Анна Фаер (СИ) - Страница 5

- У тебя зелёные глаза.

Он рассмеялся.

- Ты так долго думала, чтобы это сказать?

- Нет,- я зачем-то выразительно взмахнула рукой,- ты не понял! Они мне знакомы! Мне снились изумрудные глаза сегодня.

- Изумрудные?

- Да, в точности, как у тебя.

- Ничего удивительного,- и тут он улыбнулся.

И сразу стало понятно, что до этого он ещё ни разу мне не улыбался. То были маленькие лжеулыбочки. А сейчас была улыбка с большой буквы, улыбка в лучшем её значении. Чистая и искренняя.

Я улыбнулась в ответ.

И всё. Мы теперь друзья. С этого самого момента. Он больше не хам и наглец, теперь он просто славный парень.

- Ничего удивительного,- повторил он. – Мы встречаем только тех, кто уже существует в нашем подсознании.

- Думаешь? Это так хорошо сказано! Удивительно хорошо! Ты, правда, так думаешь? Разве так бывает? – тут же забросала его вопросами я.

- Я ничего не думаю,- он снова показался очень усталым. – Это не мои слова.

- А чьи?

- Зигмунда Фрейда знаешь?

- Вчера чай пили.

Его глаза удивлённо округлились, а я тут же объяснила:

- Читала его книгу вчера, когда чай пила.

- Я понял,- помято ответил он и бросил взгляд на сырного цвета луну.

Я, разумеется, этот его взгляд не смогла упустить.

- Тебе нравится луна?

- Да. Очень.

- Почему? Мне, например, не нравится. Я люблю месяц. И непременно серебренный.

- Почему мне нравится луна? – спросил он, а я кивнула, глядя на него с любопытством. – Слушай! Некоторые вещи нельзя объяснить. Это тоже самое, что искать смысл в том, что я люблю клубничную пастилу. Это иррационально!

Он говорил нервно, как-то зло посматривая в небо.

- Чего ты вспылил, я просто спросила?

Теперь передо мной сидел кто-то злой и тёмный, как грозовая туча.

- Спокойной ночи! – грубо бросил он, собираясь закрыть окно.

- Истеричка! - сказала я весело, и он остановился, так и не закрыв окно до конца.

Он снова искренне улыбнулся, а я сказала, широко зевнув:

- Завтра мы с Димой к тебе зайдём. Нам нравятся всякие истерички и психопаты.

И только тогда, я, спрыгнув с подоконника, закрыла окно и задёрнула шторы.

Вот так я и познакомились с Максом Раймоном. Не прошло и недели, как мы знали друг о друге всё. Вечерние разговоры, сидя на подоконниках, стали нашим своеобразным ритуалом. Что я могу сказать? Я очень ошибалась, когда назвала его хамом и наглецом. В нём нет ничего хамского и наглости, я бы сказала, ему даже не достаёт. Но это не страшно, у меня хватит на двоих. Зато его меланхолии и спокойствия хватает нам с Димой даже с избытком.

Кстати, нужно отдельно сказать о Диме. Ему будто бы всю жизнь Макса только и не хватало. Моя женская компания его здорово испортила. Он стал мягким, как свежий хлебушек. А впрочем, он от компании этого унылого меланхолика только испортится ещё сильнее.

Да, наверное, отдельно нужно отметить то, каким удивительным обаянием обладает Макс. Его, например, просто невозможно не слушать. В нём будто заключён какой-то особенный природный магнетизм. Чем-то он притягивает к себе всех, но при этом он не делает ничего особенного. А ещё он удивительно наблюдателен. Понимает всех с полуслова, иногда даже кажется, что он читает мысли, чёрт возьми. Видит людей насквозь, одним словом.

Но всё это не стоит описания. Потому что события, последовавшие за появлением у меня нового соседа, описать гораздо важнее.

Мы с Димой, когда солнце медленно ползло к самому центу неба, заглянули к Максу.

Открыл нам Мстислав. Макс спал, но настроена я была решительно, поэтому мы с Димой склонись к ужасной идеи разбудить его раньше обеда. А раньше обеда, дамы и господа, Макс никогда не встаёт.

Забравшись в его комнату (в которой уже весели новые полосатые шторы), Дима что-то громко крикнул. Макс как-то нелепо вскочил, запутался в простыне и упал на пол. Дима, как порядочный человек, почувствовал себя неловко и неудобно, а я разразилась диким хохотом.

