антология советского детектива-46. Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Страница 713

— Ты чего? — спросил Токмаков.

— Вот кто меня узнал — Крест.

— А откуда ты его знаешь?

— В Туле брал на хате после того, как они ювелирный заглушили.

— У нас он как Валек проходит, — Токмаков начал обшаривать карманы убитого, — дезертир, бывший полицай. Вот досада-то, что его пес погрыз! Он у Крука в доверии, многое мог бы рассказать.

До утра оперативные группы обшаривали развалины. Пусто. Трое ушли в город. Теперь их надо было искать там.

Сразу после двенадцати машин стало мало. За два часа проехал один крытый «виллис» с недовольным подполковником. В командировке было указано: «Замкомандира в/ч 535-С, цель поездки — служебная командировка». И две полуторки: одна везла муку в воинскую часть, вторая — пустую тару в район.

Начавшаяся несколько часов назад стрельба, слабо доносившаяся сюда с того конца города, прекратилась, и вновь наступила тишина. Жилых домов на улице было всего три, все остальные разбило снарядами, и пустые глазницы окон глядели на улицу настороженно и страшно.

Вечер был теплый. Настоящий весенний. После полуночи из облаков выпрыгнула желтым мячиком луна, и свет ее засеребрил лужи. До смены оставалось недолго, всего час, и Фролов с удовольствием подумал о том, как они придут в дежурку, поставят автоматы в пирамиду, скинут шинели и поедят разогретых консервов с картошкой.

— У тебя осталось закурить? — спросил Фролов напарника.

Тот порылся в карманах, достал измятую пачку, скомкал, хотел бросить, но, видимо, выработанная годами службы в милиции привычка к порядку пересилила, и он, вздохнув, сунул пачку обратно в карман.

Табака не было, поэтому курить захотелось сильнее.

— Надо ждать машины, может, у пассажиров табачком разживемся?

— А если ее не будет?

— Тогда терпи, брат. Сам виноват, что не позаботился.

— А ты?

— Я старший наряда, поэтому тебе мои действия обсуждать не положено, — засмеялся Фролов.

Они замолчали и начали думать каждый о своем, но мысли у них были удивительно одинаковые. Война заканчивалась, и ежедневно в сводках Информбюро сообщалось о новых взятых городах с непривычными на слух чужими названиями. Оба они вместе с армией дошли до Белоруссии, оба были ранены и лежали в одном госпитале. Обоих признали ограниченно годными и как членов партии направили на работу в милицию. Им много пришлось увидеть за несколько месяцев службы в «четвертом эшелоне». На их глазах погибали товарищи, фронтовики, прошедшие сотни огненных километров, недавно сменившие полевые погоны на синие милицейские. Понятие «фронт» здесь, в горячем тылу войны, полностью видоизменилось. Здесь не было трещин окопов, спиралей Бруно и колючей проволоки. Линия фронта проходила на улицах, в квартирах, в поле. Она была невидима и шла через их сердца, наполненные мужеством и скорбью.

Прослужив несколько месяцев в милиции, они понимали, что им доверено дело огромной важности, их полоса обороны сегодня — улица с разбитыми домами, весь город, вся страна.

Первым шум мотора услышал младший наряда.

— Вот вам и табак-то, едет, — толкнул он в бок Фролова.

А машина уже вырвалась в пустоту улицы, заполнив ее всю без остатка ревом двигателя.

Фролов поднял фонарик, нажал кнопку — вспыхнул красный свет. Машина, скрипя, медленно начала тормозить.

В кабине алело пятно папиросы, и Фролов с радостью подумал о первой, самой сладкой, затяжке.

Они подошли к машине, держа автоматы на изготовку.

Фролов нажал ручку, открыл дверцу кабины.

— Контрольно-пропускной пункт. Прошу предъявить пропуск и документы.

— Минуту, — сидящий рядом с шофером младший лейтенант достал из планшета бумаги.

Фролов зажег фонарик.

