Анна Фаер (СИ) - Страница 126

И я начал петь. Сразу выходило плохо, я давно не практиковался. Но, честно, я очень старался спеть хорошо. Мне хотелось, чтобы ей понравилось. И вообще, всё, что делаешь, нужно делать так, словно в последний раз.

Пою припев и чувствую, что теперь получается очень красиво:

Я стану ветром,

Стану морем,

Я стану камнем у прибоя,

Но, знай, я буду всегда

Рядом с тобою.

И мне на какую-то долю секунду начинает казаться, что написал я не глупую песню, как всегда думал. Я написал что-то действительно мудрое. Именно то, о чём пыталась мне сказать Фаер. Она не умерла, она стала всем миром.

Но озарение быстро прошло. Оно прошло, потому что Фаер неожиданно для меня положила мне на плечи свои руки. Я тут же замолкаю.

- Давай танцевать,- она поглядывает на месяц, который стал ещё меньше. – Ты хотел этого.

- Но ведь нет музыки.

- Кому нужна эта музыка?! – и я расплываюсь в улыбке, потому что так говорить может только Фаер. – Чтобы танцевать, музыка совсем не обязательна!

И мы танцуем. Что-то очень медленное и спокойное. Наш первый и последний танец. Она опускает голову и утыкается своим холодным лицом мне в шею.

- Что? – спрашиваю я.

- Я не хочу смотреть на небо,- у неё дрожит голос. – Там ещё что-нибудь осталось от месяца?

В небе светится тонкая-тонкая загогулина, которая ещё недавно была толстой, круглой луной.

- Совсем немного осталось,- я отвечаю ей честно, хоть мне и хочется соврать.

- Тогда слушай меня внимательной,- она прижимается ко мне ещё сильнее. – Ты сделаешь всё, что я попрошу?

- Конечно,– я опускаю голову и утыкаюсь в её растрёпанные чудесные волосы.

- Пиши мне письма, Макс. Знай, я получаю всё, что написано в той записной книге. А ещё не дай моему имени умереть. И сделай мир лучше настолько, насколько можешь. А ты можешь изменить многое.

- Хорошо,- выдавливаю я из себя.

Я чувствую, как она исчезает из моих объятий.

- Не забудь купить Диме хот-догов. И ещё! Совсем забыла! Возьми клятву с парней! Пусть они тоже изменят мир. Пусть они не дадут моему имени умереть!

- Ты эгоистка, Фаер.

- Нет, я о тебе забочусь. Те двое должны присматривать за тобой, а ты за ними. Если у вас будет общая цель, то вы всегда будете вместе, ведь у вас одна дорога. Я просто хочу, чтобы вы не потеряли друг друга.

- Вот как,- мой голос дрожит. – Что-нибудь ещё?

- Да. Полюби мир, в котором меня больше нет,- по моим щекам катятся слёзы. – И да, ещё одно…

У меня над самым ухом раздаётся её звонкий, медово-клубничный голос:

- Проснись.

Я в палате Димы. У меня мокрое от слёз лицо. Я не открываю глаз. Человек забывает сны в первые пять минут после пробуждения. А я не имею права забыть. Стану прокручивать всё снова и снова в своей голове, пока не буду убеждён в том, что ничего не забуду.

Потом я открываю глаза. Смотрю на Диму. У него спокойное лицо, как у мертвеца. У меня по спине пробегает холодок. Но как только я замечаю, как медленно поднимается его грудь под одеялом, я спокойно выдыхаю.

- Ты спишь? – спрашиваю тихо.

В ответ тишина. Расправляю затёкшую спину. Уже утро. Раннее-раннее утро. Мне плохо. Чувствую себя паршиво. Нужно уйти. Конечно же, я вернусь, ведь тут Дима. Но вернусь позже. Сейчас мне нужно на свежий воздух.

Встаю, направляюсь к двери, а потом возвращаюсь к кровати. Поправляю одеяло. Мало кто знает, что Дима боится высовывать пятки из-под одеяла. Он мне когда-то давно рассказывал об этом. В детстве его папа пошутил, что кто-нибудь посреди ночи может пощекотать за пятки, если они будут не под одеялом. Так что он до сих пор этого боится. Психологическая травма на почве детских переживаний.

Окончательно убедившись в том, что ничего Диму не побеспокоит, я выхожу из палаты. Ещё утро, поэтому в коридоре пусто. Без всяких происшествий мне удалось выбраться из больницы.

