Анна Фаер (СИ) - Страница 118

Вместо ответа она решительно забралась ко мне на колени и обняла меня изо всей своей маленькой, детской силы.

- Когда я задувала свечи, я загадала, чтобы ты никогда больше не грустил,- прошептала она мне на ухо.

- Если рассказать своё желание, то оно не сбудется,- ухмыльнулся я.

- Правда?

И в её глазах было столько разбитой надежды, что я снова усмехнулся:

- Нет. Я просто снова, как всегда, не смешно шучу.

- Как хорошо! – она снова меня обняла. – Ты кушал сегодня?

- Что?

- Ты кушал? Наверное, снова целый день не выходил из комнаты. А папа сказал, чтобы я за тобой присматривала. Попробуй торт, он тебе понравится.

- Да я не голоден.

- Ты всегда не голоден! Ты же заболеешь, если не будешь есть! Смотри!

И она приложила свою пухлую детскую руку к моей. Они были почти одинаковыми. Я здорово похудел за последнее время. Одни кости, что тут сказать.

Странно, что я раньше этого не замечал. Что ж, в любом случае, меня это уже не волнует. Когда-то давно худые, почти тощие люди, казались мне беззащитными. Если их ударить, то ничего не смягчит удара. Но ещё мне почему-то всегда казалось, что худые люди очень ранимые. Вокруг их души нет ничего, что смогло бы уберечь от удара.

- Видишь? – сказала она вспыльчиво. – Тебе, правда, понравится торт! Честно!

- О, ты здесь! – на пороге появился Мстислав.

- Да, а что? – спросила у него Кира так, что я сразу понял: они повздорили.

- Там остался последний кусок от торта. Я его возьму, хорошо?

- Нет.

И она сказала это таким тоном, что сразу стало ясно: торта ей не жалко, но отказывает она только, чтобы позлить его.

- Подожди,- я посмотрел на сестру. – Это он для меня спрашивает.

- Да? Так если для тебя, то да, конечно.

Боже, какая она лицемерка. И почему мне так обидно? Я отдал свою тарелку с тортом Мстиславу. Всё равно я не хочу есть.

- Не будь больше такой,- сказал я Кире, и положил ей руку на голову.

Она кивнула молча.

Потом она ушла, и дети снова загалдели на первом этаже. Потом всё резко затихло. Я всё ещё сидел за столом, когда какая-то Кирина подружка вошла в комнату. Но она увидела меня, испугалась и тут же закрыла дверь.

И почему она испугалась? Я дотронулся до лица. Под глазом у меня ещё остались следы от фингала, но остальное уже зажило. Да, как только нас с Димой оставили наедине в тот день, мы сразу же подрались. Хотя это даже дракой нельзя было назвать. Он бил меня, а я и не пытался его остановить. Мне было плевать. Потом кто-то нас растащил. Хорошо ещё, что всё это было в больнице. У меня так распухла щека, что пришлось делать рентген. Думали, что трещина. Но трещины не было. Зато было много Диминой злости.

Снова начали шуметь дети. Закрываю глаза и пытаюсь расслабиться. Ни черта!

Может, пойти пройтись? Я снова смотрю в окно. Погода хорошая, вечер спокойный и тихий. А здесь так шумно. Да, определённо. Мне нужно пройтись.

На самом деле, странно, что у меня появилось такое желание. Обычно я просто лежу на кровати, и всё. У мен нет ни сил, ни желания устраивать прогулки. Нет, это, правда, очень странно, что я решил выйти на улицу. Я не помню, когда в последний раз выходил на улицу просто так. Я всегда у себя в комнате. Просто смотрю в потолок или стену. Слушаю тишину внутри себя. Чтобы вы поняли, я так много лежу на кровати, что просто удивительно, как я до сих пор не покрылся плесенью. А впрочем, я уже покрылся. Уже давно. Просто не снаружи.

На улице с весёлым лаем меня встретил Фаер. Мне больно на него смотреть. Он мне напоминает о ней. А бедный пёс никак не может сообразить, почему я перестал обращать на него внимания.

Улицы уже опустели. Время, когда они залиты людьми, прошло. Шагаю, глядя под ноги. Серые-серые плиты. Прямо как моя жизнь. Перевожу взгляд в сторону и останавливаюсь перед клумбой с цветами. Сейчас весна, и начали цвести какие-то красивые жёлтые цветы. Фаер бы они понравилось. Она очень любила цветы. Ей казалось, что бабочки и цветочки – это круто. Да, Фаер любила цветы. Они бессмысленные, они не несут никакой пользы. Некоторые водоросли и то вырабатывают больше кислорода. Но зато они такие красивые. Только за это она прощала им их бессмысленность.