Сначала он ничего не понял, все произошло словно во сне. От стены дома отделились три зыбкие, почти неразличимые в темноте фигуры и бросились к машине. Фролов кинул документы на сиденье и рванул с плеча автомат. В это время что-то больно толкнуло его в бок, и он упал, ударившись головой о крыло машины. Раздалось еще несколько выстрелов, потом резанул автомат, и Фролов увидел двух бегущих. Превозмогая боль, он вытянул из кобуры наган, поднялся на локте и выстрелил им вслед три раза. Выстрелил и потерял сознание.

Он протянул документы сержанту милиции, а автомат положил на колени так, чтобы стрелять было удобно. Мало ли что. Мишка увидел этих трех, бегущих к машине, но сначала не понял, что же случилось, и, только когда сержант начал падать, он из окна кабины резанул очередью в полдиска. Один из нападавших остановился, словно напоролся грудью на изгородь, и рухнул пластом. Двое, стреляя на ходу, побежали к развалинам.

Костров выскочил из машины и ударил из автомата вслед им, но люди уже скрылись в темноте, а стрелять в божий свет как в копейку смысла не имело.

— Смотри! — крикнул он шоферу и сунул ему в руки автомат, а сам склонился над лежащими у машины милиционерами. Один был убит, а второй, сержант, потерял сознание. Мишка расстегнул на нем шинель, разорвал гимнастерку и начал перевязывать. В темноте улицы послышался треск мотоцикла. Мишка выдернул из кобуры пистолет и прижался к борту машины. Мотоцикл подлетел с треском, и из коляски выскочил офицер милиции. В темноте Костров видел только серебро погон.

— В чем дело? — Вспыхнул фонарь. — Что такое, младший лейтенант?

— Нападение, — Мишка сунул оружие в кобуру, — ваших вот тут подбило.

— Зажгите фонари, — приказал Иван Александрович.

Полоска света побежала по земле, осветив на секунду золотистую россыпь автоматных гильз, особенно ярких на черном фоне мостовой, кожаную перчатку, раздавленный коробок спичек, обрывок ремня. Все эти вещи сейчас для Данилова имели особый и очень важный смысл, потому что дорисовывали ему картину происшествия, становились свидетелями того, что произошло здесь сорок минут назад.

А луч продолжал скользить по мостовой, и вот его яркий кружок осветил еще одну гильзу, но она была длиннее автоматных и толще. Данилов поднял ее, подержал над светом. Да, впрочем, ему она уже ничего нового сказать не могла. Гильза была от патрона, которым снаряжается обойма к парабеллуму.

— Белов, — повернулся он к Сергею, — ищите гильзы от парабеллума.

Фонарик снова зашарил по земле.

— Товарищ полковник! — Данилов узнал в темноте голос капитана Самохина. — Собака взяла след, довела до развалин кинотеатра, там след потеряла. Но мы нашли вот что.

Данилов зажег фонарь и увидел, что Самохин держит шинель, обыкновенную солдатскую шинель с полевыми старшинскими погонами.

— Ну и что? — спросил Данилов.

— Вы посмотрите! — Самохин подставил воротник шинели под свет фонаря.

И Данилов увидел разорванную ткань и бурые пятна. Он потрогал воротник рукой. Грубое сукно было еще совсем сырым.

— Так, — сказал он, — так. А где нашли?

— Метрах в ста за углом. Собака облаяла.

— Понятно. Что еще?

— Найдено семь гильз от парабеллума, — ответил из темноты Белов. — Кроме того, рядом с убитым лежит парабеллум.

— Документы.

— Офицерская книжка на имя техника-лейтенанта Реброва Ильи Федоровича. Видимо, поддельная.

— Ну это не нам решать, а экспертам. Как милиционеры?

— Фролов в госпитале.

— Поезжай туда, Сережа, и, если можно, поговори с ним. Младший лейтенант и шофер дали показания?

— Да.

— Отпустите их. Впрочем, подождите. — Данилов подошел к машине. — Как ваша фамилия, лейтенант?

— Костров, товарищ полковник, — раздался такой знакомый и милый сердцу голос.

Данилов зажег фонарь и увидел, что у машины стоит и улыбается, блестя неизменной золотой фиксой, Мишка Костров.

Мишка ходил по его кабинету, и комната наполнялась тонким перезвоном медалей и орденов, завесой закрывавших его грудь. Данилов с удовольствием рассматривал его. Костров был в ладном кителе, золотые погоны поблескивали в свете лампы.