Анна. Тайна Дома Романовых - Страница 3

Начать с того, что никто в точности не знал, как его звать на самом деле, имя его, и отчество, и фамилия были придуманы. Он появился в Петербурге десятилетним мальчиком, и был привезен с юга, с театра военных действий с турками. Но уже тут, в этот начальный момент, сведения о нем расходятся. Одна легенда говорит, что мальчик был турчонком, взятым русскими войсками в плен при штурме крепости Бендеры, и что фамилия, впоследствии данная ему, происходит от названия турецкого селения Кютахья. Другая же история утверждает, что никакой он не турок, а грузин и взят русскими войсками при освобождении от турок города Кутаиси, отчего впоследствии и дали ему фамилию Кутайсов.

Так или иначе, но в столицу мальчика привез генерал Репнин и подарил как военный трофей императрице Екатерине Великой. А она, желая наладить отношения с сыном, в свою очередь презентовала мальчика наследнику. Там, в окружении Павла, он был наречен Иваном, а отчество получил по имени своего господина. Таким образом, будущий император стал маленькому пленнику своего рода отцом.

То ли нрав у маленького пленника был хорош, то ли еще почему, но Павел привязался к живому подарку и относился к нему почти как к сыну. По его настоянию мальчика обучили русскому языку, грамоте, разным наукам. Когда Иван подрос, Павел отправил его учиться искусству брадобрея за границу – в Париж и Берлин. В этой поездке Иван Кутайсов не только изучил основы своего ремесла, но и весьма расширил свой кругозор. Можно сказать, что из-за границы он вернулся другим человеком. Отныне и до конца жизни он занял должность брадобрея и камердинера при наследнике и сохранил ее, когда Павел стал российским самодержцем. Он, как никто, изучил капризный и причудливый нрав Павла Петровича, и ему никогда не приходилось попадать в опалу. Какая там опала! Не было у императора друга надежней и верней, чем бывший мальчик, без роду и племени. Став императором, Павел осыпал своего брадобрея наградами, пожаловал ему ордена Святой Анны, Святого Александра Невского и другие, возвел сначала в дворянское достоинство, а затем сделал графом и передал ряд богатых имений, так что Иван Кутайсов сделался богатым и знатным человеком.

Тут надо заметить, что у Ивана Павловича имелись две страсти, тесно соединенные. Одна – страсть к интригам, к тому, чтобы постоянно держать руку на пульсе придворной жизни. В самые государственные дела он не лез, на прерогативы могущественного канцлера Безбородко не претендовал, однако хотел всегда контролировать то, что происходило в окружении императора. А второй его страстью (и она очень шла на подмогу первой) было сводничество. Кутайсов любил находить для Павла женщин, которые могли бы его утешить в минуту охлаждения отношений с супругой Марией Федоровной.

О Марии Федоровне следует сказать особо. Принцесса София Вюртембергская, в замужестве за русским цесаревичем крестившаяся в православную веру под именем Мария, была женщиной чрезвычайно спокойной, уравновешенной и волевой – то есть полной противоположностью своему супругу. Быстро осознав эту разницу в характерах, Мария Федоровна, еще в бытность ее супруга наследником трона, решила стать главной в семье. Отчасти ей это удалось. Одним из препятствий, мешавших ей полностью подчинить Павла своей воле, она считала Ивана Кутайсова, поэтому между ними сложились крайне неприязненные отношения. Попросту говоря, оба терпеть друг дружку не могли. Ирония судьбы состояла в том, что никто из них не мог избавиться от соперника. Мария Федоровна была для Павла хорошей женой, подарившей ему, одного за другим, десять детей. И император любил свою жену, искренне любил. Но столь же сильно он был привязан к бывшему пленному турчонку (или грузину) – единственному человеку, которому мог доверить свое беззащитное перед острой сталью горло.

Вошел в историю эпизод, когда, на третий год своего царствования, обласкав Кутайсова сверх всякой меры и пожаловав ему графский титул, Павел велел ему оставить свое брадобрейское ремесло и передать бритву и помазок одному из гвардейских фельдшеров. Кутайсов заявил, что затея эта пустая, ничего из нее не выйдет, но что противиться воле императора он не станет. К назначенному сроку он подготовил нового брадобрея, обучил его всем тонкостям ремесла и привел в покои императора. Свеженазначенный брадобрей взял свой инструмент, подошел к самодержцу… И тут, некстати, вздумалось ему взглянуть на своего «клиента». Увидев вблизи свирепый взгляд государя, от которого, бывало, дрожали генералы, фельдшер побледнел, руки у него задрожали, и бритва стала ходить в них ходуном. Император посмотрел на эту картину, махнул рукой и сказал: «Ладно уж, Иван, брей ты!»

