Антология советского детектива-43. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Страница 12
Дежурство по городу прошло спокойно, происшествий прокурорской подведомственности не произошло, поэтому я читал до полуночи, а потом спал в комнате отдыха городского управления, хотя эту тревожную чуткую дремоту, когда слышишь каждый скрип двери, писк рации и переговоры с дежурными нарядами за стеной, вряд ли можно назвать сном.
Пройдя пешком по утреннему городу, я зашел домой, вымылся, побрился, перекусил — Ася всегда оставляла мне завтрак на плите — и собирался лечь спать, даже лег, но сон не приходил, и жалко было бесцельно колбаситься в постели, и притягивали скопившиеся в сейфе дела необходимостью «крутить машину» — подчищать, заканчивать, чтобы не оказаться погребенным под постоянно поступающей бумажной лавиной.
Я решил идти на работу, записав положенный отгул себе в актив, хотя знал, что рачительный Белов неохотно возвращает неиспользованные дни отдыха.
По дороге заглянул в райжилуправление, протолкался сквозь плотную, недовольную очередь, был одернут секретаршей, но потом узнан и обласкан, получил характеристику на Рассадину Ларису Ивановну тридцати трех лет, которая работала управляющей домами, разумеется, зарекомендовала себя с положительной стороны, активно участвовала в общественной жизни, пользовалась уважением в коллективе, но не уделяла достаточного внимания ремонту жилого фонда и проявляла «нетребовательность в самовоспитании».
Очевидно, эта маловразумительная формулировка, призванная показать критическую и принципиальную оценку райжилуправлением тех действий домоуправа, за которые она уже больше месяца находится под стражей, означала склонность Ларисы Ивановны к получению взяток и совершению массы мелких и средних злоупотреблений, которые она могла позволить на своей скромной должности.
Пройдя еще квартал, я свернул на узкую старинную улочку, где располагалась прокуратура, по диагонали пересек тихий перекресток и зашел в районный военкомат. Когда день не распланирован заранее, можно позволить себе не спешить и по пути решить ряд мелких вопросов, обычно по несколько раз откладываемых «на завтра».
Собственно, вопрос у меня был один: «Имели ли право Золотовы хранить кортик после смерти адмирала или он подлежал обязательной сдаче?» Его я и задал молодому майору, с которым мы уже неоднократно встречались при обстоятельствах, относящихся как к его, так и к моей компетенции.
Хотя военный комиссариат занимается не менее важными делами, чем, скажем, районное жилищное управление или какая-нибудь другая из коммунальных служб, здесь никогда не было очередей, любой факт выяснялся за пять минут, необходимую справку можно получить за такое же время.
Однако сейчас майор исчез надолго, и я открыл книжку, которую теперь не вынимал из портфеля.
«...Не отвлекаясь на опрокинутого псевдоса, я бросился к замершему, как соляной столб, Горику, схватил за плечи, опасаясь ощутить напряженные в кататоническом ступоре мышцы, но нет — все было нормально, он уже в е р н у л с я, навсегда забыв последний отрезок своей жизни, продолжительность которого могла быть различной: от нескольких секунд до двух лет — большего срока амнезии Трехпалый Охотник не наблюдал.
Горик забыл последнюю минуту. В его восприятии мы шли среди одинаковых холмов, озабоченные отсутствием Мягкой Фермы, он на миг отвлекся — отвернулся или задумался, а в это время я беспричинно застрелил случайно встретившегося аборигена.
Этот акт чудовищной жестокости привел перенесшего психотравму Горика в истерическое состояние. Объяснить ему что-либо было невозможно: он ничего не слушал, кричал, что я маньяк, убийца, уничтожающий для подтверждения бредовых теорий ни в чем не повинных беззащитных местных жителей!
Не обращая внимания на его буйство, я связался с Базой, где нарушение психической деятельности одного из членов экспедиции было немедленно зафиксировано, явившись сигналом общей тревоги, доложил обстановку и высказал мнение, что запрет пользоваться летательными аппаратами в светлое время суток придется нарушить, так как иным способом транспортировать добытого наконец псевдоса не удастся, а ожидать темноты с учетом состояния Горика рискованно.
