Антарктида: Четвертый рейх - Страница 15

Наверняка Скорцени так и остался бы строго засекреченным «одним венским фюрером СС», если бы сам вождь нации не решился рассекретить своего личного агента, превратив из безымянного СС-диверсанта в национального героя, кавалера Рыцарского ордена, пример которого способен вдохновлять не только многие тысячи воинов, но и целые поколения германской молодежи.

Первой нарушить «обет молчания на пятерых» позволено было газете «Фолькишер беобахтер», которая писала:

«Всю свою жизнь Скорцени был политиком и солдатом. Еще на школьной скамье он стал членом «Германского союза», который в 1922 году выступил под черно-бело-красным флагом[37]. Будучи студентом, он прошел подготовку в штирийском добровольческом корпусе и молодым буршем приобщился к национал-социалистическому мировоззрению…

Из добровольческого корпуса он со временем перешел в СС и в качестве, так сказать, дипломной работы, положившей начало его теперешнему мастерству, арестовал в 1938 году австрийского федерального президента, которого бдительно охраняла гвардейская рота».

Дальнейшее служебное восхождение Отто действительно началось с того, что фюрер лично повесил ему на шею Рыцарский крест и объявил о повышение в чине до штурмбаннфюрера СС[38]. Но при этом как бы между прочим обронил:

– Во время освобождения дуче вы прошли испытание не только на храбрость и отчаянную решимость диверсанта, но и на умение хранить тайны рейха. Очень скоро вы получите новое задание. Но прежде чем выполнить его, вам придется ознакомиться с материалами, с которыми до вас ознакомлены были только два человека: я и Гиммлер.

– Я выполню любой ваш приказ.

– Сейчас я говорю не о приказе, который вы как солдат, конечно же, выполните, а о сохранении величайшей тайны рейха.

– У меня нет ничего более святого, чем тайна рейха, мой фюрер.

Скорцени еще не успел выдвинуть какое-либо предположение относительно характера нового задания фюрера, как присутствовавший на церемонии чествования героя нации рейхсмаршал Геринг снял со своего парадного френча Золотой почетный знак летчика и, приколов его на грудь первого диверсанта рейха, не менее загадочно произнес:

– Когда фюрер решит, что сотне-другой ваших парней следует высадиться в Антарктиде, я позабочусь, чтобы вам досталось что-нибудь понадежнее, нежели планеры ДФС-230, на которых вы штурмовали вершину Абруццо, и погибельно устаревший «Физелер Шторьх», которым мы вас оттуда снимали.

– В Антарктиде? – переспросил тогда Скорцени, полагая, что рейхсмаршал шутит. И был удивлен, когда тот ответил:

– Что вас так смущает, Скорцени?

– Да в общем-то ничего. Если приказано будет взять штурмом Южный полюс, мои парни готовы.

– Именно такого ответа я и ожидал услышать от вас, штурмбаннфюрер: Антарктида – так Антарктида! Не исключено, что и оттуда нас тоже вскоре попытаются выбить. Вполне возможно, что последние редуты войскам СС придется отстаивать в тех местах, где располагались полярные стоянки Амундсена и Скотта.

Скорцени и предположить тогда не мог, что слова рейхсмаршала Геринга окажутся вещими. И что он не раз будет мысленно возвращаться к ним после телефонного разговора с фюрером.

Октябрь 1943 года. Берлин.

…А позвонил ему фюрер вчера, в конце дня; вождь любил прибегать к таким неожиданным звонкам, которые, возможно, служили для него еще и определенной психологической разрядкой. Дела на фронтах обстояли плохо, доклады командующих группами войск и полевых армий попросту раздражали его. Вот почему – исходя из тех сведений, которыми Скорцени обладал, – Гитлер все охотнее общался теперь с конструкторами то ракет Фау, то принципиально новых, по типу своему самонаводящихся, акустических торпед Т-5, разрабатывавшихся в рамках секретного проекта «Королевское заграждение».

Откладывая предельно важные фронтовые дела, фюрер охотно принимал у себя то последователей учения Ганса Гербигера из тайного Общества «Врил», то теоретиков из не менее засекреченного Общества «Фуле», объявившего себя единственным носителем высших знаний о современном мире, то каких-то медиумов, которые обязаны были бы заинтересовать всякого уважающего себя психиатра.

