Андрей Юрьевич (СИ) - Страница 44

Раз это наследство бабкино, то нужно его вернуть. «При мне всё будет, как при бабке».

Карл I Роберт Анжуйский.

Событие шестьдесят третье

Digitus dei est hic!

Это перст божий! (такова судьба).

— Горыня, — Андрей Юрьевич в пятый раз за день вышедший с инспекцией рытья Кара-Кумского канала остановился у сидящего у костра наставника десятка спецназовцев — разведчиков, — Горыня, как сегодня успехи?

Совсем оставлять без внимания Мукачево нельзя было, жупанов нужно в тонусе держать. Со стен и из бойниц башен в сторону лагеря иногда из луков отморозки эти постреливали. Ничего путного из этого не выходило. Ближе двух сотен шагов подходить к стенам Андрей Юрьевич запретил. Исключение сделал только для Горыни — одного из чемпионов по робингудовскому испытанию, и второго чемпиона, того, что победил в испытании на точность. В первый же день он их собрал и предложил.

— Вои, вы ведь можете под прикрытием больших щитов подойти шагов на двести к стенам и пострелять в тех, кто высунется⁈ Старайтесь бить в тех, кто в шеломе.

— Сделаем, княже.

И сделали. Связали из веток шиты, обтянули их кожей и всякими овчинами. Приделали рукояти, организовали бойницы или дырки в этих щитах и двинулись к воротам. Два человека несут щит, им же и прикрываясь, а Горыня идёт между ними.

Жупаны и местный гарнизон их заметили и устроили показательные выступления, как они далеко и точно стреляют. Вот только стрела, почти на излёте, пробить защиту не могла. Подошли на двести шагов, и в ответ на очередной залп, стрелец выпустил десяток стрел. И посыпались со стен защитники. В это же время точно с таким же прикрытием к другим воротам подошёл Емеля — это второй чемпион. Там всё повторилось.

И ведь жупаны вместо того, чтобы попрятаться, решили продолжить перестрелку. Горыня ещё десяток стрел выпустил. И вот только после этого защитники Мукачево со стен испарились. Емеля же три десятка стрел успел послать, пока жупаны не одумались.

Понятно, что выпустив пять десятков стрел с расстояния в двести шагов пятьдесят трупов снайпера четырнадцатого века не организовали, но Горыня утверждал, что семь человек он точно ранил или убил.

Следующий экспромт проделали ночью. Подошли в темноте и стали бить по факельщикам, дежурившим на стенах. Вскоре образовалась на стенах кромешная тьма, и будь у Андрея Юрьевича желание, можно было ночной штурм организовать. Но город был не нужен пока.

Горыня же и Емеля легли спать, не отходя назад в лагерь. Прямо под щитами бросили попону и проспали до утра вместе со щитоносцами. А утром, как рассвело, и жупаны с местными ополченцами вылезли на стену, вновь начали стрелять. И только добившись полного отсутствия видимых целей, отошли.

И так четыре дня уже. С каждым днём улов всё меньше, защитники Мукачево, потеряв по уверениям снайперов пять десятков человек, вообще теперь боялись нос высунуть.

— Горыня, как сегодня успехи? Есть чем похвастать?

Воин вскочил, сидел он спиной к князю и не видел, как тот подошёл.

— Прости, княже, всего двоих достал. Убиты или ранены не ведаю. Бояться людоловы стали нас шибко. Не в кого стрелять.

— Ничего, в этом и была задумка. Продолжайте с Емелей жути на них нагонять.

Вылазок осаждённые пока не предпринимали. И их понять можно, они точно знают, что к королю уже четыре дня назад ускакал гонец, а значит, завтра, край — послезавтра весть достигнет ушей монарха, и ещё через седмицу и помощь подойдёт. Уж их король покажет этим схизматикам и ортодоксам.

Ну, насчёт Карла I Роберта Анжуйского на воде вилами написано, хотя профессор Виноградов ждал его больше горожан. Ведь у него через три недели свадьба, а он тут пикник на природе устроил. Шаробер пока не прибыл, зато на четвёртый день осады войско Андрея Юрьевича удвоилось утром и утроилось почти вечером.

Первым привёл обе дружины и часть ополченцев воевода Мечеслав Детько.

— Воевода! — обнялся с великаном князь, когда тот спрыгнул с коня перед домом купца, что для себя занял в посаде Андрей Юрьевич.

