Ангелы Монмартра - Страница 1
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88.Игорь Каплонский
Ангелы Монмартра
(холст, масло)
Мы, как падшие ангелы ясного вечера, должны заклинать ночь. Художник обезумел, его затопила ночь искусства, потом – ночь смерти. Он шел, потому что «звуки небес» не забываются. Это он написал однажды голову неслыханной красоты; быть может, ту, которая не удалась в «Тайной вечере» Леонардо.
Кто сильно страдает, тому завидует дьявол и выдворяет его – на небо.
Часть I
Художник из XVIII округа
ПРОЛОГ
Париж. Суббота, 1 августа 1914 года, 1:20 пополуночи
По мосту Александра III со стороны Эспланады инвалидов шел человек.
Впрочем, странное перемещение высокой, нескладной фигуры с трудом можно было назвать обычной походкой. Подчиняясь лишь ему слышной музыке, человек вальсировал вдоль перил, от статуи к статуе, от фонаря к фонарю, удаляясь и возвращаясь. Воздух был неподвижен, и казалось, ночной путник танцует в пустоте.
«Ветер появляется только с рассветом», – беззвучно напевал великан.
Внезапно остановив кружение, человек извлек из рукава носовой платок и аккуратно расстелил на перилах. Затем распахнул пиджак и вынул из бокового кармана серебряный портсигар, а из-за брючного ремня – тяжелый кремневый пистолет. Оба предмета были бережно уложены на платок, в уголке которого блеснула искорками серебра изрядно потертая вышивка: «А. De…»
За спиной человека раздался чеканный голос:
– …Мсье, извольте отойти от перил и поднять руки. Вы задержаны уголовной полицией. Сержант Верро.
Мсье Верро поступил на службу недавно. В нем не было нарочитой твердокаменности, присущей старшим чинам. Служебное рвение сержант начал проявлять уже по пути в участок.
– Ваше имя, мсье? – Дрожащими от нетерпения руками он вытаскивал из военного планшета лист бумаги.
– Анжелюс Дежан. Чем обязан? – Согнувшись пополам в тесном салоне авто, задержанный болезненно реагировал на дорожную тряску.
– Я составляю протокол, – уведомил сержант и потрогал пальцем грифель карандаша. – Род занятий?
Задержанному было всё равно. Наглухо зашторенные окна автомобиля – единственное, о чем он сейчас жалел.
– Художник.
К зданию судебной полиции на набережной Орфевр доехали быстро. Один из полицейских распахнул дверцу со стороны Дежана и выдвинул металлическую подножку. Затем художнику вежливо предложили подойти к парадному и распахнули перед ним дверь. Анжелюс услышал за спиной сердитый выкрик и шумную возню. Он обернулся и увидел, как несколько решительно настроенных личностей в картузах и рабочих спецовках стремятся прорваться к нему сквозь заслон полицейских. Замешкавшегося художника уже весьма настойчиво подтолкнули вперед.
Он оказался в тускло освещенном фойе со старинным паркетом и стенами, обитыми лакированным деревом. Несмотря на позднее время, здесь толпились люди. Против ожидания конвой без проволочек повел художника на второй этаж.
Фамилию инспектора на медной дверной табличке Дежан прочесть не успел.
– …Ваше имя, мсье?
– Анжелюс Дежан… Державин Андрей Всеволодович. Я уже давал показания… участвовал в составлении протокола… В общем, ваш сержант…
– Место рождения?
– Подданный Российской Империи. Родился в Харьковской губернии; после смерти отца переехал в Санкт-Петербург, затем – Париж…
– Возраст?
– Тридцать пять.
– Род занятий?
– Свободный художник.
Инспектор, мужчина седой, но не старый, с красными прожилками в сонных глазах, был настроен благожелательно.
– И наверняка проживаете в восемнадцатом округе.
– Холм, улица Лепик… Посмотрите документы, – Дежан кивнул в сторону сержанта Верро. Ответный кивок тот адресовал уже инспектору.
