Анклавы в аду. Встречный прорыв (СИ) - Страница 8

Последнее, впрочем, было ясно без комментариев Мура, поскольку бравая четверка совершенно недвусмысленно направилась к нашему столу.

– Сергеич, похоже, ребята пострелять в приезжих собрались, как ты считаешь? – быстро спросил я Удовиченко.

– Есть такая буква…

Для стороннего наблюдателя ничего практически не изменилось, так – мелочи. Тушканчик опустил правую руку под стол – никому не видно, но я-то знаю, достал он свою трещотку.

Верстаков откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди – зуб даю, расстегнул ремешки на обеих подмышечных кобурах и готов шмалять с обеих рук.

Федя-Говорун чуть развернулся и, кажется, сильно заинтересован тем, что ему рассказывает Удовиченко, – но можно быть уверенным, что ствол его «сайги» смотрит в сторону недругов, а патрон дослан в патронник.

«Как там раньше было принято говорить? «Хорошо сидим!» – кажется? Вот так и мы…»

– Эй, вы там! – «Ох, какое тривиальное начало! Фантазии у этого «ковбоя» – ноль целых ноль десятых! А ведь если судить по голосу, мужику лет тридцать, не меньше. Должна была жизнь научить».

– На «эй» зовут блядей! – сурово отбрил его полковник, причем интонационно сыграл так, что я поневоле поверил древней байке, что до наступления Тьмы в военных учебных учреждениях был курс «второго командного».

«Жаль, что не могу посмотреть на лицо этого «ковбоя». Начну елозить и дергаться – может нехорошо выйти… Так что сиди, Следопыт, не петюкай и жди, когда лепший дружок Ваня знак подаст».

Пауза затягивалась. У Удовиченко на лице замерло брезгливо-презрительное выражение, Федор уставился на незваных гостей с плохо скрываемым раздражением, капитан Верстаков играл бицепсами (не выпуская, впрочем, пистолетов), а Тушканчик просто сделал вид, что назойливые посетители значат для него не больше, чем парочка мух, залетевших в помещение.

– Самоед, – «О, это уже другой заговорил, поддерживает вожака!» – да чего с этими пришлыми цацкаться? Давай вызовем, а если сольются, так заберем добро-то?

«Да уж, этот совсем головкой скорбный. Они что же, даже во дворе не посмотрели, на чем мы приехали?». Тут я заметил, что Иван приподнял указательный и мизинец так, что его правая кисть стала похожа на улитку с ее смешными «рожками».

– А этот заморыш что тут расселся? – И тяжелая рука легла на мое правое плечо.

«Опрометчивый поступок, бредун! – Я вильнул плечом, и рука «ковбоя» провалилась вниз, застряв между моими корпусом и локтем. – Ну, теперь им стрелять мне в спину совершенно без мазы!»

Опершись на руку придурка, я встал со стула, прикрываясь «ковбоем».

«Так, теперь немного подтолкнуть… Здесь потянуть…» – и диспозиция кардинально поменялась! Теперь я стою лицом к нашим недоброжелателям, их приятель – передо мной… А в кадык ему упирается небольшой такой ножик – дай бог, сто миллиметров клинок. Ножик этот всегда со мной. Память об отце, подаренная им в том самом рейде, когда мы книжный магазин на Сухаревке вывезли. Нож, естественно, не в канцтоварах найден, а совсем даже наоборот, в магазине, куда мы первоначально ехали – что рыболовно-туристическими товарами торговал. Помню, отец, когда мне его отдал, сказал: «Их один хороший мастер из Нижнего делал. Хорошо, если полсотни штук в год, а тут целых два нашли!» И прицепил свой в боковой карман камуфляжной куртки. У ножа этого клипса очень удобная на ножнах – как хочешь можно повесить, хоть вверх ногами. И хоть мал ножик, но ладен. Сколько раз меня с тех пор «Четыреста двенадцатый» (так он называется) выручал!

Вожак «ковбоев» вцепился в рукояти своих «наганов», но достать их не спешил. Скосив на мгновение глаза, я увидел, что Верстаков держит его на прицеле обоих своих «фортов».

«Ага, а с другой стороны наверняка маячит дуло «сайги» Говоруна и Тушканчиковой «поливалки», и ребятишки внезапно осознали, что дергаться не стоит – все одно не успеют».

