Анна Фаер (СИ) - Страница 116

Максим Райман опустил белые цветы на бетонную плиту с трещиной. Трещина… В прошлый раз, когда он заезжал сюда трещины не было. А впрочем, сколько у него самого появилось на сердце трещин за всё это время? Зелёные, выцветшие слишком рано глаза внимательно смотрели на надгробную фотографию. Его всегда удивляло, что на этой фотографии она кажется счастливой. Обычно на таких фотографиях лица серьёзные, но она, ему так иногда кажется, даже улыбается. Его сердце больно защемило. Все знают его, как прямого и сдержанного политика, который никогда не позволяет себе давать волю эмоциям. А здесь, вы только подумайте, ему иногда приходится закусывать губу, чтобы сдержать свои чувства.

Он никогда не хотел быть тем, кто он сейчас. Но у него не было выхода. Он пообещал девушке, которая сейчас лежит на уровне двух метров под землёй, что не даст её имени умереть. Он обещал ей, что сделает всё, чтобы её мечта о лучшем мире сбылась. И он держит свои обещания. Ради неё он занимается сейчас тем, что ненавидит. Каждый день он врёт, хитрит, рискует людьми, но без этого не построить того, о чём он обещал ей. Всё, что он делает уже как двадцать лет, он делает ради неё одной. Он не живёт. Когда её хоронили, ещё глупым парнем, он сообразил, что вместе с ней закапали и его. Его больше нет. Есть кто-то, кто просто готов до последнего бороться за её мечту. Берг занимается всем тем же, чем занимается Райман, только есть одна разница. Разница в том, что Берг делает всё на самом деле для того, чтобы сделать мир чище и лучше. А ему плевать на мир. Ему плевать на всё, но только не на мечту, которую он должен исполнить.

Райман отвёл взгляд от надгробной фотографии и косо посмотрел на Мирного, медленно выпускающего сигаретный дым. Этот человек не раз вытаскивал его из такого, из чего любой другой вытащить бы не смог. Он не раз спасал его и Берга из, казалось бы, безвыходных ситуаций. Не раз жертвовал собой.

Мирный уловил его взгляд и грустно улыбнулся. Максим не смог выдавить из себя даже маленькой усмешки. Ему тяжело улыбаться. Особенно здесь. Стало почему-то жарко, он спустил галстук и посмотрел на небо: лето выдастся жарким. А потом он сразу же вспомнил единственное лето, проведённое вместе с той, из-за которой он теперь чувствует себя мёртвым. Сжал кулак так, что костяшки побелели. О, он не простит её смерти! Нет! Сейчас его обещания не имеют значения, но он сделает всё, чтобы их исполнить. Анна Фаер не умерла потому, что её мечта жива. И даже более того, она будет исполнена. Он лично за этим проследит.

И почему для нового и счастливого мира нужно так сильно страдать?

========== Приложение ==========

В окно стучал косой дождь. В комнате было темно, но свет никто не включал. Зачем? Освещение – это последнее, что нас волнует. Сегодня, возможно, решится судьба всего человечества. Кто в такой день будет думать об освещении?

Мирный нервно курил толстую дорогую сигару. Раньше я всегда злился, когда он курил в помещении, но теперь я вовсе не обращаю на это внимания. А между тем, это уже, наверное, четвёртая сигара за день. А день только начался.

Берг, развалившись в кресле напротив, пил коньяк прямо из бутылки и закусывал тонко нарезанным лимоном. Он не отводил взгляда от большого экрана на стене.

На этом экране светятся названия всех стран. Светятся зелёным светом. Мы ждём, когда они окрасятся в красный. А они окрасятся, я знаю. Всё спланированно настолько чётко, что ничего не может пойти не по плану. Предусматриваются все варианты развития событий. Все.

Это первая открытая глобальная политическая операция. Сегодня, ровно в десять часов утра, лидеры всех стран будут убиты. Сегодня, ровно в десять часов утра, все страны останутся без своих руководителей. Сегодня, в десять часов, мир изменится. Но это только начало. Операция «Фаер» предусматривает гораздо большее. Но для всего, что нам ещё предстоит, нужно пройти через этот этап. В одно и то же время все страны мира останутся без своих руководителей. И тогда должен появиться один единственный человек, который возьмёт всё на себя. Только так можно создать подобие того мира, о котором она когда-то мечтала.