— Победа, княже. Побили мы унгров, более двух сотен убитых и шесть десятков в плен взяли. Погнали их уже на известковые рудники в Ровно.

— То есть, и у вас часть сбежала? — развёл руками профессор, мол и мы не лучше.

— Ушли. Они там местность в горах знают, им каждый куст знаком. До ночи их преследовали. Они полон бросили, мы людей под охраной по домам распустили. Только у многих и дома нет. Жупаны как звери, стариков и детей малых в селищах поубивали, а дома сожгли.

— Хоть трофеи есть? — решил морально поддержать воеводу Виноградов.

— Немного. Сотня коней… И три десятка кольчуг. Ну и сабель с три сотни. В тряпьё многие одеты, кони в основном мелкие. Сабли из плохого железа, с нашими теперь и не сравнить. Перековывать придётся или продавать.

— И у нас дела под Самбором вышли не лучше. Только цифра раза в два больше. Ничего. Всё лучшее ждёт нас впереди. Скоро сюда приедет венгерский король и привезёт несколько сотен полных рыцарских доспехов и с сотню хороших коней. Оденем дружину всем соседям на зависть.

Глава 22

Событие шестьдесят четвёртое

Digitus dei est hic!

Это перст божий! (такова судьба).

Димитрий — князь Любарский и Луцкий, он же — зятёк, прибыл с приличным отрядом и даже не опоздал к эпическому сражению. Вместе с ним подошли и последние боярские дружины, а также ополченцы из дальних городов княжеств, в том числе и из Каменца. В итоге, по неточным и путанным расчётам рясофора Егория, получалась следующая картина. Одних дружинников тяжеловооружённых в войске набиралось больше двух тысяч человек, и больше намного, можно и в две с половиной тысячи оценить, а все собранное по сусекам войско тянуло с приличным хвостиком за пять тысяч. И что примечательно, практически все участники робингудовских соревнований были в наличие. Вот что значит учёт и контроль. Они в разных отрядах, но сейчас Горыня и тысяцкий Владимирский — боярин Андрей Молибогович формирует из них два отряда по триста человек, которые составят два засадных полка. Один сам Андрей Молибогович возглавит, а второй взял под свою руку помощник тысяцкого — боярский сын Левонтий Чёрный, тот самый, что с огромным родимым пятном на физиономии. Остальных стрельцов возглавит помощник Мечеслава Святополк Владимирович. Эти никуда не пойдут. Они основной ударной силой и будут, вместе с сотней арбалетчиков.

Больше всех недоволен таким планом на битву оказался воевода Мечеслав Детько. Его профессор Виноградов понимал. Недавно сотником был, а тут бамс и под рукой две тысячи отлично экипированных воинов. И эта огромная по нонешним временам сила будет в резерве и на добивании, если бой пойдёт по плану.

— Княже, дозволь с унграми силушкой померяться! Столкнёмся с ними лоб в лоб. Верю, мы одолеем! — и глаза огнём горят.

— Мечеслав… Ох-хо. У нас весной настоящая битва. И от неё вообще наше существование зависит. Поганые — это не венгры. Эти, даже если победят, то в худшем случае разорят пару приграничных деревень, осадят город, не смогут взять, замёрзнут и уйдут к себе. А золотоордынцы всю землю нашу разорят, все города в пепел превратят и тысячи, и тысячи людей в полон уведут. Нам каждого воина для той сечи беречь надо. Каждого! Если не понимаешь, то, значит, не дорос ты до места воеводы. Ясно⁈

— Ясно, княже, бу-бу-бу, — нет, не понял. Ну, с дисциплиной у сотника бывшего вроде все нормально, не должен план лихой атакой порушить.

Диспозиция выглядит так. По центру поля стоят десять пулемётов — самострелов. Они прикрыты такими же, как и у Горыни с Емелей плетёнными из лозы и обтянутых кожей щитами. У венгров тоже должны быть лучники и арбалетчики. Справа и слева от них расположились за всё теми же плетёнными щитами лучники, все триста с лишним оставшихся после формирования засадных полков, и плюсом к ним сто самострельщиков с ручными арбалетами. Четыре сотни человек в довольно длинную цепочку вытянутых — это и есть ударная сила русского войска. Чуть позади них из вынутой из канавы земли соорудили десятиметровых холм и там установили рогатку переросток пуляющие горшки с греческим огнём, естественно, и её расчёт щитами прикрыт.