Антарктида: Четвертый рейх - Страница 11

– Оно так и не взлетело. Поднялось всего на два-три метра над испытательным полигоном и грохнулось на землю.

– Но все-таки поднялось. А вы говорите: «Не взлетело»!

Впервые за все то время, которое они общались, Браун взглянул на Скорцени с нескрываемым интересом.

– Знаете, мне нравится, что вы подходите к проблеме дисколетов именно так, как вы это делаете. Даже пять сантиметров над землей для такого диковинного аппарата – уже полет!

– А что вам мешает относиться к этой проблеме с таких же позиций?

– Высокие инспекции из различных инстанций. Все они требуют немедленно дать им на вооружение некое, доселе невиданное, оружие возмездия, а всякую неудачу на пути к его созданию расценивают как окончательный крах, бездарность ученых, а то и вредительство.

– Можете считать, дорогой штурмбаннфюрер Браун, что отныне все инспекции отменяются. Инспектировать вас буду только я как офицер СД, отвечающий за разработку оружия особого назначения. Однако – к делу… Что произошло с пилотом этого диска?

– Он уцелел, больше пострадав от вибрации, нежели от падения. Жуткая вибрация – бич данной машины. Кстати, собирали мы этот аппарат в Чехии, на заводе «Ческо Морава», и испытывали на его полигоне.

– Никогда не сомневался, что чехи – технически наиболее подготовленная нация. После германской.

– Если бы только они не оставались при этом чехами.

– Вы безжалостны, Браун.

– Второй аппарат достигал почти семи метров в диаметре, расчетная горизонтальная скорость его порядка семисот километров в час, взлетно-посадочная – шестьдесят. И всего один пилот. Высота, на которую сумел подняться этот дисколет незначительна. При полете отмечалась крайняя неустойчивость.

– Считаете, что теоретически, еще до строительства аппарата, при его проектировании, все эти недостатки учесть невозможно было?

– Мне не хотелось бы давать оценки своим коллегам.

– Вы обязаны это делать, Браун. Иначе кому нужен такой технический директор ракетного центра?

– Кое-что, конечно, можно было предусмотреть. Но ведь когда конструктор подпадает под магнетизм собственного изобретения, он перестает критически оценивать многие свои технические решения, а главное, поскорее стремится воплотить свои фантазии в реальный аппарат.

– Какой в этом смысл? При неудаче он ведь может потерять право на дальнейшую разработку.

– И все-таки решаются, – мстительно улыбнулся барон фон Браун. – Наверное, опасаются, что их тоже постигнет судьба Небеля. И они так никогда и не увидят свое детище воплощенным в металле.

– В каждой профессии существует свой риск, – философски признал обер-диверсант рейха.

Браун вновь улыбнулся, однако на сей раз уже не столь мстительно.

– Третий аппарат, – продолжил он свой рассказ, – в натуральную величину выглядел настоящим гигантом – двадцать один метр в диаметре. Экипаж – три человека. При взлете скорость достигала около трехсот километров, а горизонтальная скорость – чуть более двухсот. Создавался он в виде летающего танкобомбардировщика, оснащенного, как следует из модели, башенными орудиями, пулеметами и бомбовым запасом. Этот экземпляр продержался в воздухе уже целых пятнадцать минут, после чего тоже благополучно разбился. Экипаж, как вы сами понимаете, погиб. А теперь перейдем во второй, нижний зал, в котором находится еще незавершенный аппарат Шернера…

Январь 1939 года. Антарктика. Борт германского авианосца «Швабенланд».

…Готт и уже находившийся рядом с ним командир группы военных гидропилотов гауптштурмфюрер СС Эрих Крозетт стояли на открытой части мостика и действительно были крайне встревожены.

– Так что тут у вас, высокое собрание, происходит? – как можно спокойнее поинтересовался фон Риттер.

– Субмарина! – дуэтом прохрипели офицеры.

– Что?!

– Сзади по борту, в полумиле от нас, – ткнул своим биноклем в серое пространство фрегаттен-капитан, заставляя Риттера и себя припасть к окулярам бинокля.