На улице я медленно побрёл какой-то странной и незнакомой дорогой домой. Я никогда раньше ею не ходил, но, кажется, она будет длинной. Это хорошо. Мне нужно подумать. Нужно уйти в себя.

Знаете, всё очень непонятно. Я не люблю этот мир. Но я должен его полюбить. Если так сказала Фаер… то я переступлю через всё и сделаю это. Правда, это так сложно. Сложно полюбить то, что ненавидел.

Я шёл медленно, а сейчас и вовсе остановился. Оглянулся вокруг. Что мне здесь любить, что? Всё мрачное и серое.

И тогда мой бегающий взгляд задержался на огромном оранжевом шаре, выкатывающимся из-за горизонта. Это красиво. Это можно любить. Впрочем, да, в мире есть вещи, которые можно любить. Нужно только хорошенько подумать.

Мне нравится восход. Нравится, когда солнце только появляется, и ты можешь смотреть на него столько, сколько захочешь, а глаза не будет резать. И запах крепкого кофе по утрам мне тоже нравится. И то, что воздух сегодня необычайно свеж. Мне нравится, что где-то высоко надо мной поют птицы, но…

Но я ненавижу. Я ненавижу, что жизнь коротка, и мы все умрём. Даже те, кто, казалось бы, должен жить вечно. Я ненавижу, что не замечаю иногда, как плохо тем, кто меня окружает. Мне не нравится, когда людей вокруг слишком много. Я терпеть не могу, когда собак сажают на цепь. Я не выношу, когда обед подают холодным.

А ещё я ненавижу свои волосы, которые вечно не слушаются меня, но с другой стороне, мне это очень даже нравится. Это напоминает мне о Фаер. Я терпеть не могу, когда моим глазам делают комплементы – это ведь просто цвет глаз. Но, в целом, мне нравилось, когда она их сравнивала с изумрудами. Я не выношу и в то же время просто без ума от тех, кто живёт жизнью жадно, даже почти бешено.

Я люблю. Я ненавижу. Я люблю и ненавижу одновременно.

Мне выбирать, чем я хочу поделиться с миром.

Я улыбнулся солнцу. Улыбнулся горячему, огненному шару, который будет каждый день освещать мне дорогу. Теперь я очень двусмысленно могу заявлять, что Фаер – моё солнце. Раньше я даже и не думал, что солнце может оказаться чем-то важным в моей жизни. Я не предавал ему значения раньше. Но теперь оно полно скрытого смысла. Хм, а ведь это всегда так. Ничто не несёт в себе смысла, пока мы сами его не заложим.

Ещё раз смотрю внимательно на восход, а потом шагаю дальше. Всё решено. Я хочу, чтобы те, кто страдает, нашли своё солнце. Нашли то, что их спасёт и вытащит из омута боли и страха. Возможно, я хочу быть этим чем-то.

Я шёл и просто физически ощущал, что во мне происходят какие-то перемены. Перемены – это страшно. Мне страшно стать другим человеком. Если я изменюсь, вдруг мои друзья отвернутся? Ведь им нравился тот человек, которым я был, а не тот, которым я стал. Вообще, перемены – это депрессивно. Если ты изменишься, то это ещё не значит, что ты изменился в лучшую сторону. А если ты вообще не меняешься, то ты стоишь на месте.

- Оглох что ли? – кто-то хватает меня за плечо.

Я оборачиваюсь. Передо мной запыхавшийся Алекс.

- Еле догнал,- он бросила на меня удивлённый взгляд. – Ну и видок! Ты в порядке?

- Я из больницы.

- Что случилось? – он насторожился.

Я всё ему рассказал. Несколько минут пришлось убеждать Алекса в том, что Дима спит и нам не нужно идти к нему прямо сейчас. В итоге, я-таки смог его остановить.

- А я сразу подумал, что это твоя кровь.

- Нужно переодеться,- говорю я устало. – Когда закончатся пары, позвони. Зайдём к Диме вместе.

- Без проблем.

Неловкое молчание.

- Ты как? – спрашиваю я.

- Так себе. Всё застрял на одной мысли.

- Какой?

- Счастье, оказывается, легко может превратиться в несчастье.

- А бывает ли наоборот?

Он пожимает плечами, а потом спрашивает:

- А ты как?

- Светить –

и не каких гвоздей!

Вот лозунг мой –

и солнца!

Я даже и подумать не успел, как сказал это.

Алекс ругнулся матом, а потом сказал удивлённо:

- Да ты сто лет не говорил цитатами! А Маяковского вообще никогда не цитировал.

- Считай, что сегодня многое изменилось. Я потом объясню.