– Скорцени, – негромко, но властно проговорил вождь Великогерманского рейха, как только Отто представился. – Завтра же вы отбудете в замок Вебельсберг, и хранитель архива «Аненербе» доктор Ридэ познакомит вас с материалами досье «Базы-211».

– Материалы досье, – повторил Скорцени, стоя у телефона навытяжку.

– Папку, которую он вам вручит, вы должны изучить очень внимательно. Послезавтра мы, то есть я, вы и группа наших товарищей по борьбе, соберемся в этом святилище СС, чтобы обсудить одно очень важное дело. Я хочу, чтобы вы были готовы к этому обсуждению, готовы к тому, чтобы взять создание «Базы-211» под свой контроль. Самолет будет ждать вас в восемь ноль-ноль.

– Яволь. – Скорцени был одним из тех немногих высших чинов рейха, которые позволяли себе крайне редко прибегать к обращению «мой фюрер». Не смутило его даже то, что личный телохранитель Гитлера бригадефюрер СС Раттенхубер обратил внимание своего шефа, что Скорцени «не придерживается общепринятой формы обращения к фюреру». А ведь, учитывая все прогрессирующую подозрительность и мстительность Гитлера, это было небезопасно. – Завтра утром я вылетаю.

Услышав о папке «Базы-211», Скорцени тотчас же вспомнил о той таинственной папке, которая уже однажды появлялась в руках фюрера. Так, может быть, именно она и есть двойником того досье, которое лежит сейчас на огромном массивном столе, стоящем посреди отведенной ему комнаты в Рыцарском флигеле замка Вебельсберг, в котором в старину обычно находили приют прославившиеся на турнирах странствующие рыцари?

– Я хочу, Скорцени, чтобы вы честно сказали мне, что вы обо всем этом думаете.

Скорцени чуть было не переспросил, о чем «обо всем этом»: он всегда требовал, чтобы, определяя задание, Гитлер, Гиммлер или кто-либо иной выражались с предельной ясностью. Однако на сей раз его остановил голос фюрера – поникший, удрученный; голос человека, разочаровавшегося во всем, ради чего он до сих пор жил, и всеми, на кого рассчитывал.

– Попробую разобраться.

– Гиммлер в курсе моей просьбы.

– Геринг, надеюсь, тоже, – как бы между прочим, проговорил Отто, помня, что отношения с рейхсмаршалом люфтваффе у фюрера в последнее время осложнились. Однако помнил он и то, что именно Геринг руководил операцией по исследованию Новой Швабии.

– Считаете, что Геринг может препятствовать? – все тем же тоном вождя, разуверившегося в своем племени, спросил фюрер.

И только теперь, поняв, как фюреру нужна сейчас сильная рука, как ему нужна поддержка, Скорцени вдруг решительно заявил:

– Геринг не станет препятствовать нам, мой фюрер. Не решится. И никаких псалмопений по этому поводу у него не будет, мой фюрер, – вдруг разразился Отто своей любимой поговоркой, которая всем высшим чинам рейха уже была знакома и которую все воспринимали как выражение крайней решительности личного агента фюрера, – никаких псалмопений!

– Вы все правильно понимаете, Скорцени, – оживился фюрер, и, не прибегая ни к какой смысловой паузе, неожиданно спросил: – А тот унтерштурмфюрер, ну, Имперская Тень?..

– Унтерштурмфюрер Зомбарт.

– Которого вы называете Великим Зомби… Он все еще там, в замке Вольфбург?

– В Охотничьем домике посреди пруда. Это в задней части крепостного двора, в густом парке, тоже огражденном крепостными стенами. Под охраной четверых моих людей.

– Он нам еще понадобится, Скорцени.

– И он нам действительно понадобится, – пророкотал своим зычным басом Скорцени. Штурмбаннфюрер прекрасно помнил, что превращение этого шута-интенданта из 2-го отдельного батальона дивизии СС «Мертвая голова» в Имперскую Тень происходило по личному указанию и под личным контролем самого фюрера.