Анна Ярославна. Русская королева - Страница 6

И все-таки эта весть вызвала у придворных великого князя смятение. Никто не знал, какими силами защищать город от степняков, ежели они придут раньше, чем сказал черниговец Мешко. Сам Ярослав с большой дружиной ушел далеко на запад, чтобы урезонить мазовшан. Оттуда его путь лежал к Балтийскому морю: там пошли в бунт данники литовцы и ятвяги. Заодно ему нужно было посадить на удел в Новгороде своего старшего сына, князя Владимира. Не было в Киеве и храброго воеводы Глеба Вышаты. Он ушел с малой дружиной в Тмутаракань, которая после смерти брата Ярослава, князя Мстислава, вновь вошла со всеми землями восточнее Днепра в единую Русь.

Среди членов великокняжеской семьи старшими в Киеве оставались княгиня Ирина и ее дочь княжна Елизавета. Эти мужественные женщины, не сомневаясь ни в чем, взяли на себя заботу и бремя защиты города от печенегов. При дворе великого князя в эту пору находился с полусотней воинов норвежский принц Гаральд. Елизавета знала, что отважный варяг пылко и преданно любит ее и ради этой любви готов на любые подвиги. Тут же на дворе Елизавета сказала великой княгине:

– Матушка, я сей же миг попрошу принца Гаральда мчать в Новгород за батюшкой.

– Я благословляю его, – промолвила Ирина.

Принц Гаральд выслушал свою прекрасную принцессу с радостной улыбкой и ответил с поклоном:

– Я готов мчаться хоть на край света. Но позволь, моя королева, остаться в Киеве и защищать тебя.

Елизавета тоже любила Гаральда, и ее выразительные глаза смотрели на него с нежностью. Но, будучи человеком твердого нрава, она отказала витязю:

– Нет, принц Гаральд, исполни все же нашу с матушкой просьбу. Только на тебя мы можем положиться, что мой батюшка вовремя придет к Киеву.

– Я все понимаю, моя королева, и исполню, как сказано.

Гаральд приложил руку к сердцу и поспешил в воеводские палаты собираться в дальний путь.

В этот же час княгиня Ирина отправила трех воинов вслед воеводе Глебу Вышате. Да не медля она созвала совет городских старейшин-старцев градских. Знала она, что многие из них – бывалые воины и воеводы – били печенегов еще в княжение Владимира Красное Солнышко. Старцы собрались в гриднице скоро. И сказал в ответ великой княгине боярин Стемид Большой, ходивший при князе Владимире в Царьград:

– Стояли мы в Белгороде против печенегов, когда князь-батюшка Володимир в Новгород ушел. Тако же было – помощи ниоткуда. Ан выстояли. И жарынь была такая, и брашном[9] оскудели. И ноне выстоим, ежели киян на стены позовем да из ближних селений старых ратников соберем, смердов кликнем.

И славный Путята, боярин и воевода, свое мудрое слово сказал:

– Токмо не мешкая нужно припас в городе пополнить, брашно свезти в стольный град со всей ближней земли, животине корма запасти, о воде позаботиться. Тут мелочей нет, все важно.

Княгиня Ирина, крепкая северянка, обликом похожая на воина, слушала старцев внимательно, каждому их слову давала свою цену и уже готова была распоряжаться по их советам. Но не только великая княгиня слушала старцев. Позади трона, на коем сидела Ирина, стояли ее сыновья и дочери, придворные бояре. И среди них самой внимательной была княжна Анна. Она ловила каждое слово старцев, и делала сие не праздно. Особую цену она придавала речи воеводы Путяты. Он же говорил:

– Вели, княгиня-матушка, горожанам сегодня же носить на стены камни с днепровских берегов и с речки Почайны. Вели смолу свозить, что есть в округе. Еще жерди-слеги в лесу рубить, запас их в дело привести – и все на стены. Воду чтобы в чаны запасли на каждом подворье. Да чтобы о прохладе люди забыли, жарко, рьяно все исполняли.

И княжна Анна сообразила, что и для нее есть место среди защитников города. И не только для нее. В Киеве много отроков и отроковиц ее возраста. Она позовет их и нынче же поведет на берег Днепра собирать камни, носить их на стены, А придет час, и вместе со сверстниками пойдет охотиться за горящими стрелами, кои печенеги горазды пускать при осаде городов. Путята и об этом предупреждал. Душа Анны уже горела жаждой действа.