Я спустил галстук и бросил недовольный взгляд на дымящего сигарой Мирного. Мне душно. Подхожу к окну. Погода просто отвратительная. Но это неважно. От табачного дыма мне разболелась голова. Мой горячий лоб прижался к прохладному стеклу. Чёрт возьми, как же мне плохо.

Мне очень тяжело. Каждый раз, когда я делаю что-то для неё, я спрашиваю себя: «Достаточно ли этого?» И я всегда отвечаю, что нет, не достаточно. Она всегда хотела чего-то большего. И целого мира было бы мало для неё. И поэтому я всегда снова берусь за то, что могло бы заставить её улыбнуться. Всегда, когда я добиваюсь хоть какого-то успеха, я представляю её улыбку. Наверное, только это позволяет мне идти вперёд и никогда не сдаваться. Наверное, только из-за этого я стою сейчас здесь и жду, когда экран окрасится в красный цвет.

Боже мой! Когда-то всё начиналось с всемирного университета имени Анны Фаер. Чего мне только стоило, уговорить Марка Берга о том, чтобы её имя было в названии. Она так хотела, чтобы её имя знали, она так хотела, чтобы её имя жило вечно. Она не хотела умирать.

Я прячу руки в карманы пиджака. Сквозь подкладку чувствуется что-то твёрдое: записная книга во внутреннем кармане. Я, помешкав с секунду, достаю её и внимательно смотрю на чёрную кожаную обложку с выжженными на ней звёздами. Я смотрю на эту старую и потрёпанную книжицу и не могу отвести от неё взгляда.

Закрываю глаза и вспоминаю, как всё было. Я возвращаюсь в памяти в далёкие дни моей молодости.

***

Весна. С того тёмного дня прошло уже больше месяца. Время мне не помогло. Мне так же плохо, как было в тот самый день. Как в день, когда я узнал о её смерти.

Уже было около полудня, а я всё лежал в постели и смотрел в потолок. Все выходные я провожу за этим занятием. В будние дни приходится ходить в школу. Но я там словно тень. Меня больше не волнует аттестат, меня не пугают экзамены. Всё это утратило своё значение. Вообще всё утратило своё значение.

Мне так плохо. Боже мой, как же мне плохо! Это просто невыносимо. Я повернулся на бок и уставился в стену. Есть много дел, которые мне нужно было бы сделать сегодня, но у меня совсем нет сил. Я чувствую себя мёртвым. Когда умирает близкий человек, он забирает с собой частицу тебя. И чем он был ближе, тем больше он уносит с собой. Кажется, у меня ничего теперь не осталось. Ни-че-го. Я опустошён. Я умер, когда умерла она. Меня нет.

Я не живу больше. Первые две недели после её смерти, я не выходил из комнаты, я не ходил в школу. Мне ничего не хотелось. Я просто лежал у себя на кровати и молился о том, чтобы всё оказалось просто плохим сном. Мне так хотелось проснуться. Так хотелось проснуться, но я не просыпался. А потом меня начала мучать бессонница. Я совсем потерял счёт времени. Как понять: спишь ты или бодрствуешь? Вся моя жизнь стала казаться мне каким-то одним ужасным сном. Ты не спишь, если ты бодрствуешь. Но как мне понять, что я бодрствую? Как?

Моя жизнь стала адом. Все дни я проводил за тем, что просто лежал и смотрел в потолок. Никто не смотрит в потолок просто так. Запомните. Моя жизнь похожа на одно большое серое пятно. Каждый новый день похож на предыдущий. Каждый новый день ничего из себя ни представляет. Дни не имеют никакого цвета, у них нет ни запаха, ни вкуса, они перестали быть тёплыми или холодными.

С Фаер всё было иначе. С Фаер каждый день был чем-то наполнен. Когда мы путешествовали, цвели кусты шиповника, и воздухе висел их приятный, густой и сладкий запах. Когда мы засыпали перед моим камином, телу было так тепло. У меня мёрзли руки, и от холода чувствовалось неприятное покалывание в пальцах, когда мы писали «борись с системой!» вечером на памятнике. С ней каждый день был особенным.

Но это ушло. Это всё в прошлом. Теперь этого уже никогда не будет. Дни – это ожидание вечера. Ночи – безрезультатные попытки уснуть. Утро – сожаление о наступившем дне. Жизнь – ад. Мне не нравится жизнь. В моём воображении она лучше. Да, я могу создать что-то лучшее, поэтому меня тошнит от действительности. Меня тошнит от мира, где её больше нет. Единственное место, где она осталась, - это моя голова.