Ангел - Страница 8

– Тогда я позвоню Дину. Скажу, чтобы не ждал меня и ложился спать.

Они вернулись в участок, чтобы провести остаток ночи за новым, еще более тщательным просмотром видеозаписей. Немного везения, и им, быть может, удастся поймать более четкие изображения друзей Гэбриела, чтобы попробовать установить, с кем он был в сигнальной будке.

Гэбриел не мог пошевелить плотно прижатыми к бокам руками. Его широкие плечи упирались в стенки металлической коробки. Предполагалось, что поездка продлится не более пяти минут, однако она затянулась из-за аварии на Магдален-стрит: с проезжей части убирали пострадавшие автомобили. Хотелось встать, пройтись, размять затекшие ноги. Но сильнее всего изводило желание громко закричать.

Окна арендованного тюрьмой для перевозки заключенных фургона фирмы «Серко», или «парилки», как его с грубой иронией окрестили охранники, тонированы, чтобы никто не мог заглянуть в него, зато изнутри Гэбриел отчетливо видел спешащих по своим делам людей. Он заметил парня, скатившегося на скейте по ступеням отеля, и остро ощутил свою несвободу. Воля. Почему он не ценил ее, пока не оказался в тесном стальном «гробу»? Дождаться слушания дела в суде Гэбриелу предстояло в предварительном заключении.

Он постарался сосредоточиться на правильном дыхании, чтобы не дать волю астме – в таком-то месте! Возможно, охранники даже не откроют дверь, если у заключенного случится приступ. Они вообще услышат его? Захотят помочь? Гэбриел начал считать про себя, чтобы отогнать нараставшую панику. Он и представить не мог, что попадет в подобную ситуацию. Вот только факт оставался фактом: он сидел здесь и заранее считался виновным. В поджоге. В убийстве по неосторожности.

Гэбриел никогда и никому не хотел причинить зла. Эта мысль непрерывно кружилась в его голове. Но он стал убийцей, оборвал жизнь другого человека. Гэбриел даже не мог позволить себе заплакать. Нельзя, чтобы его увидели со слезами на глазах. Некоторые его приятели отбыли сроки в тюрьме Эксетера, и, судя по их рассказам, там, мягко выражаясь, было мрачновато. С персоналом беда, а заключенных, наоборот, переизбыток. Викторианское здание не соответствовало стандартам наступившей эпохи. Однако в нем по-прежнему держали более пятисот человек. Некоторые находились под следствием, другие мотали срок за мелкие преступления. И Гэбриелу предстояло присоединиться к ним.

По крайней мере, ему показалось, что полицейские не считают поджог умышленным. Оставалось надеяться, что судья согласится с таким выводом. Каждый раз, закрывая глаза, Гэбриел пытался представить, каково это – сгореть заживо. И почему они только не проверили, нет ли в той будке кого-то еще? Зачем он позволил спровоцировать себя на такой невероятно глупый поступок? Сейчас он даже не против послушать, как родители ссорятся и кричат друг на друга, когда думают, что уединились. Все, что угодно, только не камера.

Фургон снова тронулся, стало легче дышать. Гэбриел выглянул наружу, гадая, доведется ли ему еще когда-нибудь пройти по этой улице. Он боялся, что в тюрьме не продержится и недели. Либо его прикончит астма, либо что-нибудь похуже. Невидимая веревка вокруг груди сжалась сильнее. Один, два, три, четыре, пять. Он старался запоминать картины за окном, насколько позволял маршрут. Автобусная станция, паб, куда они с Эммой иногда заходили. Когда фургон въехал в тюремные ворота, у Гэбриела снова перехватило дыхание. Он имел смутное представление о том, чего ожидать, и намеревался смотреть в пол, говорить, только если к нему обратятся, и держаться особняком. Теперь его радовал рост в шесть футов и два дюйма. Внушительный вид мог отбить желание напасть на новичка.

Прежде всего в тюрьме Гэбриела поразил запах. Пахло чистотой с примесью плесени. Дезинфекцией, только маскирующей грязь. Здесь применялось промышленное чистящее вещество, «аромат» которого неприятно бил в нос. Парень постарался не думать об этом, пока стоял рядом с надзирателем в конце длинной комнаты, скорее напоминавшей огромный коридор. Крыло Б. Двери, укрепленные крест-накрест металлическими полосами. В каждой окошко с небьющимся стеклом. Снаружи петля и массивный засов. Дыши.