– Выходит, бездельничаете? – добродушно дернул усом инспектор.
– Не понимаю.
– У вас нет определенной работы?
– Нет. Пока у меня достаточно средств, чтобы… бездельничать.
– И уж конечно, знакомы с комиссаром Замароном.
– Комиссар Монпарно? Я дважды с ним встречался. Он приобретал мои холсты. Думаю, в случае необходимости, мсье Замарон мог бы за меня поручиться.
Инспектор кивнул и сделал пометку в тетради.
– Женаты?
– Нет. Откройте же, наконец, документы.
– Не кипятитесь, мсье, – инспектор улыбался. Это было неприятно. Дежан почувствовал, что инспектор умеет выводить из себя допрашиваемых. И именно поэтому решил расслабиться и улыбнулся в ответ.
– У меня был трудный день, мне плохо. Поэтому предлагаю вам не тратить времени попусту. Начнем с причин моего задержания.
– Сегодня жарко, к тому же меня раздражает ваш перегар, грязный костюм, в котором вы черт знает где валялись и разорванные… в самом неподходящем месте брюки. Поверьте, я умею доставлять неприятности. В некотором смысле, это моя специальность. Я имею право вам грубить, вы мне – нет. Ведь именно вас, а не меня задержали ночью с пистолетом.
– Тем не менее настаиваю на ответе, – улыбка Дежана стала хищной, как у эквилибриста Кюбо на июльской афише.
Инспектор медленно расправил плечи и встал со стула.
– Сержант, у меня дружеская просьба. Приготовьте-ка чаю, – и, подумав, добавил: – Две чашки, если не затруднит.
Тот разочарованно засопел и вышел. Когда дверь затворилась, инспектор продолжил:
– Извольте. Вчера около девяти часов вечера в кафе «Круассан» был застрелен лидер социалистической партии Франции Жан Жорес.
«Круассан», вспомнил Анж. Именно это слово выкрикивала толпа возле Люксембургского сада. Господи, как же давно это было…
– Выражаю соболезнование семье погибшего. Если родственникам от этого станет легче.
– Я продолжу, мсье Дежан. Все гражданские лица, которых вы успели заметить на первом этаже, были задержаны после убийства. Они, как и вы, имели при себе пистолеты и револьверы.
– Браво, мсье комиссар! – Дежан вяло хлопнул в ладоши. – Значит, в эту ночь вы принципиально не задерживали граждан с дубинками, ножами, удавками…
– Я сказал ясно: Жорес был застрелен из пистолета. Всё это время уголовники попросту не смели выйти на улицы: город находился под охраной добровольных отрядов, организованных профсоюзами парижских фабрик. Я считаю, что о моральной устойчивости любой нации говорит ужесточение методов охраны порядка накануне серьезных событий. У нас – абстрагируемся от политической ситуации – само население выказало активную гражданскую позицию. Всего несколько часов, и три-четыре тысячи рабочих патрулируют улицы.
– Не согласен. Вряд ли толпы гражданских лиц, которые в мирное время беспрепятственно хватают любого, кто им не по нраву, можно расценивать как гражданское мужество нации. Равно как и готовность к защите отечества. Повторяю: в мирное время это больше смахивает на истерию или попахивает государственным переворотом. Революцией ли, тиранией…
– Хоть несчастной Франции и не привыкать, Господь с вами, не накличьте беду! – Инспектор вытер ладонью слезящиеся глаза. – Ваша мысль отчасти верна. Вы должны быть благодарны, что вас задержали официальные представители власти. В противном случае, я не мог бы гарантировать вашу неприкосновенность.
– А не кажется ли вам, мсье комиссар, что если даже Сюртэ смиряется с незаконными военизированными отрядами, это свидетельствует о бессилии властей?
– Явление временное. Известно ли вам, что сегодня Германия перешла на военное положение и… как вы думаете, что проклятые нибелунги сделали сразу же после этого?
– Знаете, инспектор, меня это не очень…