Антихрист - Страница 11
Павел, узник Иисуса Христа, и Тимофей брат, Филимону возлюбленному и сотруднику нашему, и Апфии (сестре) возлюбленной, и Архипу сподвижнику нашему, и домашней твоей Церкви.
Благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа.
Благодарю Бога моего, всегда вспоминая о тебе в молитвах моих, слыша о твоей любви и вере, которую имеешь к Господу Иисусу и ко всем святым, дабы общение веры твоей оказалось деятельным в познании всякого у вас добра во Христе Иисусе. Ибо мы имеем великую радость и утешение в любви твоей, потому что тобою, брат, упокоены сердца святых. Посему, имея великое во Христе дерзновение приказывать тебе, что должно, по любви лучше прошу, не иной кто, как я, Павел старец, а теперь узник Иисуса Христа.
Прошу тебя о сыне моем Онисиме, которого родил я в узах моих: он был некогда негоден для тебя, а теперь годен и тебе и мне, я возвращаю его, ты же прими его, как мое сердце. Я хотел при себе удержать его, дабы он вместо тебя послужил мне в узах за благовествование; но без твоего согласия ничего не хотел сделать, чтобы доброе дело твое было не вынужденно, а добровольно. Ибо, быть может, он для того на время отлучился, чтобы тебе принять его навсегда, не как уже раба, но выше раба, брата возлюбленного, особенно мне, а тем более тебе, и по плоти, и в Господе. Итак, если ты имеешь общение со мною, то прими его как меня. Если же он чем обидел тебя или должен, считай это на мне.
Тут Павел сам берется за перо и, чтобы дать письму значение настоящего долгового обязательства, прибавляет следующие слова:
Я, Павел, написал моей рукой: я заплачу; не говорю тебе о том, что ты и самим собой мне должен. Так, брат, дай мне воспользоваться от тебя в Господе; успокой мое сердце в Господе.
Дальше он опять диктует:
Надеясь на послушание твое, я написал к тебе, зная, что ты сделаешь и более, нежели говорю. А вместе приготовь для меня помещение; ибо надеюсь, что по молитвам вашим я буду дарован вам. Приветствует тебя Епафрас, узник вместе со мною ради Христа Иисуса, Марк, Аристарх, Димас, Лука, сотрудники мои. Благодать Господа нашего Иисуса Христа со духом вашим. Аминь.
Мы видим, что у Павла были странные иллюзии. Он воображал себя накануне освобождения, составлял новые планы путешествий и уже видел себя в центре Малой Азии, среди Церквей, которые чтили его как своего апостола, хотя никогда его не слыхали. Иоанн-Марк также готовился посетить Азию, без сомнения, от имени Петра. Фригийские Церкви уже были предупреждены о предстоящем посещении их этим братом. В послании к Колоссянам Павел прибавил по этому поводу новую рекомендацию. Характер ее был довольно холодный. Павел опасался, чтобы разногласие, которое у него произошло с Иоанном-Марком, а еще более — связи этого последнего с иерусалимской партией не поставили его друзей в Азии в затруднительное положение, как бы они не поколебались принять человека, о котором до сих пор слыхали, что его надо остерегаться. Павел желал предупредить такого рода недоразумение и предписал своим Церквам вступить в общение с Марком в случае, если он будет проезжать их страны. Марк был двоюродным братом Варнавы, имя которого, столь милое сердцу Галатов, не могло быть неизвестно Фригийцам. Результат этих событий остался неизвестен. Как раз в это время страшное землетрясение постигло всю долину Лика. Богатая Лаодикия обстроилась снова на собственные средства, но Колоссы уже были не в состоянии оправиться; город этот уже почти не упоминается после того в числе Церквей; в Апокалипсисе, в 69 году, о его Церкви не говорится, Лаодикия и Иераполис унаследовали все его значение в истории христианства.