– У тебя еще неотвеченные вопросы остались, – с явной угрозой поинтересовался полковник, – стрелок недорезанный? Заноза, вскрой парню кадык!

– Э… не надо его убивать… – голос главы «грозных мучачос» теперь был не похож сам на себя, теперь он больше напоминал жалкое блеяние.

– Погоди, Заноза. – И, хоть я все равно не собирался столь радикально завершать мое с пленным общение, но в ответ на просьбу полковника демонстративно отодвинул лезвие от шеи пленника.

– Ты, который в шляпе, грабки от пукалок-то убери! – продолжал между тем командовать Удовиченко.

Местный отпустил рукояти револьверов и поднял руки пусть не над головой, но на уровень плеч – точно! Остальные его сподвижники, видимо, тоже решили, что агрессивность лучше припрятать, и резких движений не делали.

– Вот и молодец! Хороший мальчик! – Сергей Сергеевич откровенно веселился. – А теперь осторожно, двумя пальчиками, доставай стволы и кидай их сюда. – Голос его был мягок и вкрадчив. – Вас это тоже касается! – внезапно рявкнул он на остальных, да так, что «ковбои» отшатнулись.

«Психологически мы их уже задавили, но удастся ли на одном «базаре» сломать этих тертых «воинов дороги»? – Насколько я знал, многие бредуны весьма любили эстетику древних фильмов про Безумного Макса и довольно часто называли себя именно так. – Я бы, при таком раскладе, скорее всего, начал в ответ стрелять, и, несмотря на то что диспозиция явно не в их пользу, бдительность терять не следует!»

Однако нам повезло – стойкость наших оппонентов оставляла желать лучшего. Наткнувшись на жесткий, я бы даже сказал жестокий, отпор, бредуны «сдулись». Вначале их вожак аккуратно, как и просили, достал из кобуры первый револьвер и бросил его на пол перед собой, потом стоявший от него справа бандит, демонстративно изогнувшись, вытащил двумя пальцами из кобуры на боку потертый ТТ… А потом… Потом перед нами образовалась небольшая кучка оружия. Причем все разоружение заняло едва ли больше пары минут. Все это время мы молчали.

– Все? – спросил Удовиченко спустя десяток секунд после того, как последний ствол брякнулся на пол.

– Да, – сдавленно ответил Самоед, – только у Гучки осталось, но ему сейчас не двинуться, – и он мотнул головой в мою сторону, точнее – в сторону моего персонального пленника.

– С ним мы сами разберемся, – тон полковника не предвещал упомянутому Гучке ничего хорошего. – А вы ступайте себе… Или вон чайку, что ли, попейте, нервы полечите…

– А? – и грозный «ганфайтер» жалобно посмотрел на бывшее свое оружие.

– Там видно будет… Хотя ты, похоже, умный… – ирония в словах Сергеевича была заметна, как прожектор в безлунную ночь. – Слово «контрибуция» знаешь?

– Чего?

– Должен ты мне! Вот чего! – не вдаваясь в долгие объяснения заявил полковник. – Завтра придешь – решим тогда, за сколько я железяки ваши верну. Все – свободен, как негр в Африке!

На прощание я освободил Гучку от обреза охотничьей двустволки, потертого ПМа и двух ножей и присовокупил все это к нашей остальной добыче.

Когда переполох, вызванный нашей небольшой размолвкой с местными жителями, улегся, Верстаков негромко спросил:

– А не очень круто мы забрали?

– Федор в местных раскладах дока, – перевел я стрелки на Говоруна. – И если пока молчит, значит, ничего страшного.

Дейнов как раз возился с лежащими перед ним трофейным пистолетом, выщелкивая патроны из магазина, а потому ответил не сразу, а только закончив работу:

– Все путем, мужики! Я про этого Самоеда слышал. Ничего особенного – мелкая шайка на подхвате.

– Мелкая, это сколько? – не унимался Верстаков.

– Тебя, кэп, как звать-то? А то все время по званию неудобно, а по фамилии – долго.

– Андрей, – ответил капитан, протянув руку. – Или Зуб – это как кому удобнее, – добавил он, отвечая на рукопожатие Говоруна.

– А меня Федор или Говорун, но это ты и так понял, я думаю. Так вот, Андрей, их всего, дай бог, пара десятков наберется, так что нам ни с какого боку не помеха. Да и наехали они сам видел как криво. Без разведки, без прикидки. У нас деревенские, бывает, жестче прихватывают.