Английские романтики в переводах Яна Пробштейна - Страница 2
Изменить размер шрифта:
IX
О радость, что ещё
Жизнь теплится в углях,
Природа помнит всё,
Что скрылось, словно прах.
Я вспоминаю прожитые годы
Всегда с благодарением, хотя
Не то хвалю, что стóит — не свободы
Размах, восторг, доверчивость дитя —
На отдыхе, в трудах, и окрылиться
Дано в груди его надежды птице —
Не это воспою,
Петь буду песнь свою
О тех вопросах непрестанных
О смысле, сути мирозданья,
Что ускользает от Созданья,
В мирах блуждающего странных —
Высокие инстинкты естества,
Пред коими ничтожны все сомненья
Дрожащего пред смертью существа,
Когда б не первых чувств волненье,
Воспоминаний смутных тени,
Какими б ни были они,
Всё ж озаряют светом наши дни —
То нашего прозренья вышний свет,
Даёт нам власть сквозь гомон шумных лет
Вобрать мгновенье вечной тишины;
Когда ж те истины пробуждены,
Пребудут навсегда:
Безумному усердью, равнодушью,
Ни Мальчику, ни Мужу,
Всему, что им враждебно, никогда
Не уничтожить их — они всего превыше.
Хотя в сезон затишья,
В глуби материка, на суше,
Всё ж помнят о бессмертном море Души,
Приведшем нас сюда,
Пойдём же к морю, где вода
И где на берегу играют Дети,
Услышим, как рокочут волны о бессмертье.
X
Так пойте радостную песню, Птицы!
И агнцев пусть ведут
Под звуки тамбуринов тут!
Всё в мире веселится
В толпу вольёмся мысленно мы вашу,
Ты дуди, а ты играй,
Ты, чьё сердце, словно чашу,
Радостью наполнил Май!
Что если ослепительный сей свет
От взгляда скрылся до скончанья лет,
И не вернёт ничто на свете, право,
Блистанья трав, цветка мгновенье славы,
Не восскорбим о том,
Но силу обретём
В том состраданье, что от века
Преображало человека,
В том утешенье, чей исток
В людских страданиях залёг,
В той вере, что узрит сквозь смерть,
Как философский ум объемлет твердь.
XI
И вы, Ручьи, Луга, Леса, Холмы,
Не бойтесь, что к вам охладеем мы!
Всем сердцем вашу силу чую;
Под более обыденной взыскую
Жить вашей властью, если б мог.
Люблю ручьёв стремительный поток
Я больше, чем когда был легконог;
Невинный свет вновь явленного дня
Чарует всё меня;
Клубятся на закате облака,
Снимая плёнку грустную с зрачка,
За смертностью следящего всё время —
Стяжало лавры уж другое племя.
Сквозь сердце лишь, которым люди живы,
В котором нежность, страх, любовь и грёзы,
Во мне любой цветок неприхотливый
Рождает мысль, глубиннее, чем слёзы.
Сэмюэль Тейлор Кольридж (1772–1834)
Эпитафия
Остановись, христианин-прохожий,
И с нежностью в душе, прочти, сын Божий:
Покоится поэт под камнем сим
Иль тот, кто сам себе казался им.
О, помолись за Кольриджа С. Т.,
Кто жизнь свою всю выдохнул в труде,
Чтоб жизнь обрел по смерти, кто в Христе
Лишь милость, не хвалу хотел обресть,
Внимал не славе, но прощенья весть
Услышать жаждал. Делай так же впредь!
Перси Биши Шелли (1792–1822)
Изменчивость
Мы словно тучи на лице луны, —
Они, сияя, мрак разят лучами,
Движенья, блеска, трепета полны,
А ночь, сгущаясь, гасит это пламя.
Мы словно струны позабытых лир, —
Рождая в них нестройное звучанье,
Внезапно лиры пробуждает мир,
Но продолженья нет, и вновь молчанье.
Мы спим. Отравлен сновиденьем сон:
Поражены мы думою одною —
Смеемся ль, плачем, гоним горесть вон,
Любви ль полны, истерзаны ль тоскою —
Различья нет — и радость, и беда
От нас уходят в прошлое мгновенно, —
Вчера не повторится никогда,
Изменчивость пребудет неизменно.
Перси Биши Шелли
Стансы
Иди! Темнеют мох и вереск под луной,
Последний бледный луч до дна осушен тучей,
Иди! Пригонят скоро ветры мрак ночной,
Хрустальный полог скрыт в ночи грядой летучей.
Не мешкай! Прочь! Все голоса зовут: Иди!
Слезою тщетною не умолить любимой,
Вновь в одиночество тебя ведут пути, —
В ночи мерцает взгляд ее неумолимый.
Иди! Иди! В пустынный и печальный дом,
Заброшенный очаг ожги слезой горчайшей,
Гляди, как тени смутные блуждают в доме том,
Веселья грустного сплетай узор тончайший.
Плывет листва лесов опустошенных над тобой,
Еще сверкнут цветы весны росистой под ногами,
Но должен сжечь и мир, и душу холод гробовой,
Где встретится заря с угрюмыми ночами,
Где встретишь ты покой — есть мир и тишина
В полночных тенях туч: смежили ветры крылья,
И океана буйного безмолвна глубина, —
Те, кто живут трудом, движеньем, горем, — опочили.
А ты найдешь покой в могиле, но доколе сад,
Очаг и дом твой озаряет свет видений зыбкий,
В твоих воспоминаньях, думах исподволь звучат
Два голоса и льется свет одной улыбки.