Анна К - Страница 97

Анна добавила: она уже решила, что Дузи – последний ньюфаундленд в ее жизни. А сейчас она пытается решить, собаку какой породы ей лучше предпочесть.

– Дело в том, что ты очень ее любишь, – заметил Эдвард. – Но ты заведешь еще одного или даже двух ньюфов. Не думай об этом как о попытке заменить Дузи: воспринимай ситуацию по-другому… как дань уважения ко всему хорошему, что было в ней. Ты постоянно гладила, обнимала и целовала ее, но даже воспоминания о Дузи заставят тебя полюбить нового питомца еще сильнее.

Анна задремала, и отец отнес дочь в комнату, хотя она и была уже слишком большой, чтобы ее можно укладывать в постель, словно ребенка. На следующее утро она решила, что все это ей приснилось, но, посмотрев на прикроватный столик, она обнаружила газетный лист, где рассказывалось о заводчике, жившем в Ньюфаундленде и со дня на день ожидавшем появления щенков с чемпионской родословной.

«Мы полетим туда через несколько месяцев, и ты сможешь выбрать пару. Может, брата и сестру, вроде вас со Стивеном», – гласила приписка отца в верхней части страницы.

Джон Сноу лег поперек ее ног, а Джемма – в проходе справа, буквально забаррикадировав Анну своим массивным телом.

Анна приняла верное решение, взяв в Италию собак, или, скорее, правильное решение ей помог принять отец. Она посмотрела на Эдварда, читавшего «Файнэншел таймс» через проход от ее кресла. Почувствовав взгляд дочери, Эдвард повернулся, протянул руку и сжал ее ладонь, но ничего не сказал.

После гибели Вронского на платформе тотчас появилась охрана и копы.

Офицер полиции спросил, кому позвонить, и, хотя отец едва мог смотреть ей в лицо с тех пор, как в сети появилось секс-видео, и едва перекинулся с ней парой предложений, она сказала:

– Прошу, позвоните моему папе. Он приедет за мной.

И он приехал. С той трагической ночи на Центральном вокзале отец делал все, что мог, дабы наладить отношения с дочерью. Он понял, что после скандала с видео относился к ней ужасно, и устыдился своему запоздалому осознанию, поскольку осмыслил это лишь тогда, когда увидел, как другой родитель потерял ребенка. Каждый вечер после несчастного случая он приходил к ней в комнату и извинялся. Анна повторяла, что прощает его. Что он даже не должен извиняться, потому что тут нет его вины. Он хороший отец. Однако что-то в голосе дочери сразу же испугало Эдварда. Неделю спустя, за день до их отлета на похороны Вронского, она проснулась и увидела, что папа сидит на ее кровати. Он объяснил, что после поездки в Италию они останутся за границей. Он действительно чувствовал, что им обоим нужен новый старт, а смена обстановки только пойдет на пользу. Она слушала, как он рассказывал о знаменитой южнокорейской школе для девочек, где она могла бы закончить обучение.

– Тебе семнадцать, малышка, – прошептал он. – У тебя вся жизнь впереди, и я знаю, что еще слишком рано говорить об этом, но ты снова полюбишь.

Она промолчала, никак не комментируя его новые планы, но кивнула, и это вполне удовлетворило Эдварда. Она не говорила «да», поскольку не хотела, чтоб одно из последних слов, сказанных отцу, оказалось ложью. С того момента, как она потеряла Алексея на пути номер двадцать семь на Центральном вокзале, Анна знала, что ей делать. Она не могла жить без него, хотя и понимала, что превратится из Анны К., богатой светской героини секс-записи, в современную Джульетту, умершую за своего Ромео.

Она начала собирать вещи, зная, что никуда не полетит. Девушка хорошо скрывала свои намерения, однако нервничала. Анна подозревала: Дастин, возможно, почувствовал, что дело неладно, проведав ее на прощание. Мама пришла пожелать ей спокойной ночи, обняла дочь и сказала, что любит ее. Анна тихо ответила то же самое, хотя и не помнила, когда они в последний раз говорили это друг другу.

В полночь она встала, разбудив собак, успокоила их, оделась и выскользнула из квартиры, положив под подушку письмо для отца и Стивена. Она собиралась пойти на Центральный вокзал пешком, но чувствовала себя такой уставшей, а вокзал, казалось, находился так далеко, что Анна вызвала такси.

