Ангел с черным мечом - Страница 7

Михаил насторожился.

– Ты о ком?

– О человеке, – ответил Азазель снисходительно. – О том, кто мера всех вещей и венец творения, хотя всего лишь петух с плоскими ногтями. Адам вылеплен из красной глины, разве не помнишь? И даже так и назван…

Михаил смолчал, переваривая услышанное. Да, слово «Адам» означает «красная глина», но при чем здесь человек и этот странный демон, если это демон или монстр, что, как уверяет Азазель, единственный в своем роде…

Азазель поднял руку над головой и сделал жест, словно вкручивает лампочку.

– Сделаю, – донесся голосок из кухонной стены.

Михаил спросил с подозрением:

– Это чего?

– Большую чашку кофе, – пояснил Азазель. – Это со времен, когда голосового ввода еще не было. Я консерватист временами, люблю антиквариат, хотя и не переношу.

– Тогда и мне большую, – сказал Михаил.

– Наркоман, – произнес Азазель с удовольствием. – Вот так и начинается падение.

– А ты?

– Я уже падший, – сообщил Азазель с гордостью. – Мне можно. Мои великие достоинства все перекрывают!.. В любом падении есть свои высоты, не знал?.. Ладно, я пошел в так называемый кабинет, там у меня кое-какие старые тексты.

Михаил напомнил:

– Ты говорил, в инете есть все.

– Есть, – согласился Азазель, – но в Греции все равно больше.

Михаил потащился за ним в его Грецию, в комнате Азазеля в нижних ящиках необъятного стола отыскались древние книги, неоцифрованные, как непонятно выразился Азазель, но когда он вытащил одну из них, раскрыл на столе и с самым сосредоточенным видом начал перелистывать ветхие страницы, Михаил сам ощутил заметное почтение.

Некоторое время из-за плеча Азазеля всматривался в древние полустертые буквы и примитивные рисунки, пока ничего понятного, но Азазель довольно похмыкивает, возможно, уже нашел какие-то ниточки, хотя, может быть, читает подробности, что там патриархи увидели, когда подсматривали за купающейся Сусанной.

Наконец Азазель откинулся на спинку кресла, потер кулаками глаза.

– Что там на кухне так пахнет? Ого, скоро обед?.. Пойду посмотрю. А ты книгу закрой, если вздумаешь отойти от стола, понял?

– Дафы? – спросил Михаил.

– Да, – ответил Азазель. – Только и караулят, гады.

Михаил покачал головой:

– Разве буквы в таких книгах дафы могут смешать?

– Рядовые не могут, но ко мне рядовые не рискнут.

Он вышел, Михаил остался у стола, краем уха прислушивался к голосам на кухне, там еще и звяканье с лязганьем, ароматы жареного мяса начали протискиваться под дверью жаркой аппетитной волной, словно Азазель принялся жрать в одиночку.

Не утерпев, он заложил открытые страницы красной ленточкой, закрыл книгу, тяжелый латунный переплет не позволит открыть никому, кроме владельца, и тоже поспешил на кухню.

Азазель уже помогает Сири вынимать из духовки жареное мясо и птицу, управляется гораздо быстрее, чем та манипуляторами. Обизат расставляет по столу тарелки, улыбнулась Михаилу так светло и лучисто, что у того подпрыгнуло и опустилось сердце еще ниже.

Азазель с веселым раскрасневшимся лицом оглянулся на соратника.

– Книгу закрыл? – поинтересовался он. – А то Элиэзер Сар А-Далим только и караулит, у нас с ним старые счеты.

– Поймай да отлупи, – предложил Михаил. – Чтоб твою квартиру обходил десятой дорогой.

Азазель поморщился.

– Как по-солдатски. Неинтересно, не находишь? Пусть помучается ожиданием.

– Не нахожу, – ответил Михаил. Он опустился за стол, потянул ноздрями. – Какой повар в тебе пропадает…

– Во мне ничто не пропадает, – заверил Азазель бодро. – Я многогранная личность!.. Но у меня порядок, все по рангу, никто не пытается занять чужое место. Это те, кому не удается, вынуждены заводить другие сущности, как вон Гамалиэль…

Михаил снова потянул носом ароматные запахи.

– Что-то часто едим… Мы только что завтракали. Или то был ужин?

