Ангел из авоськи - Страница 4
Казиев заржал, опять показав креветочное небо, в которое Роде захотелось воткнуть что-нибудь вроде шила или острой отвертки.
— Потрох ты все-таки, Казиев, — неизвестно как вырвалось у Роди, — мадам, если хочешь знать, стоит раз в пятьдесят, это по малому счету, больше, чем юная Цыпа!
К случаю сказать, не так уж и восторгался Улитой наш Родерик. Он и сам любил молоденьких и пышненьких девчоночек. И не влюблен в нее был, просто нюхом своим учуял, что эта дама, прежде чем совсем уйти в небытие, еще даст дрозда зрителю… Да и какие-то силы беспокоились о ней.
Было, было чутье, казалось бы, у глупого, и — скажем вперед — несчастного Родерика.
А Казиев? Теперь он вальяжно направился к балюстраде, с которой уже издали ему благосклонно кивали. Его принимали всяким. Стоило ему появиться, как тут же бежал и ширился шепот: «Казиев, сам Казиев, Тим! Тимофей Михайлович!..»
Все это он знал-перезнал и все-таки любил. Себя — в них во всех.
Как же тепла и черна ночь! И какая прекрасная странность!.. На небе россыпь звезд, а луны — нет. И пистолет в кармане стал теплым и чем-то будто обыденным…
Существо — мужчина? женщина? — свернулось, замерло на белой витой скамейке. В белой одежде. Все, или почти все, за исключением бедных или непричастных, собрались у Роди на вилле. За огромным, полуоткрытым окном, собственно, стеной зала, веселились.
Существо тоже могло бы быть там… Но зачем?.. Неинтересно и, главное, не нужно.
Родя лихо отплясывал у самой стеклянной стены с длинноногой красоткой, которая отчего-то все хохотала… Существо шевельнулось. Пора. Скоро начнет светать, а что задумано, то должно быть исполнено. В ладонь, как щенок теплым носом, ткнулся пистолет. В этот миг Родя снова подтанцовывал к окну-стене… Существо не выстрелило в Родю-Родерика. Рука дрогнула. Родя продолжал плясать. Дышащий, танцующий, хохочущий — живой! Хотя и подонок!
Существо снялось со скамьи и побежало кромкой моря так, чтобы следы босых ног смывала ночная тихая волна, накатывающая на берег…
А секундами позже в зале с прозрачной стеной — никто не понял, почему — Родя вдруг качнулся и, побелев, даже как-то позеленев, медленно сполз на пол, дернулся и застыл в странно скрученной позе. Кто-то все же не пожалел жизни Родерика… Завизжала, кажется, его веселая партнерша, охрана, тоже ничего не поняв, ринулась вниз, в парк. Выстрела никто не слышал.
Существо все бежало и бежало кромкой моря, а по лицу текли странно горячие слезы — оказалось, что попытка убийства так же ужасна, как и убийство. Почти. Вот слезы и текли сами собой.
Перед виллой, арендованной Родей, уже стояла «ambulance», суетились ненужные врачи, по саду носилась полиция… Гости в ужасе и тоске толпились в углу зала, не подходя ТУДА.
3.
В дверь квартиры загрохотали, не пользуясь звонком, и Алена вскочила как подстегнутая. Перед дверью стояла Тинка в желтом дурацком платье, с огромным чемоданом на колесиках, бок которого и длинный волан платья Тинки были в грязи. Она ввалилась в прихожую, села на упавший чемодан и зарыдала. Алена хотела тут же утянуть ее в свою комнату, но выскочила из кухни бабулька, заохала, запричитала. Тинка зарыдала еще горше, и у Алены просто помутился разум. Но хватило сил шикнуть на бабку, стащить Тинку с чемодана и увести в свою комнату. Там Алена вынула из бара бутылку виски, налила себе и Тинке и строго велела не реветь, а рассказывать.
Ну что могла рассказать дурочка Тинка? Размазывая макияж по своей красивой физиономии, она лепетала о Родьке, который ее обманывал всегда, но все же она никогда не думала, что он предпочтет ее, красавицу и ангела во плоти, какой-то старой рухляди, но никогда бы он этого не сделал, престиж ломал, да и все… И его убили. Может быть, сама старая рухлядь наняла кого-нибудь… Приревновала к Тинке. Все равно он, Родя, женился бы на Тинке, а не на этой Улитке!..