Сев в салон, она попросила:

– Пожалуйста, отвезите меня на Центральный вокзал.

Водитель спросил, почему она собирается туда так поздно ночью, и она шепнула в ответ:

– Встретить любимого. Его зовут Алексей.

Когда она добралась до пути двадцать семь, ей хотелось плакать. Эта платформа теперь была домом ее величайшего счастья и величайшей печали. Казалось правильным, что оба они умрут именно здесь, и Анна надеялась, что если есть загробный мир, то им действительно лучше погибнуть в одном месте. Но слезы не хлынули, потому что она удивилась, увидев, что кто-то сидит на скамье в конце платформы. Это не входило в ее планы – иметь дело с незнакомцем в свою последнюю ночь на земле. Анна слишком боялась бросаться под поезд – поступать таким образом, на ее вкус, было слишком экстремально и некрасиво. Она нагуглила верную дозу снотворного, чтобы добиться результата, и поискала дома препараты. У матери уже давно возникли проблемы со сном, так что у нее имелись самые разные таблетки.

Анна планировала принять их и заснуть на скамейке, будто она ждала поезда, который привозил сюда ее любимого.

Анна подумала о том, чтобы уйти и подняться наверх, подождать, пока человек уйдет со скамейки, но, прежде чем успела сделать это, ее окликнул женский голос:

– Эй ты, там! Есть огонек?

У Анны действительно была зажигалка в сумочке, потому что она захватила с собой свечу, которую планировала зажечь в честь Алексея. Она хотела провести собственную быструю поминальную службу – ведь она решила пропустить официальную церемонию. Кроме того, девушка взяла с собой стихи, которые сочинил возлюбленный, и собиралась прочитать их вслух.

Анна подошла и вручила девчонке, сидящей на скамейке, розовую зажигалку. У девушки были темные волосы, которые показались Анне такими же черными, как ее собственные. Но, приблизившись, она поняла, что на самом деле они темно-изумрудные. Уши у нее оказались проколоты в нескольких местах, а вокруг щиколотки вилось кольцо вытатуированных роз. Она была одета во все черное и носила байкерскую куртку, которая казалась знакомой, хотя и непонятно, откуда.

– Спасибо за зажигалку. Хочешь? – спросила девушка, протягивая сигарету.

Анна выкурила целиком лишь пару сигарет за всю свою жизнь (хотя несколько раз после секса она вместе с Алексеем затягивалась одной на двоих), и слова девушки заставили ее улыбнуться, поскольку тогда казалось, будто она и Вронский – подростки, притворяющиеся взрослыми и потому курящие в постели после занятий любовью.

– Конечно, спасибо, – ответила Анна, беря протянутую сигарету «Мальборо Лайт» и раскуривая ее от розовой зажигалки.

Анна села рядом с незнакомкой, и некоторое время они обе курили.

– Я знаю, зачем ты здесь, – сказала девушка.

Это ужасно испугало Анну, и она невольно задалась вопросом, не приняла ли она таблетки и не галлюцинирует ли сейчас. А может, она уже умерла и теперь – призрак, застрявший в чистилище, как в том знаменитом фильме, где мальчик видит мертвых, а эта девушка – ее проводник.

– Ты прочла ту гребаную историю в газете, да? – спросила она, выдыхая дым из ноздрей, словно дракон Дрогон кхалиси.

– А я думала, у меня все плохо. Это бедная девчонка была вынуждена смотреть, как ее парня сбил поезд! Бам! – Она хлопнула в ладоши для пущей убедительности, что шокировала Анну вульгарностью, учитывая тему разговора. – Полный отстой. Уж я-то знаю, потому что потеряла любимого. Два месяца назад, в Аризоне. Это оказалось вовсе не романтично: он умер не потому, что спасал мою жизнь, но я была с ним, когда это случилось.

– Что случилось? – спросила Анна. – Как он умер?

– Передоз. Беленький. Хмурый. Герман. Героин. Бойфренд стал очередной цифрой в статистике опиатного кризиса Америки, полагаю. Но он похоронен в Нью-Йорке, и мне просто нужно быть рядом с ним, понимаешь?

Анна знала, о чем говорила девушка, и слышала печаль в ее голосе.