Андрей Юрьевич (СИ) - Страница 50

Голос монашка Егория усыплял… Или его нельзя называть монашком? Рясофор? Нужно было давно поинтересоваться, но какая-то неловкость мешала. Вроде что-то такое объяснял книжник, полиглот и вообще довольно уникальный товарищ. Память у него если не феноменальная, то уж точно очень хорошая. Профессор Виноградов своей гордился. Ещё в школе заметил, сверстникам нужно часами зазубривать стишок короткий, а он с двух прочтений запоминал. Так у Егория была уж точно не хуже. Таблицу умножения он запомнил со второго раза. Систему быстрого умножения двухзначных чисел, которую и сам-то Андрей Юрьевич знал только теоретически (Ну там крайние сложить, а потом их же перемножить и снова обе цифры сложить) Егорий сначала легко понял, а потом удивил профессора скоростью, с которой стал получать результат. Умножение чисел, заканчивающихся на пять, освоил Егорий вообще за минуту.

— Смотри Гоша, сначала нужно перемножить цифры десятков. Потом к их произведению прибавить полусумму этих цифр. Так и получится число сотен. Всё, а хвостик всегда двадцать пять. Например: 85 × 45. Смотри: 8 × 4 получим 32, (8 + 4) / 2 будет шесть. Итого 38 сотен, а всего 3825.

Так же быстро он привык и к индийским якобы или арабским цифрам. Это удобно, в отличии от заумья придуманного Кириллом с Мефодием с добавлением букв к алфавиту.

— Как же так просто всё и никто не знает⁈ — схватился за голову рясофор.

— Княже, мне тебя отравить велели…

— Чего! — вынырнул из полудрёмы профессор Виноградов, — Что велели?

— Отравить тебя, Андрей Юрьевич.

Они сидели на опустевшей повозке от боеприпасов к «Судьбе». Оставшиеся — десяток горшков переложили в обычную телегу. А эту усиленную и подрессоренную князь забрал себе. На ней из Мукачево в Галич и путешествовали. Тут запряжённые в неё два крупных жеребца тоже воняли, но хоть не так, как когда едешь на потном и вонючем, прижимаясь иногда к его гриве.

— Боярин наш — Тимофей Юрьич Хромой… Нет, ты не думай, княже… — Егорий замолчал, глазами уходя от взгляда Андрея Юрьевича.

— Да, говори уже.

— Боярин денег посулил, если я тебе в питьё яду заморского волью. А ещё баил, что из-за тебя горе придёт на землю нашу. Поганые опять несметным количеством придут и города наши и селища пожгут, а тысячи людей в полон в рабство уведут. И всё из-за дани твоей мышиной. А ежели говорил твою голову Азбеку-хану послать и дары хорошие, то передумает он и будет жить спокойно малой долей от богатств наших откупаясь. Нет, ты не думай, княже, я не собирался тебя травить… А яд взял и деньги — тридцать гривен, чтобы они кого другого не нашли. Есть ещё людишки коим не люб ты, Андрей Юрьевич. Я пытался боярина расспросить, кто ещё в деле сём богомерзком, но он только обмолвился, что многие бояре в заговоре и владимирские есть и с Галича, — Егорий залез за пазуху и вытащил оттуда мешочек из белого шёлка на шёлковом же шнурке, — Тут яд заморский. Что делать-то, княже⁈ — голос рясофора дрогнул.

Нда, профессор поводил носом туда-сюда, сморщившись. Как ни хотелось, но видимо опричнины не миновать. И ведь не вовремя до чего. Осталось всего полгода до войны с ордой, а тут гражданскую нужно начинать. А то ударят в спину в самый ответственный момент. Тимофей Юрьич Хромой? Есть такой. Но где-то там есть… Далеко. По замку не бегает, на глаза не попадается. И ничего про него ни плохого, ни хорошего от людей Виноградов не слышал. А тут нужно понимать глава заговора. Нужно захватить и на дыбу? И это перед самой свадьбой. На глазах у Гедимина⁈ Нельзя. Что родич подумает, что шатается стульчик под князем Владимирским. Не сильно надёжный союзник. Лучше его земли под себя забрать и навести порядок железной рукой, раз сам не может.

— Выкрутимся, Егорий.