Сомнений быть не могло: там, посреди свинцового предледового поля Антарктики, застыло черное тело подводной лодки, на мостике которой едва уловимо вырисовывались две фигуры моряков.

– Извините, капитан, но мне ничего не было известно о субмарине сопровождения, – как бы извиняясь за излишнюю встревоженность, проговорил Теодор Готт.

– Представьте себе, высокое собрание, мне тоже, – все еще не отрывался от мощного бинокля фон Риттер. – Скомандуйте: «Стоп машина!»

– Уже скомандовал, движемся по инерции. Откуда же она здесь взялась и под каким флагом ходит?

– Что не под германским – это уж точно, иначе командир не устраивал бы здесь эти «выходы на публику», да еще с такими паузами.

– Как я и говорил, фон Готт, вражеская! – вмешался в их разговор командир морских пилотов.

– Не такая уж и вражеская, если мы до сих пор все еще болтаемся на поверхности, – заметил Риттер. – И потом, я не припоминаю, чтобы в этой части мира мы с кем-то враждовали.

– Все равно объявите тревогу и дайте разрешение на взлет моего самолета.

– Надеюсь, вам как морскому пилоту известно, за сколько секунд торпеда преодолевает расстояние в полмили? Поэтому стойте и не суетитесь. А вы, фон Готт… Что вы маетесь? Радист предупрежден? Связь с субмариной устанавливать пробовали?

– Так точно. Их радист отморзянил традиционное: «Командир требует командира».

– Так прикажите ему связаться еще раз. Пусть передаст: «Командир на связи» – и предложит их командиру установить прямую радиосвязь со мной.

– Есть установить прямую радиосвязь! Кстати, субмарина приближается.

– Конечно же, приближается. Иначе какого дьявола ее командиру нужно было гнаться за «Швабенландом»?

В эти минуты Риттер все еще был уверен, что это – субмарина сопровождения, о существовании которой его, по каким-то особым соображениям, не уведомили.

Тем временем подлодка все приближалась и приближалась, и на командном мостике ее стоял теперь только один человек. Риттер видел, как он поводит биноклем из стороны в сторону, осматривая почти полностью закрытые, на арктический лад оборудованные палубы его судна с их раздвижными бортовыми стенками.

«Хотел бы я знать, кто они и что им нужно, – молвил про себя капитан цур зее, уже сожалея, что на судне все еще не объявлена тревога. – К чему эта игра в таинственность, да к тому же работая под «капитана Немо»?

– Командир субмарины на связи! – прервал сумбур его размышлений голос фон Готта. – Сам вышел.

– Вот это уже по-флотски, – проворчал Риттер, приближаясь к аппарату радиосвязи. – Представился?

– Нет.

– А меня вы представили? – Не снимая кожаных перчаток, фон Риттер поразмял пальцы обеих рук, словно готовился к кулачному бою.

Эта привычка досталась ему в наследство от полярных мытарств, во время которых он несколько раз подмораживал руки. Однако в глазах тех, кто не знал ее происхождения, подобная разминка, сопровождаемая суровостью лица и жесткостью взгляда, всегда впечатляла своей воинственностью.

– Тоже нет.

– В общем-то, правильно.

– Как проходит плавание, барон фон Риттер? – дал понять ему командир субмарины, что представляться нет смысла. И обращался к нему на английском.

– До появления вашей субмарины – без происшествий. Чем обязаны визитом, высокое собрание?

– У меня на борту пассажир, который хотел бы встретиться с вами.

– Он шел на субмарине из Англии, чтобы встретиться со мной здесь, у Берега Принцессы Астрид? Кто он такой?

– Мы не находимся на службе в Английском королевском флоте и встретили вас чуть южнее Порт-Ноллота, что на западном побережье Южной Африки. Кроме того, как вы уже поняли, мы с вами – союзники.

– Под каким же флагом вы ходите?

– Считайте, что под флагом Антарктиды.

– То есть? Как это понимать?

– Подробности – не для радиоэфира. Пусть даже антарктического. И потом, не следует все воспринимать в буквальном смысле слова. Главное вы уже услышали: мы – союзники.