Так что во дворце сложилось безвыходное положение, когда двое самых близких к императору людей ненавидели друг дружку, но избавиться друг от друга не могли.

Чтобы как-то ослабить влияние Марии Федоровны на императора, Кутайсов начал знакомить его с молодыми красивыми дамами, которые могли скрасить его досуг, особенно в те дни, когда у государя случалось охлаждение с супругой. Таким образом он нашел для императора Катю Нелидову, которая быстро стала фавориткой Павла. Однако Нелидова оказалась женщиной слишком умной и самостоятельной. Она сумела найти общий язык с императрицей, две женщины подружились – и общими усилиями стали вдвое сильнее интриговать против Кутайсова и влиять на императора Павла.

Вот почему ближайший сподвижник императора стал подыскивать для государя новую спутницу. И в ходе этих поисков некие доверенные люди (которые у Ивана Павловича имелись) сообщили ему о подходящей кандидатуре, дочери московского сенатора. Чтобы проверить эти сведения, Кутайсов не поленился в конце 1797 года съездить в Первопрестольную, чтобы лично взглянуть на новую кандидатку. Взглянул – и остался доволен. Оставалось только возбудить у Павла интерес к никому не известной участнице бала, для чего придумать чувствительную историю. А на это Иван Павлович был большой мастер. Вот почему сенатор Петр Васильевич Лопухин получил приглашение на бал в Александрийский дворец не только для себя, но и для всей семьи (в приглашении специально указывалось «с дочерьми»), и вот почему император, идя на бал, хорошо помнил о девице, якобы пылающей к нему страстью. Одна только Аня ни о чем не подозревала…

Стоя в толпе гостей, Анна вместе со всеми ожидала выхода государя. Рядом стояли ее отец и младшая сестра Прасковья. Мачеха Ани, Екатерина Лопухина, на бал прибыть не могла, ибо была на сносях. Другая сестра Ани, Катя, стояла неподалеку, но отдельно от членов семьи, потому что в прошлом году, в возрасте пятнадцати лет, она сумела привлечь внимание знатного и богатого дворянина Григория Демидова, получить от него предложение руки и сердца и выйти замуж. Аня иногда испытывала к сестре нечто вроде ревности: ну почему ей такое счастье? И страстно мечтала о том же. Может быть, здесь, на балу, она встретит его, своего суженого?

Ее размышления прервали громкие звуки марша. Взгляды всех были прикованы к высоким дверям в дальнем конце зала. Вот они распахнулись, и показалась невысокая, но стройная, подтянутая фигура государя в синем камзоле и белоснежном парике. Все присутствующие склонились в глубоком поклоне. Павел, проходя, милостиво кивал головой по сторонам, приветствуя собравшихся. Не доходя до середины зала, он остановился, и оркестр тут же смолк. Император обвел взглядом столпившихся вокруг него людей, при этом у него был вид, словно он кого-то искал. После чего Павел слегка улыбнулся и произнес:

– Но отчего я вижу мало веселья? Разве у нас сегодня не бал?

Вопрос самодержца не мог остаться без ответа, и князь Куракин, стоявший рядом с ним, ответил:

– Да, ваше величество, нынче у нас бал.

– Так пусть же будет бал! – провозгласил государь. – Музыка!

Грянул оркестр, люди зашевелились, задвигались, кавалеры спешили пригласить дам. Первым танцем был менуэт. Надо заметить, что в европейских столицах менуэт, равно как и экосез и другие танцы прежних времен, уже выходил из моды, уступая дорогу вальсу. Этот танец уже проник и в Россию, приезжие иностранцы, прежде всего эмигранты, бежавшие из охваченной революцией Франции, знакомили с ним русское дворянское общество. Надо заметить, что вальс сразу понравился русской публике, причем одинаково и женской, и мужской ее части. Ни в каком другом танце не было возможности находиться так близко к интересующему тебя предмету, стиснуть ручку, шепнуть несколько слов на ушко… Казалось, вальс, наряду с пришедшей из Польши мазуркой, совершенно вытеснит чинные движения прежних времен. Но тут неожиданно последовало повеление из Зимнего дворца – императорская чета, и в первую очередь сам император, нашла вальс танцем слишком дерзким и опасным для нравов, а потому в высшем свете он был запрещен. Новый танец продолжали танцевать, но только в частном порядке, в домах и поместьях, и то тайком.