Павел находил в своей апостольской деятельности утешение среди печалей, осаждавших его со всех сторон. Он уверял себя, что страдает за свои дорогие Церкви, он смотрел на себя как на жертву, открывающую язычникам двери в семью Израиля. Однако в последние месяцы своего заключения он изведал отчаяние и одиночество. Уже в послании к Филиппийцам он говорил, противопоставляя поведение своего дорогого и верного Тимофея поведению некоторых других: «Все ищут своего, а не того, что угодно Иисусу Христу». По-видимому, один только Тимофей никогда не давал повода к жалобам на него со стороны этого строгого учителя, человека раздражительного, которому трудно было угодить. Нельзя думать, чтобы Аристарх, Епафрас, Иисус, прозванный Юстом, покинули бы его; но многие из них могли быть одновременно в отсутствии; Тит был в миссии, другие же, всем ему обязанные, именно уроженцы Азии, в числе которых упоминаются Фигелл и Ермоген, перестали его посещать. Привыкнув, чтобы его так окружали, теперь он оказался в одиночестве. Христиане обрезания избегали его. По временам с ним оставался один только Лука. Характер его, всегда несколько угрюмый, становился все раздражительнее; с ним стало уже почти невозможно жить вместе. Таким образом, Павел испытывал на себе тяжелое чувство человеческой неблагодарности. Каждое слово, которое ему приписывают в эту эпоху, дышит недовольством и горечью. Римская Церковь, тесно связанная с Иерусалимской, принадлежала в большей своей части к иудео-христианской партии. Правоверный иудаизм, очень сильный в Риме, вел против него жестокую войну. Старый апостол с разбитым сердцем призывал смерть.
Если бы мы имели дело с иной натурой и с иной расой, то мы попытались бы представить себе образ Павла в эти последние дни его жизни в виде человека, который дошел до сознания, что потратил свою жизнь на мечту, стал отвергать все священные книги пророков ради одной, которой до тех пор, пожалуй, он и не читал, ради Екклезиаста (прелестная, единственная приятная книга, написанная евреем), и начал проповедовать, что счастлив только тот человек, который, проведя свою жизнь в радости вплоть до преклонных лет вместе с подругой своей молодости, умирает, не потеряв ни одного сына. Характерная черта для великих людей Европы заключается в том, что в известные моменты жизни они начинают отдавать справедливость Эпикуру, причем ими овладевает отвращение к работе, которой они отдавались раньше со всем пылом, и достигнув успеха, они сомневаются, стоило ли стольких жертв дело, которому они служили. Многие осмеливаются даже говорить в разгаре своей деятельности, что истинная мудрость будет достигнута ими в тот день, когда, избавившись от всяких забот, они начнут созерцать природу и наслаждаться ею. По крайней мере, очень немногое избегают таких запоздалых сожалений. Вряд ли найдется такой человек, преданный идее, священник, монахиня, который в пятьдесят лет не оплакивал бы своих обетов, тем не менее оставаясь им верным. Мы не понимаем благородного человека без некоторой доли скептицизма; мы любим, чтобы человек добродетельный иной раз говорил бы: «Добродетель, ты не более, как звук пустой!» Ибо тот, кто чересчур уверен в том, что добродетель будет вознаграждена, не имеет за собой особенной заслуги; добрые дела его представляются в таком случае не более как выгодным помещением капитала. Иисусу не чуждо было это тонкое чувство; не раз ему казалось, что его божественная миссия тяготит его. Наверное, Святой Павел этого не испытывал; он не изведал агонии Гефсиманского сада, и это одна из тех причин, по которым он нам так не любезен. В то время как Иисус обладал высшей степенью того, что мы считаем существенным качеством человека выдающегося, то есть даром иной раз улыбнуться по поводу своего дела, стать выше его, не дать ему овладеть собой без остатка, Павел не был избавлен от недостатка, который представляется нам у сектантов отталкивающим; вера его была тяжеловесна. Нам хотелось бы, чтобы он, так же как и все мы, порой садился усталый на краю дороги и был бы способен заметить тщету решительных мнений. Марк Аврелий, один из самых славных представителей нашей расы, не уступает никому в добродетели, а между тем он не ведал фанатизма. На Востоке этого никогда не было видано; одна наша раса способна осуществлять добродетель без веры, соединять сомнение с надеждой. Но сильные еврейские натуры, отдававшиеся страшному увлечению своего темперамента, чуждые изящным порокам греческой и римской цивилизаций, были словно могущественные пружины, которые никогда не ослабевают. Без сомнения, до самого своего конца Павел видел перед собой нетленный венец, который был ему предназначен, и, подобно скакуну на ристалище, удваивал свои усилия по мере того, как приближался к цели. Сверх того, у него бывали моменты утешения. Онисифор Ефесский, прибыв в Рим, отыскал его и, не стыдясь его цепей, служил ему и дал прохладу его сердцу. Напротив, Димас получил отвращение к абсолютным доктринам апостола и покинул его. По-видимому, Павел всегда относился к нему с некоторой холодностью.