Затем я подошел к лежащему, убедился, что попал туда, куда целил, после чего произвел внешний осмотр. Добыт был псевдос высокого уровня — четвертой, а может, и третьей ступени. Признаков, отличающих его от человека, оставалось немного: не полностью сформированы пальцы рук, под шапкой скрывались остроконечные, покрытые шерстью уши, когда я оттянул веко, то увидел вертикальный звериный зрачок...»
Майор вернулся, я поспешно перенесся с далекой страшной планеты в строгий кабинет военкомата и небрежно — бросил книжку в портфель, чтобы мой собеседник ею не поинтересовался. В соответствии со сложившимися представлениями следователи должны читать исключительно серьезную литературу.
Впрочем, майор не собирался ничего спрашивать. Он сел на место, положил перед собой папку в твердом коленкоровом переплете, недоумевающе посмотрел на меня.
— Очевидно, вы что-то напутали. У нас только два адмирала, я их знаю, но на всякий случай посмотрел по картотеке и для страховки перепроверился у военкома. А он для очистки совести позвонил в областной военкомат.
Добросовестность и полнота проверки подтверждали прекрасную организацию работы военкомата, но я не мог понять, что, собственно, вызвало такие затруднения?
— Не только в нашем районе, но и в городе, и в области адмирал Золотов никогда на военный учет не становился!
Честно говоря, я растерялся. Настолько, что едва не пролепетал по-детски: «Как же так? А кортик?»
— ...На военном учете у нас состоял ныне покойный капитан первого ранга Золотов Иван Прохорович, — четко продолжал майор. — Проживал он по адресу: проспект Чехова, дом шестнадцать, квартира пятьдесят два...
Адрес совпадал. Валерий Федорович Золотов, адмиральский внук, жил именно там.
— ...Иван Прохорович Золотов умер в позапрошлом году в возрасте шестидесяти девяти лет от острой сердечной недостаточности и похоронен с воинскими почестями на аллее Славы городского кладбища.
Майор закрыл папку.
— ...Согласно существующему положению, холодное оружие офицеров флота может храниться в семье покойного без права ношения.
Исчерпывающий, предельно конкретный ответ.
Я поблагодарил, вышел в пустой, чисто выметенный коридор и медленно направился к выходу, переваривая полученную информацию.
Зачем же ему нужна эта ложь? Ну, положим, звание внука адмирала могло давать маленькие преимущества в детских играх, ну в школе какие-то крохотные привилегии, например, «из уважения к дедушке я тебе, Валера, сегодня двойку не поставлю», ведь проверять действительное звание Ивана Прохоровича никому бы не пришло в голову. Но школа-то закончена давным-давно, а он продолжает ходить во внуках! Может, прикрываясь дедушкой, Золотовы устраивают решение всяких житейских дел — выписать в обход очереди стройматериал для ремонта дачи или что-то другое в этом роде... Нет, исключено, любое официальное решение принимается только на основе соответствующего документа, слово, да еще лживое, к делу не пришьешь.
Так ничего и не придумав, я дошел до прокуратуры. Заглянул в канцелярию, спросил у Маргариты, не разыскивал ли кто, не звонили ли, получил поступившую почту.
В кабинете разобрал солидную пачку бумаг, акт судебно-химической экспертизы отложил в сторону.
«Представленная на исследование в опечатанном флаконе под номером один жидкость светло-коричневого цвета является смесью на спиртовой основе сахара, ванилина и растворимого кофе... Способ изготовления и состав компонентов характерны для суррогатированных алкогольных напитков домашней выработки...
В опечатанном флаконе под номером два находится низкосортное крепленое вино, полученное путем переработки яблок...»
Еще один сюрприз! И это вместо благородного «Мартеля» и загадочно-заграничного «Бордо»...
Вот вам и почтеннейший Валерий Федорович! Человек-блеф! Теперь понятно, почему Галина Марочникова обычную баню по-черному величает «финской»...