Глава 25

Событие семьдесят третье

Labor omnia vincit

Труд побеждает всё.

Ты в какого веришь бога?

Наливай ещё немного.

Ух ты! Ах ты! Все мы космонавты!

Так и хотелось чего-то эдакое пропеть. Опущенное ниже плинтуса, рассказом рясофора Егория про предателей бояр, настроение у князя Владимирского начало резко повышаться. Подъезжают они к Галичу, а там на излучине Днестра три корабля. Две те самые галеры, на которых генуэзцы приходили, с цветными парусами коричнево-жёлто-зелёными и ещё одна чуть побольше и парус белый.

Совсем про торговцев и про договор с ними Андрей Юрьевич не забыл, более того, он подготовил товар на обмен или продажу. Ничего нового пока не придумал, всё то же. Кузнецы изготовили из синего харалуга шесть фэнтезийных мечей. Из той же стали перекрученной, прокованной и закалённой сделали пять сабель, которые заворонили. Ну и три обычных меча полуторника из серого узорчатого дамаска. Верхом же этого направления торговли стали четыре тонких кинжала из всё того же синего харалуга, но эти в отличие от мечей и сабель, которые, как и первые мечи, сделали с нарочитой простотой, все украсили золотом, серебром и цветными каменьями.

Ещё в Галич заранее притараканили три самых больших чугунных котла, которые только смогли отлить. Ведер на десять получились. Явно ни в одной стране сейчас в мире ничего подобного повторить не смогут. Мучились с ними долго, пригар оттирая и ровную гладкую поверхность внутри и снаружи полируя. Без дробеструйки и голтовки — это очень нудное и трудозатратное мероприятие, делавшее продажу таких вещей, с учётом оплаты за материалы и труд, невыгодным. Это хорошо, что свиное железо досталось почти даром, затраты только на перевозку, а если с нуля начинать? Зато можно представить глаза генуэзцев. Это всем эксклюзивам эксклюзив.

Ну, и кувшины с жидким калиевым мылом, которое попытались облагородить различными ароматами. В основном, конечно, лепестками шиповника, но для пробы сделали и хвойное, благо ели есть, и дегтярное, должно помогать от вшей и блох. Горшки всякими цветочками, ёлками и веточками расписал иконописец — травник с учениками, что к нему, по договорённости с епископом Афанасием, приставил Андрей Юрьевич. Возможно, мыло и известно в Европах? Но вот в белых красивых керамических горшках, да ещё расписанных, да ароматизированное, точно такого там нет.

Всё это по мере изготовления привозилось в Галич из Владимира в толстых тяжёлых дубовых сундуках, которые складывались в подвал замка брата Льва. У дверей всегда дежурили дружинники из Владимира вперемежку с галичанами. Так, на всякий случай Андрей Юрьевич подстраховался, памятуя, что добрососедскими отношениями между двумя княжествами и не пахнет. А так вперемежку охраняя друг на друга коситься будут и украсть не дадут.

Сюда же привозили и добываемые тиунами и таможенниками меха. Соболей было не много, в основном белки, лисы, которые считались очень низкосортным мехом, и чуть почаще соболей куницы и ласки. Всё же тут не Сибирь, и пушных зверьков изрядно уже повыбили.

Сейчас из похода за зипунами в Мукачево на соседней с ними телеге под охраной сотни арбалетчиков везли немного трофеев. У знатных и богатых венгров изъяли оружие, осмотрели, перебрали, и те мечи и сабли, что были с каменьями — самоцветами на рукояти или ножнах Виноградов самолично отобрал, обращая внимание и на сталь, из которой всё это было сделано. Ну, так себе, с его харалугом ни в какое сравнение не идёт. И цвет с узором не главное. Металл был низкоуглеродистый, и не гнулся в руках, как пластилиновый, только из-за того, что в основном это было шведское железо, легированное марганцем или никелем. Те же мечи, которые были из углеродистой стали, после закалки не отпустили, и они были хрупкие.

Один такой Андрей Юрьевич показательно на глазах у Шаробера и его свиты перерубил своим мечом из шведского железа, которое вытянули в проволоку, свернули и потом снова расковали, закалили при нужных температурах в подогретом масле, а в конце подвергли отпуску. Узор харалужный отсутствовал, но меч был изумительный, равносильный настоящему высокоуглеродистому булату.