Андрей Юрьевич (СИ) - Страница 33

— А пурпурную краску тебе не надо? — заблестели глаза — маслины у грека?

— Позже. Сначала мастерицы. А то красить пока нечего.

— А шерсть? — хмыкнул Агафон.

— Ох-хо-хо. Шерсть. Да, мне ещё нужны овцы с тонкой длинной шерстью. За них тоже хорошо заплачу. Разумеется, баран тоже нужен.

— Сможешь ли ты, коназь, расплатиться за все эти товары? — сощурился теперь генуэзец.

— Более того, ты в следующий раз за те товары, что я тебе предложу, выложишь всё золото и серебро, и ещё и должен мне останешься.

— Прямо не терпится мне осени дождаться. Чувствую, Господь не просто так меня с тобой свёл, Андрей Юрьевич, если ты не умрёшь в ближайшем будущем, я стану богатым человеком.

— Это ты про хана Узбека? Есть новости?

— Нет, но это про него. Думаю, весной они придут тебя наказывать князь, — вполне серьёзно проговорил грек, вроде, как и не улыбался только что.

— Шерсть. «Пошел за шерстью — вернулся стриженным». Пословица такая есть. Не переживай, Агафон, вези, всё заказанное. Это же весной будет, а ты раньше приплывёшь — осенью. И весной привози. Здесь будет мой человек с соболями и товаром для тебя. Тебя же золотоордынцы не тронут.

— Нет. Нас они не трогают. Я приеду и постараюсь много привезти. Не всё. Часового мастера за несколько месяцев не найти.

— Когда привезёшь, тогда и получишь награду, ничего не изменится.

Событие сорок седьмое

Ignorantia non est argumentum

Незнание — не довод .

Передачу мягкой рухляди баскакам Андрей Юрьевич обставил эпически. Он не пожалел двух шкурок куницы и пять беличьих, из которых одна была именно белой, всё же векши альбиносы существуют, из тех, что ему выделили Галицкие бояре, и купил у Агафона приличный кусок парчи. День был солнечный и золотые нити аж горели в его лучах.

Сотня владимирских дружинников выстроилась в три ряда справа на площади перед замком, а сотня галицких гридней слева также в три ряда. Из-за этого смотрелось это довольно грозно. Всё же это не ополченцы с вилами или пусть даже топорами, а закованные в кольчуги и брони воины с копьями, щитами и мечами у пояса. Стояли воины рядами и оттого казалось, что их больше. С третьей стороны Андрей Юрьевич построил бояр и городскую купеческую старшину, которой дал команду одеть самые дорогие и яркие одежды. На солнце шелка и парча переливались всеми цветами радуги, а на шапках бояр и их оружии поблёскивали самоцветы. Жаль кабошоны, а то бы и зайчики пускали аметисты всякие с рубинами и изумрудами.

Словом, смотрелась эта буква «П» дорого — богато. А в открытом перешейке стояли пять возов с горами мешков. И перед ними на земле был постелен кусок той самой золотой парчи. Не в грязь бросили, грязи нет, весна стоит на дворе, но всю влагу из почвы давно высушило. И дождей нет. Наверное, для урожаев будущих это не очень хорошо. Бросили материю на сухую землю, но всё одно дорогущая материя смотрелась на ней дико. Как в фильме «Жестокий романс», где Михалков — Паратов шубу в грязь кидает, чтобы туфельки барышня Лариса не испачкала.

Баскаков не всех позвали, так-то их почти три десятка, но это охранники или воины, при этом одеты так себе, и вооружены только копьями и луками, а привели только троих, того, что в толстом халате, крытом шёлком синим, и двух его помощников, тоже пузатых. Привели, поставили перед куском парчи, и Андрей Юрьевич им речь сказал.

— Смотрите, дорогие гости, какие подарки я с вами отправляю Великому хану над всеми ханами — Узбеку. Оцените, как стыдно мне, что не платили мы несколько лет дань, теперь же вернём всё с торицей. На этих пяти возах мешки с соболями и прочими дорогими мехами. На каждом возу сорок мешков и в каждом мешке сорок шкурок. Сорок сороков на каждом возу, а возов, как видите, пять. Если все эти меха продать, то два моих княжества купить можно. Смотрите же гости дорогие и не говорите, что не видели, — Виноградов подошёл к средней телеге и стащил сверху мешок, вынул из-за пояса кинжал и перерезал прочную верёвку, скрепленную восковой печатью, — смотрите?