- Утро! – крикнула я, когда Макс, скидывал с себя простынь и ошарашено смотрел по бокам.

Конечно же, он ненавидит нас с Димой. Пристрелил бы и пошёл дальше спать, будь у него в руке пистолет. Но пистолета не было, поэтому он, встав, наконец, на ноги, хрипло сказал:

- Утро.

И меня тут же ударило новым приливом хохота. На Максе были самые нелепые трусы с сердечками, которые я когда-либо видела в своей жизни.

- Что с ней такое? – кинул он Диме.

Дима, увы, не мог ничего объяснить и только многозначительно покачал головой.

Я, вдоволь посмеявшись в полной тишине под непонимающими взглядами, набрала в лёгкие побольше воздуха и спокойно сказала:

- У тебя бельё забавное.

Я, конечно, ожидала какой-нибудь реакции, но уж точно не такой.

- У тебя тоже.

- Ты о чём?

- Не забывай, что твои окна всегда открыты моему взору.

Я бросила в него подушкой, предварительно назвав извращенцем и пошляком. Разумеется, всё это клевета, и бельё у меня не забавное, и он ничего не видел, но только не могла же я перед Димой стерпеть такую штуку.

Хотя Диме как раз и не нужно было всего этого шоу. Он и без того сразу понял, что Макс шутит. Поэтому, наблюдая, за тем, как я кипячусь по этому поводу, он тихо хихикал.

О, это отдельная тема! Я обожаю, когда он начинает хихикать! Я готова наблюдать за ним целый день, ради того момента, когда он захихикает. Как и всё люди, Дима обычно смеётся, когда ему смешно. Но иногда с ним что-то случается, и тогда он уже не смеётся – он хихикает. И это чудовищно мило! Если бы я засняла это на видео и выложила в интернет, то кадры, где щенок обнимает котёнка, уже никого бы больше не умиляли. Когда Дима начинает хихикать, его носик морщится. А ещё он начинает зажмуривать глаза. Это всё ужасно мило, одним словом.

Настолько я была увлечена хихиканьем Димы, что даже не заметила, когда Макс успел уйти. Вернулся он уже в штанах и с зубной щёткой во рту.

- Я сейчас, подождите,- сказал он и снова исчез.

Мы с Димой присели. Он на стул, а я на ковёр. Глупые люди, которые не умеют мыслить иначе, сидят на стульях. Ведь есть столько вещей, на которых можно приятнейшем образом посидеть. А они из всего этого разнообразия выбирают какие-то там стулья!

- Как это у него пена изо рта не идёт, когда он зубы чистит? – спросила я, поглаживая пушистый и белый ворс ковра.

- Пена изо рта у бешеных собак идёт, Фаер,- сказал Дима, мягко улыбаясь.

Я только бросила на него недовольный взгляд. В какой уже раз, он назвал меня по фамилии? В сотый? Это он от Макса набрался, да-да. Тот по имени ко мне никогда не обращается, всегда исключительно по фамилии. И всё бы было нормально, но вечно случаются всякие нелепости с его собакой. И вечно мне приходится краснеть.

- Лови! – раздалась у меня за спиной.

Я обернулась, и едва успела словить маленький мячик, летевший в меня. Сначала я подумала, что это очередные собачьи штучки, но мячик этот оказался большим жёлтым яблоком.

- Им и убить можно,- сказала я, зачем-то обидевшись.

- Конечно, можно,- второе яблоко Макс бросил Диме, а третье держал в другой руке. – Конечно, можно убить яблоком. Особенно если его отравить предварительно.

Мне совсем перехотелось есть. Я стала внимательно рассматривать жёлтое, как листья осенью, яблоко. Мне всё хотелось убедиться, что в яблоке нет никаких следов от шприца с ядом.

- Да ты параноик! – вдруг воодушевлённо сказал Макс, и с хрустом откусил кусочек яблока.

Я отдала своё яблоко Диме, забрала его безопасное, наверняка, неотравленное и с чувством собственного достоинства ответила:

- Хватит уже бросаться диагнозами.

Макс, кстати, постоянно назначает мне какие-то диагнозы, значения которых я даже и не понимаю. По его словам, я парафреник. Вы, наверное, тоже не понимаете этого слово. Но он мне объяснил. Парафреники – это такие люди, которые сочетают в себе бред величия и бред воздействия. В общем, люди, которые на меня совсем не похожи.