Княжна поискала Настену. Но ее ни в гриднице, ни на дворе не было. «Куда ее нелегкая унесла?» – возмущалась Анна. В последнее время Анне с Настеной было нелегко. Та стала вдруг какая-то своенравная, упрямая, все делает по-своему. Вчера сказала, что пойдет в Десятинную церковь, в книжный покой. Поди, там корпит над книгами, а она весьма нужна здесь. И Анна отправилась за Настеной в храм. Год назад Анне не без труда удалось упросить батюшку оставить Настену в Киеве при дворе.

– Кем она для тебя будет? – спрашивал князь Ярослав дочь.

– Никем, батюшка. Просто мы с ней по нраву сошлись. Она мне товарка, и мы с ней как сестры.

– Того не должно быть. Ежели останется дворовой девкой, пригрею. А по-иному не быть. Пусть в Берестово отправляется.

– Нет, батюшка, мне не нужна такая Настена.

– Вот и я о том.

– Но и в Берестово я не отпущу ее.

– Опять ты батюшке перечишь, – посуровел Ярослав.

– Да не перечу я, батюшка любый. Она мне ой как по душе. И оставь ее при мне товаркой.

– Нет такого чина в домашнем обиходе.

Анна могла бы убедить отца оставить при ней Настену как товарку, рассказав о ней правду. Даже строгий Ярослав не дерзнул бы лишать дочь Настены, скажи Анна: «Да, батюшка, Настена несет мою судьбу. Сие открыла мне София Премудрость». Но Анна не могла выдать эту тайну. Княжна и Настена скрепили ее целованием креста пред ликом Божьей Матери. Они поклялись нести заветное в себе до конца дней своих. И все-таки Анна нашла ключ к сердцу отца.

– Батюшка, Настена книжна и письменна в чужой речи. Она читала мне греческие писания и толковала их. – Анна немного преувеличивала, но малая ложь во спасение товарки, как сочла княжна, не грех. – И пусть она станет при мне поводырем в книжной мудрости.

Ярослав был покорен доводом дочери. Сам почитающий книжную премудрость превыше всего, он охотно согласился с дочерью. И Настене определили при княжне место книжного поводыря. Однако Ярослав, будучи дотошным, спросил Анну:

– А тебе, родимая, книжность легко дается?

– Да, батюшка. Она укладывается во мне, как вишня в кузовке.

– Ну говори.

Анна лишь на миг подняла глаза к расписанному узорами потолку и словно увидела там письмена. На лице ее вспыхнул румянец, она заволновалась, но прочитала их твердо и звонко:

– «И вошел Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих тварей, и говорил им: написано: „Дом Мой домом молитвы наречется”; а вы сделали его вертепом разбойников».

Ярослав слушал Анну внимательно и улыбнулся: дочь допустила ошибку. Сказано у Матфея: когда Господь прогнал торжников из храма, то он изгонял продающих голубей, но не тварей. Однако Ярослав не поправил дочь, он согласился с тем, как она увидела деяния Христа. Лишь промолвил:

– Покажи мне свою товарку Настену.

– Спасибо, батюшка. Я так ждала этого часа. Ноне же и приведу. Да уж не испугай ее грозными очами, родимый.

– Или из робких она? Я таких не люблю.

– Ой нет, батюшка. Она куролесица… – И тут же Анна спохватилась, поняла, что лишнее у нее выпорхнуло, поправилась: – Боевитая она, Настена, батюшка.

Слово, которое обронила Анна, понравилось князю. Улыбаясь, он сказал:

– Куролесица – это хорошо. В дрему тебе не даст впадать.

Внучка священника Афиногена из Берестова пришлась великому князю по душе. Он относился к ней ласково, ценил за то, что она переняла от деда предание о великой княгине Ольге и хранила его. В эту же осень, как Настена появилась в княжеских теремах, Ярослав определил ее и Анну постигать книжную и письменную премудрость. Вскоре же при Десятинной церкви открыл школу и туда кроме княжеских и боярских детей отправил учиться многих отроков простых горожан. А из великокняжеской семьи помимо Анны встали на учебу князь Владимир, Елизавета, княжичи-отроки Всеволод, Изяслав и Святослав. Ярослав позвал из Византии священников и ученых мужей, поручил им учить русичей всему тому, что они знали. Он хотел, чтобы на Руси появились свои ученые священнослужители. Никому он не открывал своих замыслов, кои сводились к тому, чтобы русская православная церковь не была зависима от византийских священников и архиереев.