Анна-Вероника - Страница 59

— Я же вам сказал, — ответил он.

— Прекрасно, — произнесла Анна-Вероника тоном человека, заканчивающего дискуссию.

Некоторое время они молча шли рядом.

— В лаборатории привыкаешь не обращать внимания на такие увлечения, — начал Кейпс. — Мужчины — любопытные животные, они легко влюбляются в девушек вашего возраста. Приходится воспитывать себя, не допускать этого. Я приучил себя думать о вас просто как о студентке колледжа и совершенно исключил иную возможность. Хотя бы из уважения к принципу совместного обучения. Помимо всего прочего, наша встреча является нарушением этого хорошего правила.

— Правила существуют для будней, — ответила Анна-Вероника. — А это особый день. Он выше всех правил.

— Для вас!

— А для вас нет?

— Нет. Нет, я буду следовать правилам… Это странно, но к данному случаю подходят только готовые штампы. Мисс Стэнли, вы меня поставили в необычайное положение. — Его раздражал собственный голос. — Ах, черт!

Она не ответила; казалось, в нем происходит внутренняя борьба.

— Нет! — наконец произнес он вслух.

— Здравый смысл подсказывает, — продолжал Кейпс, — что мы не можем стать любовниками в обычном смысле слова. Это, по-моему, ясно. Вы знаете, я сегодня был совершенно не в состоянии работать. Курил в препараторской и думал обо всем этом. Мы не можем быть любовниками в обычном смысле слова, но мы можем быть большими и близкими друзьями.

— Мы и теперь друзья, — заметила Анна-Вероника.

— Вы меня глубоко заинтересовали…

Он остановился, чувствуя неубедительность того, что ему надо сказать.

— Я хочу быть вашим другом. Я вам уже говорил об этом в зоологическом саду, я это и думаю. Будем друзьями настолько близкими, насколько могут быть друзья.

Он видел побледневшее лицо Анны-Вероники.

— К чему притворяться? — спросила она.

— Мы не притворяемся.

— Притворяемся. Любовь — одно, а дружба — совсем другое. Я моложе вас… И у меня есть воображение… Я знаю, о чем говорю… Мистер Кейпс, вы думаете… Вы думаете, я не знаю, что такое любовь?

Кейпс помолчал.

— У меня в голове полный сумбур, — сказал он наконец. — Я весь день думал. А кроме того, в течение долгих недель и месяцев во мне таилось столько мыслей и переживаний… Я чувствую себя и скотиной и почтенным дядюшкой. Я чувствую себя чем-то вроде жулика-опекуна. Все законы против меня… Почему я позволил вам затеять этот разговор? Мне надо было сказать…

— Едва ли вы могли удержать меня…

— Может быть, и смог бы…

— Нет, не могли.

— Все равно я обязан был, — сказал он и тут же отклонился от темы. — Я хочу знать, известно ли вам мое скандальное прошлое?

— Очень мало. Оно как будто не имеет значения. Верно?

— Думаю, что имеет, и большое.

— Почему?

— Оно не даст нам возможности пожениться. И накладывает запрет… на многое.

— Но не помешает нам любить друг друга.

— Боюсь, что не помешает. Но, право же, сделает нашу любовь чем-то ужасно отвлеченным.

— Вы разошлись с вашей женой?

— Да, но вы знаете почему?

— Не совсем.

— Почему на человека всегда наклеивают ярлык? Видите ли, я с женой разошелся. Но она не хочет развода и не разведется. Вы не понимаете, в каком я положении. И вы не знаете, чем вызван наш разрыв. В сущности, все вертится вокруг вопроса, вам непонятного, а я никак не мог сказать об этом раньше. Мне хотелось сделать это тогда, в зоологическом саду. Но я считался с вашим кольцом.

— Бедное старое кольцо! — отозвалась Анна-Вероника.

— Мне не следовало ходить в зоологический сад. А я просил вас пойти со мной. Человек — существо сложное… Мне хотелось побыть с вами. Ужасно хотелось.

— Расскажите мне о себе, — предложила Анна-Вероника.

— Прежде всего я был… Я участвовал в бракоразводном процессе. Но я был… был соответчиком. Вам этот термин понятен?

Анна-Вероника едва приметно улыбнулась.

— Современная девушка знакома с этими терминами. Она читает романы, исторические пьесы и так далее. А вы думали, я этого не знаю?