Чёрт возьми, мне всё напоминает о ней! Я не буду больше останавливаться. Теперь я просто шагаю вперёд, спрятав руки глубоко в карманы. Я просто буду идти куда-нибудь. Но всё-таки это зря. Мне не уйти от себя. И очень жаль, что не уйти.

Я иду быстро, иду так, будто опаздываю куда-то. Со стороны можно решить, что у меня есть жизнь. Можно даже решить, что у меня назначена какая-нибудь важная встреча. Мало ли что можно решить со стороны. Тяжело, не зная человека, понять, жив он или морально убит. Какой-нибудь энергичный паренёк может оказаться давно уже мёртвым, а тот, кто, кажется, и не живёт вовсе, может иметь свой собственный удивительный мир. Жизнь очень странная на этот счёт.

Поравнявшись с роддомом, я замедляю шаг. Смотрю на белые стены здания с безразличием. Жаль, что нельзя прийти в роддом и сказать: «Позовите-ка менеджера! Мне дали бракованную жизнь!» И что я вообще забыл на этой улице?

Почему я пришёл именно сюда? Я недолго думал. Ноги сами понесли меня к дому Алекса. Я не видел его со дня похорон. Он не был приглашён, её родители даже не знали о их знакомстве. Я, если честно, мало что помню из того дня. Но я помню его лицо. Тогда я на всё смотрел, словно через туман. Но я помню разные детали. Помню, какие были лица у её родителей. Они постарели на десять лет вперёд. Ещё я помню, что в гостиной не было зеркального шкафа, который так ненавидела Фаер. Там треснуло стекло в ту самую ночь. Её родителям шкаф тоже не нравился. Вот его и вышвырнули. И ещё я очень хорошо помню лицо Алекса. И я помню, что он не мог скрыть слёз. Он очень чувствительный. Этого можно не заметить за его образом плохого парня. Но я слишком хорошо его знаю.

Алекс кажется таким человеком, о котором мечтают все. Он способен ярко раскрасить любую, даже самую серую, жизнь. Все хотят такого человека, но никто не хочет быть таким. А он стал. Всегда всех развлекал, помогал держаться даже в самых трудных ситуациях. Но ему-то никто никогда не помогал.

Когда я добрался до его дома и уже стоял на веранде с двумя позолоченными львами, моя ненависть к самому себе стала невероятно огромных размеров. Я, как никто другой, знаю, что Алексу нужна поддержка. Он страдает не меньше моего. Если не больше. Только вот у меня есть люди, которые позаботятся обо мне, а у него нет. Его семья, думаю, даже и не знает о том, что произошло. Я уже давно должен был навестить его.

Меня наполнило каким-то волнением за жизнь Алекса. О чужих жизнях слишком сильно заботят те, кто не в состоянии заботиться о своей собственной. Это своего рода такое замещение. Наверное, поэтому я так за него переживаю.

Дверь долго не открывали. А потом открыли. И я сразу же пожалел, что пришёл к нему так поздно.

Алекс, с огромными чёрными кругами под глазами и каким-то косяком в зубах, криво и фальшиво улыбнулся мне. От него пахло сигаретами, перегаром и потом.

- Чёртов укурыш,- я закрываю за собой дверь.

- Будешь? – он протягивает мне косяк.

- Нет.

Но я выхватываю его прямо изо рта Алекса, тушу и говорю:

- Как насчёт холодного душа?

Ближайшие несколько часов я посвящаю себя Алексу. Я последний ублюдок. Знал ведь, что его нельзя оставлять одного. Знал! Но вместо того, чтобы попытаться ему хоть как-то помочь, я жалел себя. Что со мной не так? Я ужасный друг.

Пока Алекс был в ванной, я взялся за уборку. Под новогодней ёлкой, которую он никогда не убирает, была маленькая свалка. Пустые пачки сигарет, банки из-под энергетиков и алкоголя. Он, наверное, всё время сидел в этом углу под ёлкой. Среди всего прочего там было фоторамка.

Поднимаю её и смотрю внимательно. Там Фаер и Алекс. И, как ни странно, я смотрю на Алекса, а не на Фаер. Он кажется таким счастливым. Никогда не видел, чтобы он так улыбался. Саркастические усмешки, оскал, ехидные улыбочки… Что угодно, но так, как на этой фотографии, он никогда не улыбался при мне. Почему он такой счастливый? Может, это не блеск в его глаза, а вспышка фотоаппарата? Его тёмные, как чёрный бархат, глаза никогда так не блестят. Чёрт возьми, да что со мной не так?! Конечно же, он счастлив! Рядом с ним сидит лучшая в мире девушка, разумеется, он счастлив! Кладу фоторамку на прежнее место.