Антология даосской философии - Страница 79

Цзун Бин (ум. в 443 г.) — философ и живописец, живший при династии Южная Сун. Его «Предуведомление…» — одно из первых в Китае сочинений, посвященных теории живописи.

Мудрые, вмещая в себя Дао, откликались вещам; достойные, в чистоте лелея дух, внимали образам. Что же до гор и вод, то они, будучи вещественными, увлекают к духовному. Мудрые поверяли дух свой Дао, а достойные вникали в него. Горы и воды в формах своих обнажают дао, а гуманные радовались им. Это ли не изысканно?

Правду, утерянную во времена седой древности, можно в помыслах постичь даже через тысячу поколений. И если утонченнейшую мудрость, пребывающую вне слов и образов, можно сердцем постичь из книг, то тем более можно формой передать форму, а цветом — цвет из того, что лично пережито и привлекло когда-то взор.

Когда рассматриваешь пейзажи, неудовольствие доставляет неумелое воспроизведение натуры, а не то, что в малых размерах точно передается большое, — ведь это вполне естественно. Только так и можно на одном свитке воссоздать красоты гор Сун и Хуа, божественную силу Сокровенной Женственности. Что приятно взору и отзывается сердцу — вот истина. Если изобразить это искусно, то картина тоже будет приятна взору и отзовется сердцу. Когда картина так воздействует на дух, то дух все превзойдет, и истина будет постигнута. Даже если возвратиться в глухие горные ущелья — что добавит это к уже испытанному? К тому же дух, по сути, не имеет пределов, наполняет все формы и вдохновляет все вещи, а истина входит в тень и след. Искусно изобразить мир — значит воистину исчерпать их — и то и другое.

И вот в праздности я живу и вверяю жизненные силы высшей истине; то возьму в руку чашу с вином, то прикоснусь к певчему циню иль погружусь в созерцание развернутого свитка. Не покидая своего сиденья, достигаю пределов мира; не изменяя велению Небес, в одиночестве внимаю пустынной шири. Грозные пики, устремленные в незримую высь, заоблачные леса, тающие в туманной дымке, — мудрые и достойные мужи созерцали их в давно ушедшие времена. И божественные их думы засвидетельствованы всеми образами. Что же я могу еще сделать? Не неволить дух, и только. Когда ж дух приволен, кто может стоять прежде тебя?

Чжан Яньюань (815–875) — крупнейший ранний теоретик живописи в Китае. Публикуемые здесь фрагменты взяты из его сочинения «Лидай минхуа цзи» («Записки о знаменитых художниках разных эпох»).

В старину Се Хэ [321]говорил, что в живописи существуют шесть законов: первый — живое движение в созвучии энергий; второй — четкое письмо кистью; третий — живописание образов соответственно предметам; четвертый — наложение цветов согласно родам вещей; пятый — расположение предметов согласно общему плану; шестой — передача образцов посредством письма.

С древних времен немногие живописцы смогли постичь все шесть законов. Я, Яньюань, попытаюсь разъяснить их.

Прежде некоторые художники смогли очень правдоподобно изображать различные предметы, однако сущность живописи следует искать за пределами внешнего подобия. Эту истину трудно объяснить обыкновенным людям. В картинах нашего времени предметы могут быть переданы верно, но в них нет созвучия энергий. Если же стараться отобразить в картине созвучие энергий, то и внешнее правдоподобие предметов будет достигнуто само собой.

Изображение вещей требует точной передачи форм, а форма вещи целиком зависит от ее строения. Строение же вещи и ее облик проистекают из внутренней определенности замысла и выявляются кистью. Вот почему все умелые живописцы были искусны и в каллиграфии.

Гу Кайчжи [322]говорил, что труднее всего рисовать людей; затем следуют пейзажи, а за ними — собаки и лошади. Террасы, павильоны и всякие неживые предметы изображать всего легче. Вот мудрые слова! Что же касается божеств и людей, то изображения их можно счесть совершенными, лишь если в их облике претворена живость движений. Если же в них не будет созвучия энергий, то все тонкости их изображений окажутся бесполезными.