— Нет. Но вы, наверное, все же не понимаете.

— Почему?

— Знать вещи по названию — это одно, а знать, оттого что видел, чувствовал и сам был в таком положении, — совсем другое. Вот преимущество жизненного опыта над молодостью. Вы не понимаете.

— Может быть.

— Не понимаете. В том-то и трудность. Если я изложу факты, то, поскольку вы в меня влюблены, вы все объясните как что-то очень благородное и делающее мне честь. Ну, Высшей моралью или чем-то в этом роде… Но было не так.

— Я не разбираюсь в Высшей морали. Высшей истине и вопросах того же порядка.

— Возможно. Но молодое и чистое существо, как вы, всегда склонно облагораживать или оправдывать.

— У меня биологическая подготовка. Я особа закаленная.

— Во всяком случае, это чистая и хорошая закалка. Я считаю вас закаленной. В вас есть что-то… какая-то… взрослость. Я говорю с вами так, будто вы мудрее и милосерднее всех на свете. Я расскажу все откровенно. Да. Так будет лучше. А потом вы пойдете домой и все обдумаете, прежде чем мы опять поговорим. Во всяком случае, я хочу, чтобы вам было совершенно ясно, как вы должны поступить.

— Не возражаю, — сказала Анна-Вероника.

— Это вовсе не романтично.

— Ладно, говорите.

— Я женился довольно рано, — начал Кейпс, — должен сказать, что во мне сидит животная страстность. Я женился, женился на женщине, которую и теперь считаю одной из самых красивых на свете. Она примерно на год старше меня, она… горда, полна чувства собственного достоинства, и у нее очень спокойный темперамент. Если бы вам довелось ее встретить, я уверен, вы были бы о ней такого же высокого мнения, как и я. Насколько я знаю, она никогда не совершила ни одного неблагородного поступка. Мы встретились, когда были оба очень молоды, в вашем возрасте. Я полюбил ее, стал за ней ухаживать, но думаю, что ее чувство ко мне было не совсем такое, как мое к ней.

Он замолчал. Анна-Вероника ждала.

— Есть вещи, которые нельзя предвидеть. О таких несоответствиях в романах не пишут. Молодежь о них не знает, пока не натолкнется на них. Моя жена не поняла, в чем дело, не понимает до сих пор. Вероятно, она презирает меня… Мы поженились и некоторое время были счастливы. Она была изящной и нежной. Я боготворил ее и подчинялся ей.

Он прервал себя:

— Вы понимаете, о чем я говорю? Если не понимаете, то это ни к чему.

— Думаю, что понимаю, — ответила Анна-Вероника и покраснела. — Пожалуй, да, понимаю.

— А как вы считаете: относятся эти явления к нашей Высшей или Низшей природе?

— Я сказала вам, что не занимаюсь ни высшими проблемами, — ответила Анна-Вероника, — ни, если хотите, низшими. Я не классифицирую. — Она приостановилась в нерешительности. — Плоть и цветы для меня одно и то же.

— Это в вас и хорошо. Так вот, через какое-то время кровь во мне загорелась. Не думайте, что это было какое-то прекрасное чувство. Нет, просто лихорадка. Вскоре после нашей женитьбы — примерно через год — я подружился с женой моего приятеля, женщиной лет на восемь старше меня… В этом не было ничего замечательного. Между нами возникли постыдные, нелепые отношения. Мы встречались украдкой. Это было как воровство. Мы их слегка приукрашали музыкой… Я хочу, чтобы вы ясно поняли, я был кое-чем обязан своему приятелю. И я поступил низко… Но это было удовлетворением мучительной потребности. Мы оба были одержимы страстью. Чувствовали себя ворами. Мы и были ворами… Может быть, мы и нравились друг другу. Ну, а мой приятель все это обнаружил и ничего не хотел слушать. Он развелся с ней. Что вы скажете об этой истории?

— Продолжайте, — сказала Анна-Вероника слегка охрипшим голосом, — расскажите мне все.

— Моя жена была ошеломлена и оскорблена безмерно. Она решила, что я развратник. Вся ее гордость взбунтовалась против меня. Открылась одна особенно унизительная подробность, унизительная для меня. Оказалось, что существует еще второй соответчик. До суда я не слышал о нем. Не знаю, почему это было так унизительно. Логики в этом нет. Но это факт.