Андрей Кончаловский. Никто не знает... - Страница 16
31
какая-нибудь девушка…
Тяжело мать восприняла планы сына покинуть страну. В ее переживаниях было и много
вины за собственный давний отрыв от родных мест. Мать долго спорила с сыном, плакала. Но
после премьеры «Сибириады» согласилась с тем, что сын прав: «Я не должна тебя осуждать,
ведь я сама когда-то вот так же уехала…»
В зрелые годы и в старости она изо всех сил пыталась удержать от распада семейное
целое. С терпеливым вниманием принимала, например, на Николиной Горе невесток, а вслед за
ними и возлюбленных старшего сына, стараясь сохранить равновесие традиционных
взаимоотношений. «К маме было настоящее паломничество, — рассказывает Андрей, — она
умела давать людям положительные заряды. Многие мои женщины навсегда оставались ее
верными друзьями. К счастью, с возрастом в ней прошла суриковская нетерпимость. У бабушки
еще была категоричность: только черное или белое, никаких полутонов. Мама ко всему
относилась примирительно».
Те, кто видел и знал Наталью Петровну в эти годы, вспоминают ее смех, заполнявший
пространство большого дома… Вспоминают, как она обожала своих детей… Казалось, со
старшим сыном она была особенно близка. В отличие от младшего, веселого, неунывающего,
старший называл себя «меланхоли беби».
Тогда Наталье Петровне было уже за семьдесят. Несмотря на ее усилия удержать
домашнее равновесие, оно неотвратимо уходило из семьи с убегающими годами жизни Наташи
Большой.
Актриса Елена Коренева, вспоминая свои встречи с Натальей Петровной, время,
проведенное на Николиной Горе, полагает, что красота семейства Михалковых-Кончаловских
нелегко далась ее создателям. Актриса видела, как беззаветно любит свою мать ее старший, как
хранит благословленные ею иконки, ее фотографии, как переживает ее старость. И вместе с тем
— сопротивляется ее силе, освобождается от ее власти, чтобы быть не просто сыном, но
мужчиной. «Будучи на десять лет старше своего мужа и с какого-то времени живя отдельной от
него жизнью, Наталья Петровна смотрела на него глазами мудрости и терпения».
Юная Елена прибилась к матери своего возлюбленного Андрея, тогда уже женатого на
француженке Вивиан Годэ, как к крепкой пристани и училась у нее. Училась, например, быть
сильной в одиночестве. Здесь самое главное, утверждала Наталья Кончаловская, чтобы было
интересно с самой собой, и тогда уже ничего не страшно.
4
А гораздо ранее, в середине 1960-х, в семью Михалковых-Кончаловских войдет
начинающая актриса Наталья Аринбасарова, вторая жена Андрея. Через полвека она подготовит
с помощью своей дочери (правда, уже от второго брака) Екатерины Двигубской мемуары — в
том числе и об этом периоде жизни.
Как казалось тогда Наталье, они очень быстро подружились с матерью ее мужа.
Аринбасарова получила прозвание — Наташа Маленькая, чтобы отличаться от Наташи
Большой…
Для Маленькой образ обители Кончаловских складывался из традиционных
составляющих: «аромата свежего кофе», «поджаренного хлеба», «щебетанья канареек» и т. д.
Именно так встречало ее каждое утро. Она попала в налаженный, как бы дореволюционный
усадебный уклад, далекий от советского быта, в котором совсем недавно жила.
Супруг освободил юную жену от домашних забот и приобщил к самообразованию. Она
должна была много читать, изучать французский язык под присмотром педагога, получившей
образование в Сорбонне.
Уже в конце 1990-х в одном из многочисленных с ним интервью Андрей говорил, что
женщинам, с которыми у него были романтические отношения, он многое давал. Надо сказать,
что то же можно услышать и от них самих. «По мере моего внутреннего роста, зрелости,
расширения кругозора и опыта мне всегда хотелось дать тем, кого люблю, максимум того, что
имею, что знаю… И мои женщины, как правило, всегда открыты для принятия каких-то идей —
то ли это музыка, то ли поэзия, то ли природа……Аюбовь и значит — давать все это.
Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»
32
Любовь — это же не секс. Это — взаимоотношения…» Возможно, и в этих свойствах
Андрея откликается материнская натура.
Наташа Маленькая родила Наташе Большой первого внука, которого та назвала в честь
Георгия Победоносца.
В унисон всем тем, кто знал Наталью Петровну, Аринбасарова обращает внимание на ее
любовь к жизни, на умение жить. Те же черты видела в свекрови и вторая жена ее младшего
сына Татьяна Михалкова.
«С семи утра в ее кабинете уже стучала пишущая машинка — она работала. Она уважала
все, что было сделано своими руками, поэтому обвязывала внуков, шила одежду — вплоть до
пальто. Я, когда вошла в дом девчонкой с подиума, ничего не умела. Она меня учила… Андрон
всегда удивлялся: зачем вам все это надо?.. Кстати, делала мама и кончаловку — это водка,
настоянная на смородине. Она производила ее целыми бутылями. И всегда графины с
кончаловкой стояли на столе. С нее пошла традиция настаивать водку именно так, а также
умение варить варенья-пятиминутки…
В доме, в котором она всех собирала, был дух дома. Все усаживались за стол под
абажуром, который она сделала тоже своими руками — такой оранжевый, с висюльками, а
внутри сетка. Я помню его все годы, что в семье… Так вот, когда собирались, читали вслух
Чехова, Толстого, Платонова. За долгими чаепитиями и Никита, и Андрон часто читали свои
сценарии. Кипел самовар, растопленный шишками… У наших детей, когда они маленькими
были, даже обязанность такая была — шишки для этого самовара собирать. Сейчас, конечно,
изменились жизнь и ритм, дети выросли, у взрослых свои занятия, поэтому собираемся редко
— только в выходные или же по большим событиям…»
…Андрей, покидая Россию, настойчиво убеждал мать в необходимости и неотвратимости
этого шага. В то же время родина для него сосредоточилась в иконке Андрея Первозванного.
Образ принадлежал еще Василию Сурикову. Кончаловскому иконку передала мать, поместив в
черный кожаный чехольчик, сшитый ею самой. Образ оставался при сыне во время дальних
дорог. Напутствуя, мать вручила ему и молитвослов со своей фотографией. От этих вещей, по
признанию Андрея, исходила «неведомая энергетическая сила», много дававшая ему, особенно
в трудные минуты жизни.
Наталья Петровна была «глубоко верующей, — говорит Татьяна Михалкова, — а вера
тогда не приветствовалась, тем более при положении Сергея Владимировича». Невестка
вспоминает иконостас, превращенный из шкафчика карельской березы. Там всегда лампадка
горела. У Натальи Петровны «не было икон дорогих и старинных, иногда даже картонные».
Когда я обращаюсь к романам моего героя, к образам женщин, бывших его супругами,
меня не оставляет уверенность в том, что едва ли не для каждой из них мерилом ее, так сказать,
женского качества, с точки зрения Андрея, всегда была мать, Наталья Петровна
Кончаловская, — с ее образованностью, знанием языков, богатой наследственной традицией, с
ее творческой энергией и в то же время с ее чувственностью, а может быть, и страстностью,
вовсе не отменявшей приверженность семье, домашнему хозяйству, куда она погружалась с тем
же живым интересом, с каким занималась литературным творчеством. А из совокупности этих
черт слагалось то, что он подсознательно чувствовал и искал как материнскую защиту, оберег от
бед, надеясь, по словам поэта, спрятаться в мягкое, женское. Как бы там ни было, но и по его
собственным признаниям, и по сторонним наблюдениям, женщину он искал всякий раз, когда
нуждался в энергетической подпитке, когда чувствовал предел жизненных (или творческих)
сил. Может быть, через каждую новую его подругу и поступала и в тело, и в душу энергия