И если они выписаны бессильной, вялой кистью, то даже самые тонкие краски не помогут художнику. Работу живописца уже никто не сочтет восхитительной. Вот почему Хань-цзы сказал: «Собак и лошадей рисовать трудно, а духов — легко. Собаки и лошади хорошо известны всем, у духов облик необычный и неведомый». В этих словах выражена глубокая истина.

В наши дни живописцы смешивают свои кисти и свою тушь с пылью, а краски с грязью. Разве можно назвать их мазню живописью? С древних времен не бывало хороших художников, которые не занимали бы высокий пост по службе или не были бы возвышенными людьми, жившими в уединении. Слава их гремела по всему свету. Поистине, людям низким и презренным вовек не достичь того, что удалось им!

Силы Инь и Ян порождают все сущее, и так творится порядок для все тьмы явлений мироздания. Сокровенные превращения действуют там, где «забываются слова», и работа духа свершается в Одиночестве. Травы и деревья пышно цветут, не нуждаясь в киновари и купоросе. Серые тучи брызжут снегом, не требуя свинца и пудры. Горы покрываются свежей растительностью без зеленой краски. Ветер кружит в небе разноцветные облака, не пользуясь палитрой живописца. Художник и сам может передать все цвета с помощью одной лишь черной туши. А возможно это потому, что в нем полностью созрел замысел картины. Если же замысел будет выражаться только в красках, формы вещей будут нежизнены.

В живописи следует особенно осторожно обращаться с цветом, тщательно продумывать подбор красок и аккуратно наносить их на шелк, не выдавая секрета своего мастерства. Не нужно печалиться из-за того, что изображение осталось незаконченным. Скорее, нужно печалиться из-за того, что оно оказалось законченным. Если устремления живописца уже можно понять, для чего придавать картине законченность? Но если замысел живописца понять нельзя, то и картина останется незавершенной.

Из множества картин старинных мастеров, которые мне довелось увидеть, только портреты древних мудрецов, выполненные Гу Кайчжи, воплощают утонченную истину. На них можно смотреть без устали дни напролет. Сосредоточив свой дух и отдавшись возвышенным думам, вдруг постигаешь глубочайшую правду бытия. Забывается и картина, и собственное «я», уходит прочь тело и пропадает знание. «Тело становится, как высохшее дерево, а сердце — как остывший пепел» [323].

Го Си — известный живописец XI в., работал в императорской-академии живописи

Отчего благородный муж любит горы и воды? Изысканная простота холмов и рощ — его постоянная обитель. Журчанье ручья среди камней — его постоянная радость. Рыболовы, дровосеки и отшельники — его постоянные собеседники. Летящие гуси и кричащие обезьяны — его постоянные спутники. Оковы и путы света — вот что стесняет наш дух. Облачные дымки и святые люди — вот о чем мечтают и что не могут лицезреть люди.

Однако же для того, чтобы жить в покое и благоденствии, выполнять свой долг перед государем и родичами, совершенствовать себя, поступать сообразно приличиям высоконравственный муж вовсе не обязан покидать сей мир. Ему достаточно обладать достоинствами старцев Хуана и Ци [324].

Виды лесов и потоков, картины туманных далей часто открываются нам как бы во сне; глаза и уши наши их не воспринимают. Но под рукой искусного мастера они вновь появляются перед нами. И тогда, не выходя из дома, мы можем перенестись в глухие ущелья, услышать крики обезьян и гомон птиц, увидеть залитые светом горы и искрящиеся бликами потоки. Разве не доставит нам радость сие зрелище? Разве не тронет оно наше сердце? Вот почему в свете так ценят искусство живописи. Отнестись к нему легкомысленно — значит помутить свой духовный взор и загрязнить чистые порывы души.