Само по себе крыло было светлым и просторным. Сейчас оно пустовало, если не считать двоих мужчин, орудующих швабрами и ведрами в противоположных концах коридора. Гэбриел невольно подумал: почему они оказались за решеткой, с виду такие безобидные. Большинство дверей вдоль стен коридора были распахнуты. Оставалось только гадать, кто таится за запертыми. Окна в высоком сводчатом потолке забраны металлическими решетками. На втором уровне – уставленная столами для пинг-понга и диванами галерея с видом на общую зону. Между уровнями натянута прочная сетка, не позволяющая спрыгнуть или сбросить через перила другого заключенного.

– Ты в норме, сынок?

Надзиратель улыбнулся и тронул Гэбриела за плечо, показывая, что пора идти. Гэбриел заметил сочувствие на его лице и осознал, насколько перепуганным, должно быть, выглядит. Он приоткрыл рот и расслабил челюсти, стискиваемые так долго, что они уже начали болеть. Гэбриел попытался придать физиономии мужественное выражение, но почувствовал, как зубы снова крепко сжались. Он скривил губы в надежде спрятать за этой гримасой волнение, уставился на кончик носа и зашагал вперед ровной и бодрой походкой. Нельзя никому позволить заметить его ужас и слабость. Миновав примерно две трети коридора, надзиратель остановился.

– Твои вещи уже внутри. Как только услышишь сигнал общего сбора, не забудь выйти и встать вот здесь. Отзывайся, когда выкликнут твое имя. Если сомневаешься, делай то же, что остальные.

Ты быстро все здесь просечешь. Только сохраняй спокойствие.

Гэбриел бросил взгляд на камеру. Она выглядела как обычная выкрашенная в кремовый цвет комната с двухъярусной койкой у стены. Здесь был письменный стол и шкафы для личных вещей, а в дальнем углу стояли два вполне удобных стула.

– Спасибо, – выдавил Гэбриел.

Спасибо, что сажаете меня под замок. Спасибо за помощь в первые минуты заключения. Спасибо за спасение меня от себя самого.

– Твой сокамерник скоро вернется с работы.

Надзиратель снова положил руку на плечо Гэбриела и слегка похлопал ладонью. Или подтолкнул? А может, жест имел совершенно иной смысл.

Для Гэбриела же он означал необходимость шагнуть из длинного светлого коридора в тесное пространство камеры, где ему предстояло провести обозримое будущее. По меньшей мере до тех пор, пока он не предстанет перед судом для вынесения приговора и пока там не решат, насколько он опасен для общества.

Охранник удалился, не закрыв дверь. Гэбриелу до этого момента и в голову не приходило, что к нему сможет войти любой желающий. Он готовился оказаться взаперти.

С верхней полки шкафа он достал свою сумку. Было непонятно, какая из двух коек его, поэтому, пока не вернулся сокамерник, он сел на стул. Гэбриел нервничал, ожидая первого разговора. Вдруг он брякнет что-нибудь не то не тому человеку. Случайно рассердит его. Вместе с тем не хотелось, чтобы товарищ по несчастью его игнорировал. Гэбриел вспомнил все слова, которые произнес со времени доставки в тюрьму, осознав, что говорил только по необходимости: когда к нему обращались. Странно, но он как будто не замечал людей вокруг. Всего насчиталось пятьдесят пять сказанных слов. В основном ответы на вопросы медсестры и адвоката, пока Гэбриела оформляли в заключенные.

В сумке с присланной матерью одеждой не нашлось его любимой футболки. Майки с изображением группы «Слипнот», в которой часто спала Эмма. Гэбриел специально не стирал ее, чтобы вещь хранила запах тела подруги. Кроме этого, кажется, мама ничего не забыла.

– Я – Джейсон Коул. А ты кто такой?

Вошедший в камеру мужчина шагнул прямо к Гэбриелу, протягивая руку. Парень неуклюже встал со стула.

– Меня зовут Гэбриел.

– Что же, рад знакомству, Гэбриел!