Алена сидела напротив старинного трюмо и невольно сравнивала себя с Тинкой, даже такой вот встрепанной, зареванной, с размазанным макияжем на щеках… Все равно она, Алена, не зареванная, вполне свеженькая, была просто страшилой по сравнению с Тинкой. Эти пружинами вьющиеся волосы невыразительного русого цвета, которые ни собрать, ни подстричь красиво, лицо с невыразительными чертами, худоба с еле намеченной грудью. Алена, конечно, расстраивалась, но! Но не была озлоблена, как большинство некрасивых женщин. Потому что ее любили подруги, родные, друзья… — все. Кроме мужчин.
Пока это ей не доставляло горя, потому что в семнадцать лет в каждом живет надежда, пусть даже самая далекая от реальности, безумная и неисполнимая… Алена мечтала стать актрисой, но понимала, что — не суждено, и потому в этом году поступала во ВГИК на киноведческий. Провалилась с треском.
На конкретные вопросы Тинка не могла ничего ответить. Единственное, чего добилась от нее Алена, это то, что Родю застрелили. Приехала полиция, и всех собрали, но Тинке, когда все произошло, удалось тихо смыться, ведь она не была в числе приглашенных… Уж ее-то стали бы терзать и тягать, кто-нибудь да видел их вместе. Тинка всхлипнула, пропала еще одна надежда пристроиться в «постоянные».
Еще она сказала, что назло Роде стала кадрить одного красивенького мальчонку, очень молодого, но, видимо, очень богатенького, потому что брал напрокат самолет и на нем выкомаривал такое…
А мальчонка плюнул ей в душу…
— Как? — не поняла Алена.
— Так, — ответила сердито Тинка. — Что, не знаешь, как плюют в душу? Счастливица! А мне плюют каждый день.
— Ты что, с ним спала? — спросила невозмутимо Алена.
— Разок только! — небрежно бросила Тинка. — По-моему, он — «голубой». Потом, видите ли, меня не узнал!
Алену не интересовал мальчонка. Ее интересовало, что теперь Тинка предпримет. Ведь ее родители в полной уверенности, что Тинка снимается в кино и живет у Алены, дочери их старых друзей. Родители Алены уже несколько лет работали на каком-то очередном секретном объекте в Гвинее.
— Не знаю, что буду делать… — протянула Тинка с уже высохшими глазами, — снова в свободный полет и поиск.
Значит, опять поселится у нее. Алене-то хорошо, но бабулька… Придется предупредить, чтоб не выступала.
Алена задумалась. Читая детективы, знала, что при расследовании убийства всегда задаются вопросом — кому выгодно? И она спросила у все еще всхлипывающей Тинки:
— Слушай, а кому было выгодно избавиться от твоего Родерика?
— Кому, кому? Да всем… Жене в первую очередь. Старой рухляди, которой он запросто квартиру подарил, представляешь?
— Тебе выгодно… — решила схохмить Алена, чтобы немного встряхнуть Тинку. — Поскольку он с тобой…
Тинка юмора вообще не понимала, а уж тут завопила:
— Мне?! Ты охренела? Что я с этого бы поимела?
— Да просто из мести, ты ж южных кровей…
Тинка подумала: «Может ты и права, я могла бы… Но не сейчас, я еще бы за него поборолась и наверняка выиграла бы у этой Улитки!»
— Так я поживу у тебя, Ален? — уже совсем другим тоном попросила Тинка. — Не хочу светиться, черт всех знает, начнут таскать…
— Конечно, живи, — радостно откликнулась Алена. С Тинкой веселее. А то сидят они с бабулькой, как сычики в своей шикарной квартире. Устраиваться куда-то на работу Алену пока не тянет, время подумать есть, благо родители ежемесячно высылают энную сумму.
Снова заснуть Алена, конечно, не смогла. Ей не нравился Родя. Маленький мафиози, который все тянется до большого, да никак. Хотя и разведен, но куча детей… И его внезапная страсть, или что там еще, к актрисе, которую уже давно все забыли, а она вдруг снялась в роли княгини — вся в шляпах, шелках, газовых шарфах. Серебряный век. И все тусовщики стали закатывать глаза и шептать: «Великая, великолепная, Грета Гарбо, не меньше»… И Родя тут как тут… Это Тинка Алене рассказала, она — девчонка откровенная! А сама Тинка, пусть дурочка, пусть бесшабашная, врушка, но ведь небесной красоты девчонка!