– У тебя траблы с восприятием времени, – обвинил Азазель. – Ты что, животное?.. Человек ест, когда изволится!.. А то и когда возжелается.

– Но ты же…

– Я человек, – заявил Азазель гордо. – Хотя очеловечиться трудно, для этого нужно пересмотреть многие ценности, что и не ценности вовсе, но я весьма как бы сумел и преуспел! Скромно говоря, я самый человечный из людей, не считая, конечно, Владимира Ильича.

Сири произнесла деловито:

– Мясо готово. Подавать?

– Не видишь, – ответил Азазель сварливо, – ложками стучим? А Мишка нож держит как-то угрожающе, будто не мясо готов разделывать, не мясо…

Обизат сказала обидчиво:

– Зачем говоришь неправду?

– Нет на свете правды, – сообщил ей Азазель, – как и справедливости! Тем более нет истины, как убедился Пилат. Зато верно все то, что говорю я, хотя понимать нужно иносказательно… Спасибо, Сири!.. Мишке тоже положи, он застенчивый.

– Я сама, – быстро сказала Обизат. – Он мой хозяин и повелитель!..

Азазель сказал со вздохом:

– За меня кто бы так дрался… эх, почему Мишке везет?

– Он добрый, – возразила Обизат обвиняюще, – а ты злой и наглый. А еще и хвастливый!

– Так есть же чем хвастаться, – ответил Азазель скромно. – Я весь из достоинств, даже противно. Еще вина?

– Вино вредно, – заявила Обизат.

– Это кто тебе такое сказал? – изумился Азазель. – Родители?

– Сири сказала, – пояснила Обизат. – Она не врет, я ей верю. Она хорошая.

– Куда мир катится, – вздохнул Азазель. – Железяке верят больше, чем демону!.. Налей мне тогда еще, все равно вселенная когда-то схлопнется. А насчет монстра из глины, как мне кажется, ноги растут еще из тех времен, когда Творец создавал из глины нечто необычное, что сперва так и назвал красной глиной, а потом уже некогда было менять или просто забыл. Такое вот у меня очучение.

Михаил пробормотал:

– Зачем менять? «Адам», звучит неплохо.

– Ну да, – согласился Азазель. – Мог бы назвать суглинком или подзолом, глеем, а то и черноземом!

Михаил спросил с настороженностью в голосе:

– Но… Адам здесь при чем?

– Видишь ли, – ответил Азазель задумчиво, – мы видим только конечный результат, по нему и судим, что верно, конечно. А сколько было раньше подходов к штанге, предварительных и неудачных, не считаем и вообще внимания не обращаем. Как и вообще на черновики. Но есть предположения в ряде источников, что Всевышний к акту творения человека подошел с особой тщательностью, делал заготовки, пробовал варианты… Слыхал старинную легенду, что, когда Творец решил создать человека, он привлек в помощь ближайших ангелов? Один лепил правую ногу, другой левую, третий и четвертый создавали руки, кто-то старался над торсом, кто-то над ягодицами, а одному досталось лепить пенисы…

Обизат поднялась из-за стола, гордая и надменная.

– Пойду на лоджию, – сообщила она, – если вы не против.

Михаил проводил ее взглядом, а когда она переступила порожек и плотно прикрыла за собой застекленную дверь, сказал с осуждением:

– Ну вот, девушку обидел… То был ты, кто лепил те штуки? Всегда ищешь работу полегче.

Азазель ехидно заулыбался.

– Это же апокриф, чудило!

– Что такое… апокриф? Гиппогрифа знаю, видел, ты как-то держал у себя дома… ну, когда королем зачем-то был, а вот апокриф…

– Апокриф, – заявил Азазель победно, – почти то же самое, что красивая гипотеза, не подтвержденная фактами! Вроде чеширского кота Шредингера, что ходил налево, а потом сказки говорил… В общем, когда ангелы закончили работу и нужно было составлять части вместе, оказалось, что каждый успешно справился, у всех все как надо, только тот, который лепил пенисы, наделал их целую кучу.

Михаил все еще смотрел в красивую прямую спину Обизат, она остановилась у перил, опустив на поручень красивые узкие ладони, и смотрела, судя по наклону головы, вниз и вдаль.

– То был точно ты, – сказал он уже уверенно. – Катнул пару раз в ладонях комок глины, всего-то делов… Всегда такие работы выбираешь!