Андрей Юрьевич перевернул мешок и на парчу высыпалось сорок чёрно-коричневых собольих шкурок. Меха падали и играли отблесками в лучах солнца. Высыпав последнюю шкурку, Виноградов поднял её и протянул Каюку.

— Узри баскак, какое качество меха. Настоящий зимний соболь.

Баскак со знанием дела помял в пальцах мех и довольный расплылся в улыбке.

— Смотри же Каюк, что во всех мешках меха не хуже, — профессор достал с другой телеги верхний мешок, опять перерезал верёвку и достал из неё шкурку куницы, а следом белую с чёрным кончиком на хвосте — горностая, — Вот какие ценные меха я отправляю хану Узбеку. Всё мешки опечатаны моей личной печатью. Сейчас и эти назад запечатают. Я надеюсь, Каюк, что ты все пять телег довезёшь до Сарай-Берке, и что на них по-прежнему будет на каждой по сорок мешков мягкой рухляди, а в каждом мешке будет сорок шкурок. Надеюсь, ни что не сможет помешать тебе доставить эту дань, и порадовать хана Золотой орды великого Узбека.

— Я доставлю, коназ. Это действительно хорошая дань. Но это твой долг. В следующем году я приеду за данью этого года. Собери достойную дань. Хан будет рад и таким каменьям, которые сверкают на шапках твоих ближников, — показал коричневые зубы баскак.

Ну, а чего для того и выставил бояр, чтобы сверкали и аппетит разжигали в бусурманах.

— Конечно. В следующем году, я встречу хана Узбека каменьями. Забирайте же возы и отправляйтесь. И не потопите это богатство в реках. Вам же несколько пересекать. Отправляйтесь сегодня же, чтобы до осенних дождей, которые испортят меха, вы успели добраться до Сарай-Берке. С богом… А… Аллах вам в помощь.

— Велик Аллах.

Событие сорок восьмое

In hoc signo vinces

Под этим знаменем ты победишь; Сим победиши, этим победиши

Назад добирались, обгоняя десятки и десятки возов, что пошли в сторону Владимира из Галицкого княжества. Закрутилось колесо прогресса. Везли возчики бочки с нефтью, везли подводы с серой, везли крицы железа. Были и возы со свиным железом или плохеньким чугуном. Радовала цепочка возов с озокеритом, которую обогнали на второй день пути. А утром следующего дня догнали и обогнали семь возов с белой каолиновой глиной. Пока не видно было сфалерита, но это может и понятно, цинковая руда горами не лежит на земле, её нужно вырубать в шахтах, очищать от примесей пустой породы. Ничего, латунь нужна, но это не самый важный элемент в планах Андрея Юрьевича.

Напрягало немного то, что за всё это нужно будет потом платить. Цену бояре сначала выкатили в гривнах и для вида Андрей Юрьевич с ней согласился, хотя отлично понимал, что на всякий случай местные олигархи её раза эдак в два завысили, при этом на постных рожах изображая, что отдают только ради князя, ниже, так сказать, себестоимости. Как же, князю это нужно для войны с погаными, чего мы не русские люди, чи шо? Русские, но если есть возможность выиграть войну и при этом навариться, то сам бог велел так поступить.

— А если, я тебе, боярин, не десять гривен и пять ногат отдам, а меч из синего харалужного железа? — как бы очень сомневаясь в равноценности сделки и в то же время понимая, что гривен мало, предлагал князь, когда по рукам уже ударили.

— Меч⁈ — ну и хотел бы боярин Роман Судиславич удивление и радость скрыть, даже отвернулся, чтобы оскала заметно не было, но пятуха-то дал. Голос подвёл.

— Синий харалуг, — вздыхает горестно князь Владимирский. — Эх, нет серебра, ни за что бы иначе не отдал.